В Сигарной гостиной – Александр Минкин, автор «Писем президенту» и внимательный читатель русской классики. В этот вечер мы решили говорить — под сигару «Евгений Онегин» — не о политике, а о литературных открытиях А. Минкина.
Владимир Вишневский: Александра Минкина я знаю давно. Мы познакомились там, где не могли разминуться – в «Московском комсомольце», где я возрастал, впервые напечатался. Александр Минкин – это не просто звезда российской журналистики. Репутация у него хорошая, ершистая, опасная. При этом не все обязаны знать, кроме нашего сверхпросвещённого Андрея Лоскутова, который в курсе литературных изысканий Александра Минкина (я тоже в какой-то мере с ними знаком), что опасный Минкин – автор книги «Нежная душа», что он искусствовед, театровед, литератор.
Вопрос: Я не понял, как книга Минкина называется — «Опасные связи»?
Владимир Вишневский: Нет. «Нежная душа». Опасные связи – это без кавычек. Опасные связи – конечно! Александр из тех людей, отношение к которым поляризует нас. Хочется, говоря о Минкине, завершить ассоциации стихами Блока:
Простим угрюмство (или брутальность – прим. Вишневского) – разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь – дитя добра и света,
Он весь – свободы торжество!
Александр Минкин: Спасибо. Попробую соответствовать всему этому.
Андрей Лоскутов: Да вы можете присесть, так удобнее.
Александр Минкин: Стоять мне комфортнее, чем сидеть. После некоторых приключений личного характера.
Вопрос: Каких приключений?
Александр Минкин: Ну, пожалуйста! Автокатастрофа. Там, где… в общем, на той свалке, куда оттащили оставшиеся куски машины, никто не верил, что что-то могло остаться живое…
Меня в анонсе вечера представители как журналиста, как автора «Писем президенту» — это клеймо мне надоело до смерти. Я сразу скажу, если вопросы будут по этому поводу, по этой теме – я готов отвечать, но мне это надоело ужасно. «Письма президенту» начались в 2004 году, и я, в отличие от Путина, закрыл этот проект, больше их не будет.
Вопрос: А вы с ним общаетесь?
Александр Минкин: Я понимаю, что вы пошутили. Ха-ха. Нет. Мы с ним разговаривали один на один два раза. Первый – в 2007 году, второй – года два-три назад, на следующий день после того, как турки сбили наш бомбардировщик. Я даже еще удивился, что в такой момент президент находит время для каких-то посторонних вопросов. Я даже не верил, что он появится. Я был уверен, что встреча отменится автоматически. Ну это, кстати, не первый случай, потому что в 2004-м был еще более шокирующий случай: 1 сентября захвачена школа в Беслане, 3 сентября штурм, в результате которого погибли сотни людей и детей – это была ужасная катастрофа, думаю, она до сих пор самая ужасная. А 6-го числа Путин встречался с «Валдайским клубом» — политологи и крупные журналисты со всего мира. И члены «Валдайского клуба» рассказывали, о чем там шла речь, но больше всего их удивило, что Путин не отменил встречу и что она продолжалась не 10 минут для протокола, а свыше двух часов.
Теперь что касается меня. Заметки публицистического характера мне перестали быть интересны. И однажды абсолютно случайно я решил написать что-то про «Вишневый сад»…
Вопрос: Знаете, как одна студентка изложила сюжет этой пьесы? Она сказала так: «Там все просто: приезжают, уезжают, приезжают, уезжают».
Александр Минкин: По поводу «Вишневого сада» и по поводу «Евгения Онегина» я приставал с вопросами к сотням разных людей – разных профессий, пола, возраста. И вот у одной девушки спрашиваю: «Ты читала Онегина?», она говорит — да, а потом — «А в чем там дело?». А я сказал: «А между кем и кем?» — так Гамлет отвечает Полонию, которого не считает порядочным человеком. Ну если бы я подозревал, что она может догадаться откуда цитата, – я бы ей так не сказал.
Значит, «Вишневый сад» начинается с того, что из Парижа после пятилетнего отсутствия возвращается хозяйка поместья – Раневская. Поместье разорено, заложено в банк. Назначены торги, потому что хозяева поместья – Раневская и ее брат Гаев – не могут даже проценты заплатить по ссуде. А каков он, этот заложенный в банк вишневый сад? Когда я начал писать в газету заметку, я прямо с этого и начал. Обычно говорят: «Гектар, два», некоторые говорят: «Пять», богатые люди говорят «Десять».
Вопрос: В смысле — каков размер сада?
Александр Минкин: Да. Я не буду интриговать и не буду вас провоцировать на ошибки – ответ я вам сообщаю: 1100 гектаров. Площадь всего поместья не знаю, но вишневый сад и кусок по берегу – 1100 гектаров. Когда Лопатин говорит: вот есть мой план, спасительный – вишневый сад надо нарезать на участки и сдать в аренду под дачи. И дальше: вы будете брать с дачников минимум 25 рублей за десятину и у вас будет в год 25000 верного дохода. Если 25 рублей за одну десятину, а ты получаешь 25 тысяч – это тысяча десятин. Открываем энциклопедию: одна десятина – одна целая и одна десятая гектара. Тысяча десятин – тысяча сто гектаров. Все! Это фантастическое по своему значению обстоятельство, потому что все, кто здесь сидит, имеет представление о наших дачных участках. Если шесть соток – то у тебя забор в пяти метрах от окна. А если ты богатый или внук советского академика – то у тебя гектар и у тебя забор в сорока метрах от окна…
Вопрос: Александр жил в поселке Академии наук и там действительно у академиков – гектар…
Александр Минкин: Именно так. У Раневских — 1100 га. Во всех школьных учебниках вечный вопрос: «А почему они этого не сделали?» Лопахин им предлагает, предлагает – они не делают, не делают, не делают. И в школьных учебниках, и наши учителя и 50 лет назад, и сейчас говорят одно и тоже: «Они отживающий класс». Дворяне, уходящий класс, деградировали, а Лопахин – нарождающийся капитализм, и так далее. Ничего подобного. Дело не в этом. А дело именно в том, что если у тебя тысяча сто гектаров, а это, подчеркиваю, не все поместье, потому что к поместью еще лес и пруд полагаются. Так вот, если у тебя тысяча сто гектаров, то все до горизонта твое, все, что ты видишь. Это, если одним словом, — Родина. И тогда становится понятно, что Лопахин предлагает: Родину продать. И сделать воронью слободку – эти таун-хаусы… Вместо простора под окнами у них появится тысяча домиков, тысяча семей с визжащими детьми, с няньками, собачками.
Сначала я до смерти испугался, то есть сначала я возликовал, что я это увидел.Потом, я испугался, что здесь что-то не так, не может быть, чтобы этого никто не видел. Пьесе больше ста лет. Её ставили десятки тысяч раз: от Америки до Китая, Японии. Между прочим, Чехов, чьи пьесы кажутся скучными, — второй в мире по числу постановок после…
Вопрос: …после Шекспира?
Александр Минкин: …после Шекспира. Это потрясающе и удивительно, на втором месте должен был бы быть еще какой-нибудь англоязычный драматург — Бернард Шоу или Гарольд Пинтор.
Я начал бояться, что кто-нибудь меня опередит. Открытие то сделано, но пока оно не опубликовано в любую секунду может появиться чья-то статья – все, спасибо, до свиданья. Это как с телефоном, кто-то там его изобрел может быть раньше, а кто-то быстрее запатентовал. И вдруг я узнаю, что Някрошюс, гениальный литовский режиссер, ставит «Вишневый сад», и что вот уже через неделю премьера в театральном центре на Страстном, спектакль идет шесть часов, и наши актеры там играют: Евгений Миронов, Людмила Максакова. Я, можно сказать, заболел: лежал на диване и стонал, что если Някрошюс это в пьесе увидел. И вот на подгибающихся ногах иду в театральный центр на Страстном смотреть «Вишневый сад». К концу первого акта я понял, что опасность миновала. На всякий случай, посмотрел второй. После второго ушел, а там еще два акта было. Ну, шесть часов – это много. Вот такая история с «Вишневым садом». Если среди вас есть бизнесмены, то я еще одну деталь. Есть тут бизнесмены?
Слушатели: Есть, есть. Можно рассказывать. Они поймут, посчитают сразу.
Александр Минкин: Там еще один замечательный момент, тоже никогда никем не увиденный, а именно: торги с аукциона. В день торгов Раневская ждет и трясется, потому что на торги поехал её брат Гаев и поехал Лопахин. Зачем едет Гаев – это наша типичная, даже не глупость – это какое-то человеческое устройство. Ты знаешь, что бесполезно, и все-таки это делаешь. У Гаева денег всего, по-моему, пятнадцать тысяч – это немалые деньги тогда, их прислала бабушка какая-то там саратовская. Но этих денег не хватит даже на то, чтобы заплатить проценты по долгу… И вот Лопахин возвращается. Раневская его спрашивает. Потрясающая сцена! Лопахина играл Владимир Высоцкий, Раневскую – Алла Демидова. «Кто купил?». И он говорит: «Я купил». И начинает рассказывать, не думая о том, как его воспринимают. Как мы рассказываем про свою удачу, не замечая, что человек только и ждет, когда же ты закончишь. И вот он начинает подробности рассказывать: я приехал, а там уже богач – Делиганов. И, кстати, еще раньше, на целое действие раньше, Лопахин говорил: господа, учтите, на торги собирается сам Делиганов. Это, видимо, типа Абрамовича или Дерипаска, то есть круто. Лопахин говорит: мы приехали, а там уже Делиганов, и он сразу надавал сверх долга двадцать тысяч; я даю тридцать, он – тридцать пять, я – сорок пять. И Лопахин поясняет: он по пяти добавляет, а я по десяти, ну, кончилось – сверх долга я надавал девяносто тысяч, вишневый сад – мой. Чтобы было понятно, девяносто тысяч – это на сегодняшние деньги порядка двадцати миллионов евро. Под Москвой есть Мелихово – усадьба-музей Чехова, где написана «Чайка». Вот эта усадьба…
Слушатели: Семь лет он там жил…
Александр Минкин: Большая, там можно гулять, много построек. Эту усадьбу он купил за двенадцать тысяч рублей. В то самое время, когда Лопахин девяносто тысяч дал сверх долга. Руки у меня затряслись. Это ночь уже. Я звоню знакомому юристу – гениальный человек, безумной храбрости, Великую Отечественную войну прошел танкистом, остался жив – это большая редкость, чтоб танкист остался жив. Я ему звоню и говорю: «Вот скажите, пожалуйста, если имущество заложено, и человек не может выкупить, оно выставляется на торги, и на торгах, дают больше, чем сумма долга с процентами, деньги-то кому лишние вот эти все? Хозяевам, которые заложили?» — «Конечно! И тогда, в 1900-м, так было, и сейчас, и кодекс Наполеона, и Римское право – это не изменяется уже две тысячи лет, как минимум. Все, что заплачено сверх долга с процентами забирает закладчик». Таким образом, 90 тысяч достаются Раневской, хозяйке имения. Боже ты мой! Мужик подарил. Он в нее влюблен! Он ей подарил огромные деньги. Он их подарил невероятно деликатно, потому что есть еще один эпизод, когда богатый купец делает шикарный жест. Это Рогожин, который припёрся к Настасье Филипповне, у него в газету завернуто и шпагатом перевязано 100 тысяч рублей, он ей их дает и говорит: и со мной в кровать, пожалуйста. Этот роман называется «Идиот». И она бросает в камин, в пылающий камин, потому что деньги-то гигантские, но ситуация оскорбительная до ужаса: он ее просто, как проститутку, причем на глазах у всех, покупает. И она бросает деньги в камин. Лопахин сделал иначе.
Вопрос: Обычно люди, занимающиеся литературой, приходят от литературы к публицистике, Пушкин этой дорогой прошел, Гете. То есть, сначала большая литература, потом публицистика. У вас наоборот: сначала публицистика-публицистика-публицистика, а потом беллетристика, потом литература. Почему у Вас так — в обратную сторону?
Александр Минкин: Не знаю, это судьба какая-то несчастная. Кончил школу, пошел работать, рабочий там-сям, потом десять лет в цеху. Когда что-то писал для себя, никогда не было в голове, что это можно опубликовать. Зато я в театр ходил очень много. Когда я был рабочим во вредном цеху, специально поставился в ночные смены, чтобы днем ходить на репетиции к Эфросу или к Любимову, на Бронную или на Таганку. Я сотни, сотни репетиций увидел. Это невероятно интересно! Иногда это даже интереснее, чем конечный результат, просто потрясающе. Вот, скажем, ставят «Отелло». Яковлева такая гениальная, молодая, изумительная актриса была, я даже не знаю, кто тогда был номер один, она или Доронина. Вот, играет Дездемону, и ты видишь, как режиссер объясняет актерам, что в этот момент делать и какие должны быть интонации. А когда они не понимают, он выходит на сцену и показывает, как это сделать. И ты думаешь: «Ну вот же он уже показал, ну, сделай!» Не могут. И на самом деле это очень трудно. Или вот актеру Дурову, говорит режиссер Эфрос: «Ты когда это произносишь, пожалуйста, ходи вокруг стола». А Дуров говорит: «Анатолий Васильевич, мне это неудобно». Эфрос: «Лева, ты знаменитый актер, ты очень знаменитый! Но пойми, ты знаменитый, потому что я уже долгие годы поливаю тебя своей любовью».
Вопрос: И он пошел вокруг стола, Дуров?
Александр Минкин: Пошел, пошел. С ненавистью пошел…
Вопрос: Итак, днем Вы ходили на репетиции, а ночью работали в цеху на вредном производстве. А сейчас вы читаете Пушкина, Чехова — ночью или днем?
Александр Минкин: Я был несчастный человек, с самого детства я ненавидел вставать рано и тем более, это самый ад, вставать по будильнику. В школьные годы часто, когда звенел будильник, я думал «нет, я не могу», и оставался дома. Вызывал врача, и когда врач приходил, говорил: «Доктор, а у меня вчера было 39!»
Вопрос: То есть, врали, да?
Александр Минкин: Врал. И доктор, ему же надо много обойти, даёт справку на три дня. Когда я стал журналистом, я стал счастливым человеком именно потому, что вот с тех пор мне не надо вставать по будильнику.
Вопрос: Читаете, стало быть, по ночам?
Александр Минкин: Когда попало. Вот сегодня никуда не ходил, первый выход – к вам. А сначала на огороде смотрел, как тыква взошла, редиска взошла. Это огромное удовольствие! Одуванчики пооборвал.
Вопрос: Вы на бумаге читаете или на электронных носителях?
Александр Минкин: Нет, на бумаге, за исключением каких-то оперативных вещей, которые в интернете есть, а на бумаге нет.
Вопрос: А что вы сегодня читали? Ну или вчера?
Александр Минкин: Я не кокетничаю. Это Плиний-младший, письма. Очень интересно. Невероятно интересно. А еще сегодня писал заметку маленькую. Но это печальные обстоятельства, я даже выпью сейчас по этому поводу. И всем предлагаю почтить память.
Вопрос: Кого?
Александр Минкин: Сегодня утром умер великий человек, который снял великий фильм «Комиссар». Сегодня утром мне позвонила его вдова. Ну, когда она позвонила, я сказал: «О, привет!» Она сказала: «Саша умер». Александр Яковлевич Аскольдов, создатель фильма «Комиссар», умер сегодня утром в Швеции, в больнице. Я, об этом узнав, сразу зашел в Википедию и внес правку, отредактировал страницу Аскольдова.
«Комиссар» — это гражданская война, это фильм, который больше 20-ти лет лежал на полке. Нет, я неправильно сказал. Фильм по приказу начальства был уничтожен. А Аскольдов, узнав, что есть такое распоряжение, украл копии. И коробки у него лежали под кроватью много лет, до перестройки, до пятого съезда Союза кинематографистов. Украли! И спрятали под кровать. И никто не сдал, никто не настучал. А то пришли бы и забрали. Ведь как сохранился роман Гроссмана «Жизнь и судьба»? КГБ изъял все копии, изъял даже ленту из пишущей машинки! Гроссман скоротечным раком заболел и помер. А потом какой-то КГБэшник, собравшись бежать на запад, отмикрофильмировал и упер. Я разговаривал со швейцарским издателем, который напечатал этот роман в Швейцарии на русском языке. И он сказал: «Я зрение потерял на этом, пока читал».
Вопрос: То есть предатель спас роман?
Александр Минкин: Ну, да… Вот куда-то меня занесло не туда. К Аскольдову. Почему? Его судьба в этом смысле уникальна. Много фильмов ложилось на полку. Лежала на полке «Проверка на дорогах» Германа, гениальная совершенно «Ася Клячина, которая любила, да не вышла замуж». Лучший фильм Андрона Кончаловского, лучший! И тоже много-много лет. Еще чего-то лежало. Но оно лежало, а этот приказано было уничтожить! «Рублева» Тарковского тормознули, но давали снимать. Герману «Проверку на дорогах» тормознули, но снимать давали.
Вопрос: А что Аскольдов все это время делал, под 90 ему, должно быть?
Александр Минкин: Ему через три недели было бы 86.
Вопрос: Он чем жил это время?
Александр Минкин: Я боюсь ошибиться и сказать, чем он жил с того момента, когда «Комиссар» был сделан. Как-то перебивался. А потом, когда «Комиссар» был показан, в 1987 или 1988 году, успех был беспредельный. Бесчисленные призы. А Нонна Мордюкова за роль комиссарши в британской киноэнциклопедии в десятке величайших актрис мира. А Шукшин там как сыграл! А Ролан Быков как сыграл!
Нам есть — и что читать, и что смотреть, и что курить. Сигару забираю с собой, так как заговорился с вами, а сигара требует внимания. Тем более такая — «Евгений Онегин».
Фоторепортаж Ульяны Селезневой
