23-24 июня в Валенсии прошел финал Формулы-1. Президент Российского сигарного союза Андрей Лоскутов вел путевые заметки.
Москва. Увы, прямо перед самым вылетом снялись несколько сигарных участников – из Питера и Екатеринбурга. Я-то набрал сигар, чтобы покурить с коллегами неспешно – так, как обычно не удается в Москве.
Формула-1 нечужда сигарам. Доминиканская Fittipaldi Emmo 500 названа в честь двукратного чемпиона Формулы-1 бразильца Эмерсона Фитипальди. Любит сигары и Микаэль Шумахер: «мой любимый способ релаксации — бокал красного вина и сигара», — говорит он. Да и сами болиды так часто сравнивали с сигарами, что в некоторых спортивных изданиях эта метафора попала под запрет – как патентованный штамп.
Перелет. Проходим в Боинг Air France. И сразу — пресловутая европейская политкорректность: салон бизнес-класса практически тот же, что эконом. Даже кресла три – только на среднем установлен столик. Быть богатым в Европе не модно. Если уж так получилось, что деньги у тебя есть, то надо как-то так снивелировать, чтобы ты платил, как хочешь, но получал, как все. Знакомый американец заметил: вы, европейцы, сходите с умы со своим эгалите, скоро придете к нам за очередным планом Маршалла.
Впрочем, отличие все-таки есть. Стюардесса предложила шампанское. И тут же, открывая, пролила полбутылки. Хорошо начинается путешествие, француженка искупала в шампанском.
Париж, аэропорт. Говорят, что аэропорт Шаль де Голль – самый бестолковый в Европе. Разобраться в нем, действительно, не просто. Терминал от терминала не далеко, а настолько далеко, что, выйдя из самолета, нужно пройти километр-два, а потом еще проехать на поезде, чтобы оказаться у места выдачи багажа или выхода в город.
Париж. Стыковка на четыре часа. Я решаю съездить в Париж, в ЮНЕСКО, представить идею, которую мы обсудили на президиуме Российского сигарного союза и МСК, — учреждение Международного дня табака. Приземлившись, звоню сотруднику ЮНЕСКО (с ним я за неделю до вылета начал обсуждать возможность встречи): объясняю, что на доезд в самый центр Парижа времени может не хватить, и он благосклонно соглашается выехать ко мне. Мы сели в ресторане в Сен-Дени. Под вывеской Dounia — Дуня, мне пояснили, это популярное у арабов имя. А еще – Надя. Сен-Дени – район преимущественно арабский. Здесь не следует появляться в одиночку, особенно когда стемнеет. В 2005 году здесь бушевала арабская молодежь. Министр МВД Саркози проявил жесткость и стал президентом. Спустя семь лет французы предпочли более мягкого Олланда. Хорошего понемногу.
Завтрак с ЮНЕСКО проходил «в дружественной обстановке». Переводя с дипломатического на русский, – никак. Мне долго объясняли, что введение Дня табака не политкорректно, что в сегодняшней Франции, где социалисты победили только потому, что вошли в блок с зелеными, учреждение такого дня – фантастика. Я заметил, что все это хорошо известно и что, чтобы еще раз это услышать, вряд ли стоило лететь в Париж, а я-то как раз рассчитывал на уникальный опыт ЮНЕСКО как наднациональной организации, которая поддерживает сохранение культурного наследия, к которому, несомненно, следует отнести и табак. «А сколько стран в мире производят сигары?» Примерно тридцать. «Тридцать? То есть почти шестая часть постоянных членов ЮНЕСКО? Знаете, мсье Лоскутов, вы могли бы поступить примерно так. Только без ссылки на мое имя, ведь наша встреча носит неофициальный характер».
И мне предложили исходить из того, что табак, вернее, сигара, является частью нематериального культурного наследия человечества. Три национальные комиссии ЮНЕСКО – например, кубинская, мексиканская, русская, — могли бы выступить с инициативой введения Международного дня сигары. Именно сигары, — заговорщицки подмигнул мне собеседник, — ведь именно сигара часть культурного наследия; если же вы хотите говорить о Всемирном дне курильщика, то это не наша компетенция.
После того как я сказал, что за завтрак плачу я, мой собеседник предложил подвезти меня в аэропорт. По пути расспрашивал о наших национальных антитабачных инициативах и удивлялся тому, что Россия идет в фарватере общеевропейской политики. Я хотел сказать, что законы у нас могут быть похожи, но очень разнится законопочетание. Хотел сказать, но не сказал. Приятно почувствовать себя европейцем.
Перелет. Пиренеи с высоты казались искусственными, как горы в Диснейленде, словно бы были сделаны из «Макрофлекса».
Валенсия. В Париже я стучал зубами – было по-московски холодно. В Валенсии – за тридцать. Наконец-то лето. Хоть и чужое, но все же лето.
Встречает автомобиль с немецкими номерами – минибас с затемненными окнами и с символикой команды, за которую выступают испанские гонщики. На светофорах прохожие заглядывают в окна. «Они думают, что в машине Алонсо», — поясняет водитель.
Фернандо Алонсо местный кумир. Несколько лет назад он уже выигрывал гран-при, теперь все хотят повторения. Центр города частично перекрыт – готовят трассу, но наш минибас охрана пропускает, тоже заглядывая в окна.
К месту соревнований еду на лодке – по морю (потому что центр перекрыт?). Море удивительно чистое – рыб, резвившихся на глубине, я поначалу принял за мусор. С аккредитацией выдают флэшку – на нее можно скачать фотографии, которые будут делать профессиональные фотографы (фото отбираешь сам – с трех мониторов в зале). Выдают и беруши – болиды шумнее самолета на рулёжке. А если болидов несколько… (к счастью, они проносятся мимо очень быстро). Я видел, как во время старта малыш, испугавшись, шарахнулся в сторону и ударился о трибуну. К нему кинулись зрители, но два медика их опередили. Вообще, ощущение очень качественной организации – не похоже на испанцев: все четко, грамотно, профессионально. И красиво – экипировка, машины и даже инструменты (гаечные ключи и пр.) – все ярко и празднично. Сказка для взрослых.
Я в лаунже команды, за которую выступают испанцы. Сама конюшня прямо под нами. В ложу купить билет можно, а для прохода в конюшню – нельзя. Но некоторых (в т.ч. и меня) пропускают: по специальной электронной карте, которую потом сразу отбирают. В конюшне человек двадцать, все при деле – на нас даже не поднимают глаз. И всё в ало-красной гамме – красные болиды, красные комбинезоны. Только колеса черные – они в чехлах, подключенных к розеткам. Это грелки: колесо перед стартом должно иметь влажность 65 процентов (как в хьюмидоре) и температуру не ниже 80 градусов. Замена колес занимает 3-4 секунды. Решив снять такую замену, еще только включал камеру, а машина уже рванула на новый круг.
Первый день – квалификация. Алонсо всего лишь шестой. Второй день – гонка, 57 кругов. Трасса, как объясняли, сложная – с минимумом возможностей для обгона. И все же Алонсо сделал эти шесть обгонов. Каждый из них встречался громом – оваций и криков.
Не думал, что Формула-1 так захватывающа.
Сигар, кстати, здесь уже нет. Вернее – пожалуйста, кури. Курилка метров за 150 от ложи. Но как-то не особенно хочется, когда на солнце +45, а в тени +38.
О курении. Только на улице. Правда, на улице — везде: за ресторанным столиком, у бассейна, на балконе гостиничного номера. Только в аэропортах – оборудованные комнаты. В Парижском (сектор Е2) стеклянные стены «раскурочной» расписаны стволами белых березок, чтоб детишки не особенно могли разглядеть, что там делают взрослые. В дьюти фри французского аэропорта я зашел в хьюмидорную комнату. Гигрометр показывал 53%, термометр – 28,4 градуса. Кажется, у вас что-то сломалось, – осторожно сказал продавцу. «О нет, мсье, все нормально», — уверенно ответила девушка, глядя на меня своими карими глазами. Взгляд был также уверенным, ни капли сомнений. Вы продаете некачественный товар, — сказал я без улыбки. – Температура не должна превышать 22 градуса, а влажность – 65 процентов. Она запнулась всего на полсекунды: «Да, мсье, вы правы. У нас что-то сломалось. Но мы уже вызвали мастера». Покупать я ничего не стал.
Андрей Лоскутов
