Целый час мёрзлый гравий хрустел под ногами. Впереди (выше) и сзади (ниже) метались лучи фонариков. На восхождение вышло человек тридцать. Луна, которая так ярко светила все последние ночи, сегодня оставила нас в темноте, скрывшись за облаками. Холодно и ветрено. И с каждой сотней метров вверх всё холоднее и всё ветренее. Шли молча, лишь иногда перебрасываясь короткими фразами. Шли размеренно и, хоть шли медленно, через час обогнали группу из двух туристов и гида.
К трём вышли на ровную площадку, прикрытую валунами от ветра, Виктор объявил привал.
Юля глотнула воды из шланга поилки, и, прислонившись к камню, поинтересовалась: «Сколько?»
— Половина. – Виктор снял перчатку и высморкался.
Глаза у Юли затосковали.
Я снял правый ботинок, чтобы размять ногу. Подмораживаться стала… Зараза!
Ещё в Хоромбо я придумывал, как буду злить Юльку, если она начнёт сдавать. Решил, что скажу ей про цвет помады, которой она красит губы. Не идёт он ей. Но сейчас, глядя на неё и грея ладонью ногу, я понимал, по фигу ей будет моя критика. Не тронет. И хоть глаза у Юли тосковали, сдаваться она не собиралась. Настроена она была только на результат. На вершину!
Я спросил: – Зачем идёте в горы вы? –
А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой.
– Ведь Эльбрус и с самолёта видно здорово! –
Рассмеялась ты и взяла с собой.
Это про таких Владимир Семёнович пел… про таких.
Десять минут отдыха – и «айда», дольше сидеть нельзя, иначе скафандр не запустит шаговый автомат. Поднялись. Захрустели гравием, который под ногами постепенно стал увеличиваться в размерах, превращаясь в крупную гальку, потом в валуны, а потом в крупные валуны… Идти становилось всё труднее, дышать тоже. У меня начал замерзать средний палец теперь на левой ноге… Что же за напасть такая?! Пытаясь шевелить пальцами в ботинке, и постоянно об этом забывал. Одновременно думал, что никак не могу сосредоточиться на молитве, слова молитвы не складывались, начинаю… И вдруг понимаю, что переключился на другое. Это раздражало. «Что же я, помолиться даже не могу?!!»
Юля шла за Виктором и, временами оборачиваясь, поглядывала на меня. Я кивал, показывая, что всё нормально. Несколько раз останавливались пить чай, но после него становилось хуже, начинало подташнивать, очень крепкий что ли заваривали наши чёрные парни?!
К пяти утра, наконец, выбрались на Гилман-Пойнт – точка выхода на край кальдеры, высота 5681 метр. Перевалили край и уселись на какие-то дощечки. Я достал плитку шоколада, мы с Юлей решили перекусить, сил уже почти не оставалось. Но шоколад жевался трудно, превращался в безвкусную кашицу, не таял во рту и был отвратителен, омерзителен на вкус, но это было единственное сладкое, что у нас с собой было, я – осёл, забыл взять аскорбинку!
У Юли к выходу на кальдеру тоже замёрзли ноги, и теперь она непослушными пальцами расшнуровывала ботинки, чтобы положить в них химические стельки-грелки, Виктор помогал ей.
Дышалось на Гилман-Пойнте с трудом, со свистом, сердце молотило, наматывая круги в глазах. Мы были уже выше Эльбруса. Джума сидел и врал, про то, что дальше пойдём, как по проспекту. Я слушал, кивал… Не верил. Попробовал попить воды из поилки, чтобы запить шоколад, и с безразличием обнаружил, что вода в шланге замёрзла. Виктор подал бутыль с водой, в ней уже плавал лёд, но воду пить было ещё можно. Так, дело пойдёт – пить скоро будет нечего, будем есть снег. Если найдём…
Минут через пятнадцать оправились, поднялись и пошли в сторону Стела-Пойнт (5730 м). Тропу, как пьяную, мотало с внутренней стороны кальдеры на внешнюю и обратно. Временами приходилось протискиваться в узкие расщелины между камнями. Под ногами скользили оледенелые валуны. Мысли в голове замёрзли. Скорее бы рассвет! Станет светлее – станет теплее. В утреннем предрассветном сумраке наши бледные лица приобрели синеватый оттенок, губы тёмно-вишнёвый. Но и в нормальном освещении мы были бы не краше. Джума, который забрал рюкзак у Юли, что-то бормотал. Молился? Пел? Трудно, очень трудно! Кажется, труднее, чем на Эльбрусе, а брата нет… Где же ты, Слава? Не хватило нам акклиматизации! Абсолютно точно, не хватило! Пятитысячники берутся за неделю, а мы начали подъем на пятый день…
Стелла-Пойнт возникла вдруг и не оставила чёткого следа в памяти. Помню только, мы даже останавливаться не стали.
А горизонт за спиной уже розовел в предчувствии близкого восхода. После Стеллы-Пойнт Виктор и у меня забрал рюкзак, теперь мы с Юлей плечо к плечу ползли со скоростью шаг в три вздоха.
Наконец-то, через вечность, медленно, как кит из пучины, стало всплывать под облаками солнце, тускло освещая путь. И…
Вот он, Ухуру!
100 метров.
50.
20.
10.
Юля встала, повиснув на палках. Ничего. Пусть повисит. И я повишу.
5.
Всё!
5895 метров.
Пик Ухуру.
Гора Кибо вулкана Килиманджаро. Высшая точка Чёрного континента. Вторая вершина в моей недолгой карьере альпиниста (альпиниста?) и первая у Юлианы. Юля, девочка, а ты герой!
Наши чёрные гиды пели и приплясывали вокруг нас. Я поймал за руку Виктора, притянул и обнял. Вдруг… сверкнул луч – солнце, наконец, вынырнуло из-под облаков – и луч мгновенно затемнил мне стекла очков, но успел выбить слезу. Или это был только ветер? Нет, ну, не плакал же я, в самом деле! Да… Мы много вложили в эту поездку сил…
времени…
финансов…
И уже здесь выдержали не мало: грязь…
пот…
холод…
удушье…
головную боль…
тошноту…
Но слёзы… Нет… Это ветер. Только ветер! И солнце.
«Спасибо, – по-русски бормотал я, обнимая Виктора и Джуму. – Спасибо, парни, спасибо!»
Потом мы долго стояли, обнявшись с Юлей.
Потом достали флаг компании и растянули его навстречу солнцу и ветру, а Виктор и Джума фотографировали нас троих.
Потом достали флаг России…
А вокруг расстилалась сказочная, абсолютно нереальная страна глетчеров. С каждым годом они становятся всё меньше и меньше, и, возможно, скоро от них не останется следа, и надо бы было их тоже сфотографировать, но у меня не было сил даже поменять объектив… А ведь пару дней назад я мечтал дойти до них… Но теперь вниз. Только вниз. Go down, Victor! Go down!
В ста метрах от Ухуру мы встретили поднимающуюся китаянку и того самого беспокойного старика с прохудившимся скафандром. «Герой!» – подумал я, и тут же мысль покинула мою голову, нужно было настраиваться на возвращение, а палец на ноге опять напомнил о себе. Пока стояли, обнимались и фотографировались, он снова подмёрз.
– Кажется, я всё-таки отморозил себе палец на ноге, — сказал я Юлиане.
– До Гилман-Пойнта дотянешь?
– Дотяну… Наверное.
На Гилман-Пойнте я снял теперь уже левый ботинок и стал растирать пальцы. Вот только на Килиманджаро, в Африке, мне не хватало отморозить ноги. Смеяться же будут… Палец нехотя отогревался, болел, но, кажется, способен был идти. Один носок, второй, ботинок, гамаша. Замёрзли руки. Виктор растёр мне их.
– Thanks. Let’s go down, Victor. Go down…
Хорошо, что мы поднимались ночью и ничего не видели… Теперь на спуске стало страшно, потому что валуны, оказывается, были огромны, и совсем ненадёжны. Мы пробирались меж них, спускаясь вниз, и им не было конца и края. Слава богу, солнце прогревало и, было не очень холодно, я даже сменил шапку и снял перчатки.
Всё когда-нибудь кончается. Кончились и валуны. Вот площадка, где Виктор сказал Юле: «Half a way of mount». Значит, осталось ещё от силы час-полтора. И тут началась сыпуха!
Когда мы шли наверх, было морозно, и гравий был смёрзшийся и плотный. Теперь он оттаял, стал рыхлым и сыпучим. Джума, а теперь он шёл первым, Виктор замыкал группу, стал выводить нас теми же галсами, что и наверх. Я не выдержал издевательства, раскрутил ещё на десяток сантиметров палки себе и Юле и пошёл напрямую, где съезжая по гравию, где увязая в нем по щиколотку.
Перед самым Кибо-Хат, наконец, отогрелась поилка, да и сами мы тоже отогрелись, но состояние при этом оставалось призрачным. Виктор принялся выяснять, как мы будем строить день дальше? В Кибо-Хат никто после горы не остаётся, все уходят в Хоромбо. Но сразу с наскока взять ещё десять километров дороги было выше наших сил. Да, и переодеться надо. Договорились, что поспим час-полтора, перекусим и тогда уже…
Мне снилось, как в комнате громко бубнили иностранцы, собираясь в Хоромбо. И вчерашний громогласный швед снова бузил, повторяя: «эти русские они такие смурные», причём звучало это как «these Russian so smurnye», я во сне мучительно пытался понять, откуда в английском «smurnye»? с какой стати? чего вдруг? вопрос был глупый, бестолковый, ничего не значащий, но он мучил и мучил меня… И тут вдруг откуда-то появился Славка в красной куртке, махнул рукой, и я проснулся…
Я проспал только час. Иностранцы, в самом деле, ушли, оставив нам пустую, заваленную пакетами и обрывками бумаг, комнату. Я сполз с нар, протёр лицо руками, приводя себя в чувство, посидел пару минут и начал потихоньку собирать свой большой рюкзак. Юлю я решил пока не будить, минут сорок-сорок пять сна у неё ещё есть. Юля… Юля… Ты молодец! Так… С чего же начать? А, нужно для начала затолкать спальник…
Через полчаса я растормошил Юлю – «Пора». Оттащив свой рюкзак к выходу, я помог ей загрузить баул. Заглянул Али и позвал нас перекусить. Юля скривилась, но у меня уже просыпался аппетит.
В полдень мы уже были на жёлтой дороге в Хоромбо. Обратная дорога была безжизненна и пуста.
– Виктор, куда делись люди?
– Наступает низкий сезон, – Виктор шёл, не оглядываясь, он спешил, – дожди.
– Ну вот… – расстроилась Юля, – и некому нас поздравить, и некому нам сказать «гуд лак» и «конглатьюрейшен»… Несправедливо!
За километр до Хоромбо нас догнал дождь. Первый дождь на маршруте за все дни. Он принёс холод, и мы, было, раздевшись, опять начали утепляться. И наконец-то пригодились накидки.
Тот дождь вернул меня с горы…
– Вот и сходили, – я привалился к стенке в домике. Наши гиды ушли за ключами.
– Хочется есть и спать, – Юля присела на сырую ступеньку.
– Это хорошо… Теперь так будет целую неделю, а, может, и больше…
– Отъемся на Занзибаре…
Вечером после медосмотра Виктор, заговорщицки подмигнув, предложил завтра сказаться больными и эвакуироваться на автомобиле. Я, было, начал возмущаться, что так неспортивно… Но Юля стояла и кивала: «Да, конечно, да… Кому нужны эти двадцать километров?»
Позже, лежа в спальнике, я думал, а чего это я такой активный? Кот бы меня не одобрил. Кот на следующий день после подъёма на Эльбрус всё переживал: потащит нас Полковник с горы пешком или мы будем эвакуироваться на канатной дороге? И когда оказалось, что на канатке, он пел и приплясывал не хуже Джумы. А я что? Не-е-е-ет. Хочу на автомобиле. Только на автомобиле!
Вошло в привычку утром подниматься в шесть. Взяв фотоаппарат, я пошёл фотографировать восход. У меня этих восходов… И опять ни одного толкового заката. На улице было холодно, изо рта шёл пар. Ну просто зима какая-то. Когда же кончится этот собачий холод?! В первые дни так не было.
Сделал несколько кадров. Хорошие кадры получаются с Хоромбо. На восходе. Вообще, если хочется получить красивые кадры, фотографировать надо на зорьках, днём фотографии только на память.
Через полчаса вернулся, из спальника уже слышалось шмыганье и невнятное бормотание.
– Гутен морген, май хироу! – приветствовал я шевелящийся спальник. – Ты чего там… молишься?
– Ты храпел! – прокашлявшись, внятно, не открывая спальника, выступила сторона обвинения.
– Я не храпел, я хрипел. Мне снилась гора, и я на неё карабкался.
– А хрипел чего? – Юля, наконец, высунула нос из спальника.
«Ого» присвистнул я. Лицо моей героини раздулось, как подушка. И откуда у нас такой отёк? Откуда-откуда… Оттуда… Диакарб перестали пить…
– Я хрипел потому, что носом шла кровь… Ты знаешь… – я внимательно рассматривал её лицо, – права была Раневская: «Красота – страшная сила». Зато теперь нет сомнений: пешком или на машине.
Юлиана пощупала лицо и тяжело вздохнула:
– Да уж…
– Я за Виктором, пусть вызывает машину…
Пришёл наш главный гид, мы заполнили бумаги, указав, что у нас боли там, тут, и ещё здесь, в ногах, руках, головах, и вообще… Я кривлялся и ёрничал. А Виктор при этом озабоченно поглядывал на Юлю.
– Да пройдёт всё… – успокаивала его Юлиана.
Виктор кивал и что-то говорил Джуме на суахили.
– Ладно, пошли завтракать, – махнув рукой, наконец, пригласил Виктор и вышел.
И тут выяснилось, что у Юльки наконец-то пробился аппетит. Ура! Ещё бы отёк сошёл, совсем было хорошо.
После завтрака, к тому времени солнышко уже поднялось достаточно высоко и потеплело, мы, собрав большие рюкзаки, вышли к банеру Хоромбо. Там нас уже ожидала вся наша бригада:
главный гид – Виктор;
его помощник – Джума;
кок команды – Эдвард;
официант команды – Саид;
и семь носильщиков: Шариф, Джозеф, Джон, Айхуман, Абдалах, Роберт и Юсуф.
Пришло время прощаться… А на прощание они поют… За деньги, конечно… Причём, как сказал один чёрный брат, чем больше денег нам дают, тем больше души мы вкладываем в песню… Интересный подход! Но для нас они пели просто так. Мы же деньги оставили в офисе! Так что уже в Альтезе расплатимся. А пока, парни, пританцовывая на месте, запели:
Jambo! Jambo bwana!
Habari gani? Mzuri sana!
Wageni, mwakaribishwa!
Kilimanjaro? Hakuna matata!
Tembea pole pole. Hakuna matata!
Utafika salama. Hakuna matata!
Kunywa maji mengi. Hakuna matata!
Kilimanjaro, Kilimanjaro,
Kilimanjaro, mlima mrefu sana.
Na Mawenzi, na Mawenzi,
Na Mawenzi, mlima mrefu sana.
Ewe nyoka, ewe nyoka!
Ewe nyoka, mbona waninzunguka.
Wanizunguka, wanizunguka
Wanizunguka wataka kunila nyama
У этих слов даже перевод есть… Простой: чёрные парни приветствуют гостя на Килиманджаро, они ему рады, желают хорошего настроения и счастья, но при этом напоминают, что подниматься на Килиманджаро надо потихоньку «поле-поле», как они говорят на суахили… Незамысловатая песня, она никогда не тронет душу человека, который не побывал там, в Африке.
Потом мы долго жали руки и обнимались, а потом парни собрали все вещи, включая наши большие рюкзаки, и ушли вниз.
А у нас в ушах ещё долго звучало: «Килиманджаро! Акуна ма-та-та…».
Виктор ушёл узнать про машину. А мы сидели под баннером и смотрели на небо, которое плыло облаками у наших ног. «В голове было пусто и ясно…» Умиротворённость и удовлетворение, и ещё отрешённость…
И тут боковым зрением я заметил, как кто-то с размаху брякнулся между домиками. «Ёкарный бабай… Этого не хватало» – я подхватился и побежал к лежащему человеку. Это был наш давешний знакомый, седой восходитель с прохудившимся скафандром. Ещё вчера он, не сказать, чтобы очень бодро, но все же шагал к Ухуру. А сегодня лежал между домиками, и как, перевёрнутый на спину жук ворошился.
– How are you? – я попытался поднять его. Тяжёлый, блин…
– Fine! – при этом он даже не мог удержаться за мою руку и сползал обратно.
– «Файн», твою мать… Какой же это «файн»? – бормотал я, пытаясь придать ему вертикальное положение. К нам уже бежали его чёрные помощники, крича: «Papa – papa what’s up?» Они его подняли и повели к домику. Вот, блин, дед… За семьдесят! А он на гору забрался…
– Семьдесят пять, думаю, – озвучил я, подходя к Юлиане и Виктору, тот только что вернулся с ресепшена.
– Вряд ли… – покачала головой Юля, – у него лицо моложавое, лет шестьдесят восемь – шестьдесят девять.
– А я согласен с Вэлери, – кивнул Виктор, – семьдесят пять, а, может, и больше.
Тем временем чёрные парни привели своего «папу» к столовой и, усадив его на веранде, принялись кормить.
– Пойду-ка я… Сфотографируюсь с ним, – поднялся я, – если позволит… Всё-таки такой человек…
Подойдя, я вновь поинтересовался: «Как вы?» «Нормально» – отвечал седовласый. «Не очень похоже, что нормально» – не согласился я. «Да…» – кивнул он, – «Меня эвакуируют и, наверное, положат в больницу. Вот, вам сколько, молодой человек?» «Мне? 51» «А мне уже 59…». Вначале я подумал, что ослышался, и переспросил «59?» «Yes!» – подтвердил он, и у меня пропало желание с ним фотографироваться. Моему Коту будет 55, а одному нашему товарищу, с которым я ходил на Эльбрус все 60, а он, как олень, скачет по горам.
Возвращался я, видимо, с очень красноречивым выражением лица. Юля сразу догадалась, что к чему, и просто спросила: «Сколько?» Я ответил. У них вытянулись лица. Неожиданный поворот… Хотя, человек, конечно, был явно болен, но почему же так старо выглядел?
– А вон и машина, – Виктор ткнул пальцем в начало подъёма к Хоромбо. Там клубилась пыль, и был виден резво перемещающийся автомобиль. – Тойота.
– Тойота – это хорошо…
Но мы ещё не догадывались, насколько «хорошо».
Сразу выяснилось, что пикап приехал за нашим престарелым знакомым (он оказался из Германии), а мы, вместе с Виктором и ещё четырьмя чёрными парнями, случайные пассажиры. Загрузились в кузов, мы с Юлей сели в самый хвост на мешок с бельём.
– Сейчас мы пожалеем, что не пошли пешком, – вангавал я. – Уже спрашивал: тебя в автомобилях не тошнит?
– Нет! – ответила она и тут же повалилась на меня, потому что машина дёрнулась и сходу начала скакать по камням.
Полтора часа! Полтора часа выматывали из нас душу. Но хоть трясли нас нещадно, африканцы медленно, но верно возвращали нас в лето, в Африку, в нормальный воздух, у которого, оказывается, есть запах и даже, кажется, вкус. Мы болтались по кузову, то падая друг на друга, то подпрыгивая так, что рисковали вылететь за борт, но при этом хохотали как ненормальные.
А нормальные ли?
Сквозь тряску я проорал:
– Ещё!.. в горы!.. со мной!.. пойдёшь?! –
Юлька повернулась в мою сторону, прищурилась, пытаясь расслышать и понять вопрос, и так же громко и раздельно переспросила:
– В горы?! С тобой?!
Я кивнул, ожидая, что меня сейчас банально пошлют куда подальше, но видимо, наверху решили, что время удивляться ещё не прошло, и я услышал неожиданное:
– А… куда?!
Вот так, блин, всё и начинается…
См. также текст: часть I, часть II, часть III, часть IV, часть V
