Техника избаловала нас – нажал и тут же увидел, что у тебя получилось. А только талантливых фотографий и фильмов больше не стало. Потому что к технике кроме рук, глаз нужно что-то еще. В словаре об этом «что-то» сказано так – «выдающиеся врождённые качества, особые природные способности», а у Владимира Даля про слово «талант» сказано еще лучше – это «счастье, удача».
Он счастливый человек – Тофик Шахвердиев, один из самых замечательных наших режиссеров. Именно в его исполнении понимаешь фразу «талант – страшная сила». Он захочет, чтобы вы на его фильме плакали, – и вы будете плакать, хотя, быть может, в последний раз ревели в пятилетнем возрасте, когда отлупила мама. Захочет, чтобы вы счастливо улыбались, и непонятная волна – теплоты, нежности — накроет вас.
Таков Тофик Шахвердиев, снявший художественные и неигровые фильмы, получивший кинонаграды Италии, Франции, Югославии, Америки, Греции, Израйля, а также «Нику», «Золотой кентавр», «Золотой Пегас», «Флаэртиана», «Сталкер», «Золотой бубен» и др. Таков Тофик Шахвердиев, который пришел недавно в наш Московский сигарный клуб и которого мы представляем сегодня.
Андрей Лоскутов
У вас медальный профиль человека с Кавказа. Восточная фамилия. Русские фильмы. Кто Вы вообще такой – Тофик Шахвердиев?
Отец азербайджанец, мама русская. Отец погиб на Великой Отечественной войне. В Баку жить мне не довелось. Вырос в Таганроге. Самосознание русское. Внешность – не очень. А имя — так совсем.
Однажды на Красной площади подходит ко мне товарищ с десятью шапками-ушанками в руках и спрашивает по-инострански: — Spane? — No! – отвечаю.
Пытал-пытал меня, потом говорит уже по-русски: — А то я смотрю, есть в вашем лице что-то такое грузинское.
Как Вы пришли в кино?
Случайно. Сижу в рижском ресторане, ужинаю, никого не трогаю. Давно это было, в 70-тые. За столик подсаживается какой-то лохматый тип и заводит со мной душевный разговор. Я подумал, что педераст, оказалось — кинорежиссёр. А у нас в Таганроге, из сферы кинематографии, если кого и встретишь, так только киномеханика. Я заинтересовался. После этого мне попалась книжка «Язык кино». Поразился тому, что кино не такая уж хитрая штука. Я работал в Риге инженером на полупроводниковом заводе. И надо было такому случиться, что тогда же у меня состоялась нехорошая беседа с моим заводским начальником. Но не по поводу производства и не на территории предприятия, а в стороне и из-за дамы. В ходе нашей беседы у него сломалась челюсть и вылетели два зуба.
Через нсколько дней после этого стою я печальный на улице, вижу знакомого.
— Ты что делаешь? – спрашивает.
– Ничего.
– А где работаешь?
– Нигде.
— А я в Киев собираюсь. Через неделю там экзамены на отделении кинорежиссуры в театральном институте. Поехали вместе поступать?
На испытаниях мы что-то писали, отвечали на вопросы киномастеров. Меня приняли, а моего товарища нет. Лучше бы он поехал без меня.
То есть Вы немного еще и украинец получается?
Первые два года учёбы украинский язык смешил: вроде бы русский, но исковерканный, для смеха. Потом немного освоил язык, пропитался им и полюбил. Теперь вздрагиваю, когда русские актёры воспроизводят украинские слова: коверкают русский, полагая, что таким образом получается украинский. Не получается. Украинский язык красивый и самостоятельный. Плохих языков вообще не бывает, как не бывает плохих народов. Есть плохие слова и плохие люди.
У Вас больше неигровых — документальных лент. Этот жанр не предполагает большой свободы самовыражения для режиссёра в отличие от игрового кино. Такая несвобода Вам более интересна?
Интересно и то, и другое. И в игровом, и неигровом кино природа кино одна. Правда, инструменты и технологии используются разные. Игровое кино в первую очередь сочиняется за письменным столом, затем уже съёмка и монтаж. Неигровое кино продумывается и делается, в основном, в процессе съёмки и монтажа. Для старта нужна только общая идея и общее представление, нередко — весьма смутное. Живая жизнь причудлива. Нет заранее оговоренных мизансцен, нет заученных диалогов.
И ты вынужден находить сиюминутные решения по ходу дела. Настоящее неигровое кино всегда авторское.
В жизни Вы немногословный человек. И в своих фильмах – то же. Вы всегда делаете картины без авторского комментария?
Разве игровой, художественный, фильм нуждается в дикторском тексте? Он строится так, чтобы зритель был увлечён происходящим и получал необходимую информацию из этого происходящего. В документальном кино сложить рассказ без дикторских подпорок намного труднее, потому что имеешь дело не с заранее придуманным занимательным сюжетом, а с хаосом текущей жизни.
Как Вы считаете, – «выдающиеся врождённые качества, особые природные способности» – от Бога или есть какие-то составляющие элементы, обстоятельства?
Всё от Бога. Неясно только, откуда сам Бог.
Трудно быть талантливым в России?
В России трудности имеют мистический характер. У нас всё наоборот. И парламент наоборот, и законы, и социализм, и капитализм. Хотим, как лучше, получается, как у Черномырдина. Труднейшие вопросы иногда решаются фантастически просто, а простейшие трудно, часто решить их вообще невозможно.
После просмотра Ваших фильмов люди часто выходят из зала со слезами на глазах. Зачем Вы это делаете?
Показать, что человек – скотина, труда не составляет. Может, оно так и есть, спорить не буду. Но мой киноазарт направлен в обратную сторону. Мне всегда хочется найти смешное, трогательное и симпатичное в людях, даже если на самом деле они не совсем такие.
Самый лучший отзыв, который я слышал после просмотра: « Я так смеялась, так смеялась!.. А потом смотрю, я плачу!» Это очень приятно, когда на твоих фильмах зрители плачут. Плачут не от горя, а от ощущения счастья.
Кино может изменить жизнь к лучшему?
Не может.
Мир вообще можно спасти?
Спасти нельзя. А не губить можно.
Раньше мир спасали писатели. Теперь, в основном, те, кто делает кино.
Фотография и кино — самые доступные виды художественной деятельности. Не требуется ни большого ума, ни большого таланта. Обычно хватает того, что есть. Тем, кто снимает на пленку, работать куда легче, чем художнику или писателю. Нам не нужно кистью или словом изображать человека, наделять его характером, социальностью, достоверностью. Он уже есть, и все при нём. Человек перед нами живой и неподдельный. Смонтировать фильм – это так же просто, как написать повесть или роман: берёте слова и складываете их в нужном порядке. А в кино берёте отснятые кадры и звуки и — складываете.
ВГИК и курсы режиссёров знания дают, но научить снимать талантливо не могут. Они полезны тем, что там ты погружаешься в киношную атмосферу и она заряжает тебя.
Рассказать студентам, как делается фильм, — нетрудно, не намного сложней, чем объяснить езду на велосипеде. Садись, нажимай на педали и — вперёд! Поворачивай рулём и ни в коем случае не падай. А то больно будет.
Лучший способ научиться снимать кино – это начать снимать кино, снимать всё, что под руку попадется.
«Всё, что под руку попадётся» — но как это сделать не как попало, а талантливо?
Всё, что под руку попадётся – в том смысле, что не существует не интересных тем. Это не банальность, это проверено опытом. Везде, где есть хотя бы десять человек, можно найти материал и для комедии, и для трагедии. Но начинать надо с одного – с желания сделать что-нибудь хорошее.
Какими качествами должен обладать мастер?
Мастер должен уметь читать, писать и считать.
Ну, хорошо. Вот в руках камера. А перед камерой – реальность. Просто фиксируй и все?
Да: когда снимается не кино, а телерепортаж. Тогда камера и люди при ней являются ретрансляторами происходящего. Нет: когда делаешь кино. Тогда реальность для тебя ни что иное, как материал, глина. Эту реальность можно сминать, растягивать, разрывать, смешивать, сочетать, насыщать новым смыслом. В результате на экране проявляется не реальность, а твоё представление о ней. И люди, которые были рядом с тобой и видели то же самое, что и ты, на просмотре фильма бывают нередко поражены: – Это надо же! – говорят они, — А ведь снимали такую ерунду!
Я и сам каждый раз поражаюсь не меньше: и снял плохо, и звук никуда не годится, и люди перед камерой вели себя не так, как хотелось, и съёмки срывались не раз, и брака много…
К монтажу обычно приступаю в ужасе и отчаянии. Но, оказывается, что если лез из кожи вон и что-то вкладывал в работу, то там оно, то есть то, что вкладывал, обязательно обнаружится. Выбросишь 95% материала, смотришь, а на донышке несколько золотых крупиц блестит. Склеишь их – небольшой слиток получается.
Вы в процессе съёмки думаете, для кого снимаете? Помните о том, что его зрителя надо «пробить»? Предвидите реакцию, уверены в том, что показанное вызовет эмоции, захватит внимание?
И художественное кино бывает скучным, и документальное. Последнее бывает скучным чаще. Чтобы документальное кино было увлекательным, надо, чтобы оно было художественным (не в жанровом, а в эстетическом смысле).
Нередко слышишь о ком-то из коллег: вот снял бездарно, но зато такую серьёзную проблему поднял в своём фильме. А чего её поднимать? Проблем полно, на каждом шагу из всех щелей на тебя смотрят. Наша задача, в первую очередь, снять интересно. И если в кино видна живая жизнь, то проблемы проявят себя сами. То есть я против того, чтобы гордиться важностью темы, когда больше нечем. Я не знаю и знать не хочу других оценок, кроме как: интересно – неинтересно, пусто или содержательно, хочу смотреть это кино или не хочу.
Снимая документальное кино, можно хорошо заработать?
Можно. Если снимать свадьбы.
Были ли попытки давить на Вас со стороны властей? Или, наоборот, оказывали поддержку?
Власти на меня не давят. Они просто не показывают хорошие фильмы и не предлагают работы.
Вам нравится молодёжь начала XXI века, те, кому сегодня 17–25 лет?
Нравится. Особенно девушки.
Как Вы относитесь к матерной речи? Фильм «Он ругается матом», срежиссированный Вами для НТВ — о Сергее Шнурове, лидере группы «Ленинград». Он кумир многих молодых людей, он из тех, кто может влиять на подростков. И пропагандирует мат. Фактически, он набрал свою популярность на эпатаже и матюках, а в сущности, как понятно из фильма, – нормальный парень?
Шнур мат не пропагандирует. Он общается с публикой на её языке. Что же касается меня, то я считаю, что мат – вещь, конечно, хорошая, но для приватных разговоров, исключительно на важные политические темы и с глазу на глаз с культурными собеседниками.
Как человек многих кровей и культур, можете сказать: национальность как-то коррелируется с талантом?
Если бы национальность являла собой сертификат качества, тогда можно было бы говорить: вот я ни какой-нибудь, а русский! Но ведь Чикатило лицо не израильской или там гималайской национальности, а наш, родной. Разве может немец хвалиться тем, что он одной породы с Гете, если он к тому же одной породы с Гитлером и Гебельсом! У любого народа есть и такие и сякие. Так что, будь сам человеком.
Любите ли вы Россию?
Целиком всю Россию и человечество любить легче, чем того, кто под боком. Россию можно любить и не любить и в то же время чувствовать, что жизнь без нее не получается. Возвращаемся мы сюда не потому, что, как принято считать, есть что-то загадочное, завораживающее в русской жизни, то, чего нет у других. Мол, есть необъяснимое обаяние России, особая притягательность. Есть, конечно, притягательность, но для нас, для тех, кто родился, сформировался здесь. Так ведь и кошка возвращается в тот дом, где жила, и Каштанка вернулась, и бедуин стремится в свою жару и пески, и эскимос в холод и льды. И нас тянет к себе, туда, где и жарко, и холодно одновременно. Потому как вокруг родная среда, свой язык, все знакомо и понятно. Даже матюки в первый момент возвращения воспринимаешь радостно. А там, за рубежом, жизнь идет мимо. Хотя и рядом, руку протяни. Диковинные рыбки мимо проплывают и красота необыкновенная. Будто прильнул к стеклу аквариума. Ты сам по себе, рыбки сами по себе.
Вы посвятили детям целый шестисерийный фильм («Детство»), показали, как живётся самым разным категориям детишек. А через призму их жизни – отношение к ним взрослых. Вы думаете, во всех детских бедах, в их потерянности виноваты только взрослые? Кто-то говорил, что о здоровом обществе надо судить по отношению к женщинам и детям…
Работая над этими фильмам, я собственноручно открыл важный социально-экономический закон. Он гласит: «Чтобы детям жилось хорошо, надо, чтобы хорошо жилось взрослым». Но правительству о своём открытии я решил пока не сообщать. Не поймут, а неприятностей не оберёшься.
А у Вас есть дети, внуки?
Есть. Что ещё? Про любовниц?
Нет, еще про детей. В 80-е годы Вы сняли несколько короткометражек для «Ералаша». В советское время на детском ТВ было больше разнообразия: качественные фильмы и мультфильмы, образовательные передачи. А теперь детям не уделяют такого внимания. Они с удовольствием смотрят те же «Ментовские войны». Почему? У детского кино нет будущего?
Смотрите открытый мною закон (этажом выше).
Сегодня снять документальный фильм может кто угодно — на дворе век цифровых технологий. Доступность идёт на пользу искусству? Каким Вы видите будущее российского кино?
Всё идёт своим чередом. О будущем знают только три человека: Глоба, Гробовой и Мавроди.
Вы талантливы — а значит, счастливы, удачливы. Можете сказать, что добились того, чего хотели в жизни?
Не могу.
