Утром я встал в шесть, взял фотоаппарат и пошёл в туалет.
Народная мудрость гласит: «Хочешь сделать эксклюзивный кадр, без фотоаппарата никуда не выходи». Про туалет в мудрости не было сказано ни слова, и я решил, что место – это не помеха эксклюзивным кадрам. А что? Выходишь, а тут он, эксклюзивный кадр… Сам пришёл.
На востоке заря уже родилась, скоро должно было подняться солнце. Скорее бы уже, а то холодно… Африка у них…
Я пощёлкал фотоаппаратом на восток, обошёл домик и встал как вкопанный. На Килиманджаро, нет, правильно, на Кибо, накрыв вершину «ладонью», лежало облако. Вот так! А как же там восходители? В облаке? В тумане? Ё-о-о-о-ожик. Нам бы так не свезло… А то посмотрим на Африку с высоты шести километров…
– Что там снаружи? – поинтересовалась Юля из спальника, когда я вернулся.
– Облако на Кибо… Как ладонь!
– Что-то меня мутит, Лаврусь … «Скафандр» мой мутит…
– Здрасьте! Только этого… Утро же. Ночь прошла… Полегчать должно…
– Да, ладно. Полегчает… Наверное. И ещё он грязный…
– Кто?
– Скафандр!
Юля, конечно, человек тренированный, но иногда в горах, как это ни странно – и это очень нехорошо – у тренированных людей акклиматизация проходит дольше обычного. Организм, скафандр, у них до последнего уверен, что все эти мучения – просто интенсивная тренировка, и не запускает механизм горной адаптации… Ой, как не хотелось бы, чтобы у нас такое получилось… Времени и так в обрез. Хорошо ещё, что сегодня отдельный день для акклиматизации. Сходим к Zebra Rock – два километра туда, два обратно – потом отдыхать будем. Глядишь, всё наладится. Тьфу-тьфу-тьфу…
– Так… Там воду горячую принесли, пошли-ка мыть твой скафандр…
– Как ты себе это представляешь? – Юлиана выбралась из спальника.
– Уйдём к реке, там ты разденешься, а я оболью тебя всей водой, которую нам принесли, и твоей и моей.
Пару минут Морозова сидела, напряжённо обдумывая моё нескромное предложение, но потом желание хоть сколько-нибудь очистить тело пересилило морально-этические табу, и она, кивнув, согласилась:
– Пошли!
Но на завтрак Юля всё равно почти ничего не съела.
На тропу мы вышли в обуви для восхождения. Нужно было проверить, как она на длинных переходах? Ещё решили опробовать резиновую поилку, эдакую плоскую тонкостенную грушу, которая упаковывалась в рюкзак, имела резиновый шланг и воняла, естественно, резиной. Из неё мы предположительно будем пить на восхождении.
На акклиматизацию Виктор и Джума взяли с собой парня из портеров, Юсуфа, наверное на всякий случай и, очень может быть, потому, что у меня опять, некстати, зашкаливал пульс.
Тропа на Зебру – это тропа в сторону Мавензи, поэтому пока шли к Скалам, островерхая Мавензи всё время была у нас перед глазами. До скал добрались чуть больше чем за час. По дороге временами накрывали облака, превращая всё вокруг в молочную пелену, но в целом погода была приличная. Виктор, как мантру, повторял про русских туристов и погоду. На скалах встретили ещё одну группу, человек пять скандинавов. Они ползали по огромным камням и фотографировались. Конечно, на фоне такой-то красоты! Скалы – уникальное природное явление, выходы белых кварцевых пород, по которым сотни лет – со времён последнего извержения – стекают тонкие струйки воды, насыщенной чёрным оксидом двухвалентного железа, они, эти струйки, и сформировали на вертикальной поверхности скал полосатый, как шкура зебры, рисунок. Очень красиво и символично для Африки.
Мы тоже устроили фотосессию, а после Виктор предложил подняться выше и посидеть там минут сорок-пятьдесят. Для лучшей акклиматизации. Я глянул на Юлю, она кивнула, вроде на переходе ей стало легче, не зря говорят, горную болезнь надо переживать в движении. Через полчаса мы сидели на вершине Зибра Рок, рассматривая седловину между Кибо и Мавензи. По седловине тянулась жёлтая дорога к высокогорной базе Кибо-Хат – последнему форпосту перед штурмом вершины. По дороге туда-сюда, как муравьи, сновали люди: туда портеры с грузами – восходители ушли раньше, оттуда портеры с большими рюкзаками и те, кто сегодня ночью не пошёл на штурм; те, кто штурмует, пойдут обратно позже, часов в двенадцать.
Пока сидели, разлили термос с чаем и поделили шоколадку. Я фотографировал: скандинавов, гидов, Юлю, Мавензи, дорогу, отвлекаясь на какую-то небольшую серую птичку, которая сновала между нами и камнями, причём стоило мне на неё навести объектив, как она тут же пряталась. Вот скажите мне, чего это все животные так боятся фотографироваться? Мой котяра, стоит только на него навести объектив, тут же находит дела и считает за благо свалить куда подальше. Может быть, правы представители некоторых диких племён, которые думают, если сделал фотографию, ты забрал у них душу? Предрассудки же! Возможно. Но скотина от объектива прячется.
На обратной дороге мы нагнали группу женщин в сари и кроссовках.
– Индусы? – предположил я.
Виктор пожал плечами.
– Where are you from?
– Kenia!
Кения, а почему выглядим, как индуски? Хотя почему нет? Смешение языков, обычаев и нравов.
Кстати, о смешении языков. Государственный язык Танзании – суахили и это не язык вовсе, это восточноафриканский эсперанто. Возник из слияния арабского, индийского и коренных африканских языков. Такие дела…
Вернувшись на базу, мы озаботились зарядкой аппаратуры. У Юли телефон уже почти сдох (кстати, связь в Хоромбо есть, я даже разок позвонил Валико, переволновался, она не отвечала на SMS-ки), фотоаппарат её тоже кончался, да и у моей Sony Alpha осталось около тридцати процентов заряда. А завтра ещё целый день фотографировать, а потом штурм… А розеток в скворечниках не было, освещение — светодиодное от аккумуляторов. Днём они заряжаются от солнечных батарей, а ночью светят. Зарядить гаджеты, оказалось, можно было только в радиорубке. Откуда там электричество для зарядки, мне неведомо. Генераторов я не слышал, солнечные батареи хоть и есть, но это сколько же их надо, чтобы обеспечить работу радиорубки, прожекторов на антеннах и зарядку девайсов? Однако, зарядить брались… По пять долларов за устройство! Вот, когда мы недобрым словом помянули Дмитрия. Он же нам посоветовал оставить все деньги в офисе «Альтезы»! Насилу сговорившись с хозяином радиорубки за двадцать долларов «потом» (мы Виктору отдадим деньги по возвращении, а он занесёт с оказией), оставили чёрному радисту свою аппаратуру. Была, конечно, мысль, что нас разводят, но проверить всё равно не могли, на суахили, как и большинство жителей России, мы ни бум-бум. Не знаем мы индийского, и арабского не знаем, и африканских наречий тем более! Татарский немного и ещё английский чуть-чуть. В общем, полиглоты.
Оставшись без фотоаппаратов и совершив героическую попытку пообедать – чуть-чуть похлебали супчика, мы послонялись без дела и собрались завалиться спать. Впрок не выспишься, но попробовать стоило. И тут нам испортили настроение. С горы вернулись наши русские парни и рассказали, что этой ночью, на восхождении, на высоте 5200 умер американец… Не дошёл… Наверное, готовился, мечтал… Хотя, если философски рассудить, то «так лучше, чем от водки и от простуд…» Однако тот же автор утверждал: «К богу в гости не бывает опозданий», а уж он-то про всё это знал не понаслышке. Американец, вот, успел…
Из-за переживаний ужин прошёл совсем без оптимизма… У некоторых так и вовсе исчез аппетит. Более того, некоторые капризничали, хотели жареной говядины с картошкой… А где же в горах их возьмёшь? На 3720-то? Тут всё полуготовое. Даже вода на такой высоте кипит при 88 градусах. Варится и жарится всё очень долго, поэтому — только разогревать готовое. Но для Юлианы парни расстарались и таки принесли какую-то говядину… Но и её она есть отказалась… Совсем хреново!
А медосмотр показал у нас неплохие объективные показатели. Доктор Килиманджаро уверял, что всё хорошо, всё замечательно, но мы-то думали по-другому. Юлиана нервничала, я пытался притворяться спокойным… Но не очень у меня это получалось. Смущало, что времени для акклиматизации, даже с учётом сегодняшнего дня, откровенно мало!
Собрав рюкзаки, приготовив снаряжение на завтра, получив грелки, мы забрались в спальники и молча отрубились…
На Килиманджаро меня напутствовали оба: и Лёшка, и Кот.
– Палыч, ты близко ко мне не садись, у меня скандинавская трёхдневная рвотная болезнь, – заботливо предупредил меня Лёшка в аэроэкспрессе на Шереметьево за две недели до моей поездки в Танзанию. Спрашивается, на хрена ты меня звал, Лёш, чтобы я проводил тебя в Швецию, если знал, что у тебя эта… э-э-э-э рвотная болезнь? – Но ты не бойся, это только на три дня… Ты когда, говоришь, едешь?
– Через две недели.
– Ну, ещё время есть… Ты, это… Палыч, сильно не усердствуй. Хотя ты это знаешь. Я тебе прошлый раз говорил…
– Ага, Лёш, спасибо, помогло… Лёш, а я с женщиной иду… У неё опыта нет ни-ка-ко-го… А у меня с опытом тоже не очень… Ты знаешь.
Ничего Лёшка не сказал и улетел в свою Скандинавию, родину рвотной болезни.
Кот за неделю до отъезда всучил мне свой штурмовой рюкзак, поилку, камеру GoPro, и аккумуляторную батарею с подзарядкой от солнца:
– Палыч, там Африка, там солнца много! Должно заряжаться…
Должно, Кот, ты мой разлюбезный… Только когда солнце, мы на маршруте, а когда заканчиваем маршрут, заряжать уже темно. Нет белых ночей в этой Африке, туды её в голень…
– И ещё… – добавил он, глядя на меня как-то искоса, – не нравится мне твоя напарница… Какая-то она… Офисная.
– Она бегает двадцать километров…
– И что? Офисные не могут бегать двадцать километров?
Спасибо тебе, Кот, спасибо, поддержал.
В общем, от обоих я получил напутствия, но наставлений про неопытную женщину никаких. Кстати, я их звал обоих с собой… Но у Лёшки маленький ребёнок, и его (Лёшку) ещё жалко, а у Кота больная мама, и хоть его (Кота) уже не жалко, но кто же кроме него?
И теперь я сам неопытный, с неопытной женщиной «в жёлтой жаркой Африке, в центральной её части…», и, дай Бог здоровья обоим моим учителям.
Хотя, конечно, вру, что один. Виктор и Джума не дадут пропасть. А если совсем стает туго, отдам им эту глупую белую женщину в качестве откупного, авось вытащат. А что? Ничего личного…
Хотя, нет… Не отдам. Куда же я без неё? Да, Лёш? Молчит Лёшка… Да, Котяра? Молчи, Котяра, молчи, я тебя по инерции спросил, по глупости!
Десятикилометровая дорога до Кибо-Хат показалась мне нереально яркой, я бы даже сказал сюрреалистической, особенно после ручья в седловине трехгорья. Там в каменной рыжей альпийской пустыне полностью уже отсутствовала растительность, было холодно и очень сухо, так сухо, что от одного вида этой рыжей каменистости постоянно хотелось пить. В какой-то момент дорога волшебным образом превратилась в дорогу в Изумрудный город. И мы, четверо друзей, шли к Волшебнику за смелостью, добротой и умом. И ещё, только это шёпотом – и про себя, чтобы он вернул нас домой. О последнем, как девочка Элли в сказке, тихо, но настойчиво мечтала Юля. Она опять ничего утром не ела и чувствовала себя скверно, хоть и не показывала вида. Молодец, девчонка… Помнится, дорога в Изумрудный город тоже была нелегка. Особенно трудно стало после поворота на север, там налетел сухой злой холодный ветер Волшебницы Бастинды. Он мгновенно обветрил губы до сухой треснувшей корки, и сколько бы мы их ни мазали гигиенической помадой, это не помогало. Пить хотелось непрерывно, а талая вода, которая была в поилке, жажды не утоляла.
К часу подошли к месту перекуса, до базы оставалось не более километра, и смысла останавливаться, я не видел. Сели, перекусили кексом с шоколадом, запивая чаем. Основной ланч нас ждал в Кибо-Хат. Пока сидели, пили и закусывали, пришла несчастная голодная полосатая крыса и горько плакала, жалуясь, что есть тут нечего, перебивается она только подачками от туристов, другой еды нет, а нужно кормить полосатых крысят, чей отец шляется где-то по пустыне. Что интересно, говорила крыса по-русски. Мы её накормили сэндвичем и крошками от кекса. Пока она ела, я мысленно обращался к духам гор, прося их быть благосклонными к нам. Стихийный христианин, чего же хотеть? Политеизм – он неизбывен.
Ближе к двум подошли к Кибо-Хат. На подъёме Джума нашёл палку (палку в пустыне!) и заявил, что это волшебный посох Мозеса и теперь с ним мы пойдём в горы. Шутит Джума – это хорошо, сорок лет бы только не водил. И ещё в песне я помню слова «Go down, Moses», то есть «сойди Моисей», а это не вверх, как шли мы, это в другую сторону.
В Кибо шарахались портеры, туристы и вороны с белыми воротниками. На площадке под баннером лежал «скафандр» несчастного американца. Он не был накрыт флагом, как в кино, его завернули в простую брезентовую палатку, и многие, не догадываясь, кто… что тут лежит, ходили, не обращая внимания. Мы догадались и обратили. Memento more… «Лучше уж, чем от водки и от простуд…»
Минут за десять вселились в барак. Настоящий барак! Две большие спальные комнаты – в каждой по шесть двухъярусных лежанок с поролоновыми матрацами и подушками – и большая кухня с печкой-буржуйкой. Зачем печка – непонятно, топить её всё равно нечем, разве что камнями. А по бараку разгуливали, хлопая дверями, сквозняки с Мавензи, устраивая восходителям позднюю осень Крайнего Севера Российской Федерации.
Нам с Юлей в бараке достались две дальние от двери и крайние у стены верхние лежанки. Не очень удобно, что обе верхние, но ладно хоть вместе. Мы забросили наверх вещи, разложили спальники и сели, передохнули. Тут теперь всё так: сделал что-то… сел, передохнул. С кислородом – швах, не разбегаешься. Потом пошли переодеваться и искать туалет. В очередной раз были уязвлены. Туалет был кафельный и блестел какой-то нереальной чистотой и гигиеной. Это при том, что в Кибо нет ни единой лишней капли воды! Полагаю, «виной» всему дешёвая рабочая сила. Портеры и уборщики за гроши выполняют свои обязанности. Другое дело – выполняют их образцово.
На обед Юля опять ничего не ела. Прямо мучение с ней… Не бережёт скафандр, зараза! Что я с ней буду делать на горе, если она возьмётся помирать от истощения? В палатку заворачивать?
После обеда, экономя тепло и энергию, завалились в спальники. Но поспать не вышло. Сначала пошёл дождь, он громко хлопал по металлической крыше, потом дождь передумал быть дождём и выпал снегом, отчего сразу захолодало до полной невозможности. Дверь при этом в комнату закрываться перестала совсем, и в неё постоянно заходил ледяной ветер с Мавензи, шевеля пакеты на столе и выхолаживая спальники. Ко всему очередные скандинавы (очень их там много) развели такой базар, что Юля, не выдержав, цыкнула на них. Рвотной болезни на них нет… В результате за три часа до ужина мы не только не выспались, но и промёрзли, как цуцики.
Поднявшись, первым делом стали утепляться, хватит с нас! Переоделись в термобелье и прочие тёплые вещи, но хотелось шуб, пуховиков и тёплых батарей центрального отопления.
На ужин Юля привычно ничего не ела, глядя на неё, я тоже отказался. Помирать, так вместе… Ночью штурм, чёрт побери! Холодно, чёрт побери! Нужно откуда-то брать силы… чёрт… Однако, есть не было никакой возможности. Тошнило. Но хитрый Доктор Килиманджаро по приборам опять нам рассказывал сказки, мол, и чувствуем мы себя неплохо, и пульс неплохо, и насыщение крови кислородом неплохо… Все неплохо. Субъективно ощущения были немного хуже.
После ужина иностранным немцам продемонстрировал «один русский хитрость», как закрыть дверь на тряпку, чтобы не так дуло. Как истинно разумные существа они быстро переняли опыт русского варвара. А то всё пытались дверь завалить ботинками, чисто дети! К этому я, вспомнив поговорку: «Один индеец под одеялом ночью замёрз, а два индейца – не замёрзли», предложил Юле распустить по замкам спальники, лечь на одну лежанку, укрыться и так пережить холода. А тут, ещё наши чёрные братья принесли грелки! И все по закону диалектики дало желаемый результат, наконец-то потеплело и потянуло в сон. Уже сквозь сон слышал, как пожилой иностранец, у которого прохудился «скафандр», всё копошился, всё кряхтел и всё бегал в туалет…
В 23 толчком проснулся. Юля спала, повернувшись ко мне спиной. Соседи по комнате сопели в спальниках. Я прислушался: скафандр наконец-то отогрелся. Хорошо! Пора вставать, одеваться и айда… Я тронул Юлю за плечо.
Упаковавшись в тёплые штаны, тёплые куртки, тёплые варежки, тёплые ботинки с тёплыми носками, противоснежные (здесь противопыльные) гамаши, балаклавы, вязаные шапки, взяв с собой термосы, воду, шоколад и фотоаппараты, к половине первого вышли на восхождение.
– Морозова, ты помолилась?
– Ага. Прочла «Отче наш». А ты?
– Что-то не могу… – поморщился я, – сбиваюсь. Наверное, высота.
Господи, благослови нас…
– Береги «скафандр», Лаврусь!
– Ты тоже…
– Вэлери, ты женат? – Виктор дождался, когда Юлиана отошла за курткой к нашему скворечнику. Мы сидели на ступеньке баннера в Хоромбо.
– Да.
– А Джулия тебе кто?
– Друг.
– Просто друг?!
Мы нравимся нашим чёрным парням, они не раз говорили, что мы хорошие «парни». И в них присутствует некоторая наивность. Как у наших бабушек и дедушек, которые верили, что если два артиста в кино играют красивую, счастливую супружескую пару, то и в жизни, они муж с женой и у них всё хорошо.
– Да, Виктор. Просто друг.
– Но она хорошая женщина!
– Да, она хорошая женщина…
– И все же только друг?
– Да, только друг.
– Может быть, позже?..
Что я ему мог ответить?..
Продолжение в пятницу, 7 октября.
См. также текст: часть I, часть II, часть III, часть IV, часть VI
