Вопрос-то хороший. Ведь что значит – ценная? По деньгам? Или потому что ее уже нигде не купишь ни за какие деньги? Скорее второе, но… в общем, я назвал даме целых две книги. И, к собственному удивлению, обнаружил, что они похожи. Почти одинаковые названия. Обе – мемуары весьма эффектных персонажей. И, главное, у них есть своя история, потому что я их не покупал. А, в общем, стырил.
Одна – издания 1968 года, называется «Первая половина моей жизни», автор – последний император Китая Пу И. Писал, когда сидел под как бы домашним арестом в Пекине (с 1945 по 1967 год), сидел и рассказывал, как дошел до жизни такой – продал Родину японцам, согласился стать императором их марионеточного оккупированного государства Маньчжоу-го.
А насчет как бы стырил — есть на улице Новопесчаной библиотека, где я пасся все школьное детство и после такового. К описываемому моменту я уже был китаистом-первокурсником. И вот снимаю с полки мемуары императора, вижу по формуляру, что я первый, кто за все эти годы к ним прикоснулся. И честно спрашиваю у библиотекарши тети Тани (а у нас с ней была полная любовь): как насчет того, что я ее… потеряю? Я у вас тут единственный, кому она нужна. Тетя Таня тоже посмотрела на формуляр и сказала: книги – это штука особая. Они волшебные. С ними так нельзя. Принесите замену, причем хорошую. И тогда вы эти мемуары будете ценить, и они вам пригодятся.
Я так и сделал. А потом тысячи подробностей из этой уникальной книги пригодились мне для того, чтобы написать свою, возможно, лучшую книгу – «Амалия и генералиссимус». Про ту эпоху в Азии, когда Пу И был еще на троне, и мир из одной эпохи с грохотом шел к другой. То есть книг для своего романа я освоил целую полку, но нигде бы я такого не прочел, как в этом покаянном произведении гражданина Пу И.
Теперь вторая. Называется, как уже сказано, похоже — «История моей жизни». Автор – Джакомо Казанова. Год – 1990-й, какое-то белорусское издательство. Потрясающая штука, она среди прочего показывает, что люди сами себя воспринимают совсем не так, как это делают окружающие, и особенно потомки.
Казанова как символ героя-любовника – это изобретение изголодавшихся по настоящей любви женщин, типа Марины Цветаевой. А самого Казанову женщины не сильно и волновали. Эпоха была прекрасная: что за проблема, нужна женщина – пошел и взял. Маркизу, герцогиню, да хоть монашку.
Ну, например: едет он через всю Европу в Петербург. На российской границе покупает себе крепостную девицу и держит ее рядом для соответствующих услуг все долгие месяцы, пока пытался что-то в нашей столице заработать. А потом, когда покидает пределы империи, эту девицу продает. Время было такое, повторим.
Читатель этой моей книги может еще посмотреть на картинки. Там есть портреты Казановы в разном возрасте. И, вроде бы, страшней мужика себе и представить невозможно – с таким шнобелем лучше не жить, голову тянет вниз, хотя косичка с бантом это украшение уравновешивает.
Но… Как-то раз я показал этот портрет, со шнобелем наперевес, одной даме. И она мне сказала: не понимаешь ты. Вот такие уроды куда более сексуальны для нас, девочек, чем всякие Алены Делоны (а Делон Казанову играл в неплохом фильме).
И затем эта дама долго гладила портрет Казановы на странице, явно показывая, что ей чего-то вдруг захотелось.
Да, пока не забыл – у меня с этим носатым особые отношения. Я не Делон, но Казанову играл. Студентом, в советское время. Эпизод секунд в пять. Меня выпихнули в кафтане, в парике и с косичкой, в толпу приличных людей в павильоне, и суть эпизода была в том, что кто-то кому-то говорит: а вот это перспективный юноша, зовут Джакомо Казанова.
И тут камера от меня уходит навсегда. До сих пор не могу вспомнить, как тот фильм назывался, и вышел ли он вообще на экраны. А вот что получил десять рублей (тогда то были деньги) – это помню.
Ну, так вот, повторим, сам себя героем-любовником и секс-рекордсменом Казанова не считал. Были – и об этом он вскользь пишет – люди, куда более знаменитые по этой части. А сам он себя называл, представьте, финансистом. И действительно, впаривал разным монархам схемы, которые сегодня назвали бы пирамидами или, в лучшем случае, лотереями. Проделал это с Луи 15-м в Париже, поехал в Петербург к Екатерине, которая вообще не врубилась, о чем речь (она была известна тем, что плохо понимала, что такое деньги – правда, и прочие в ту эпоху этого не понимали).
Но это не все. Еще он очень хотел считаться литератором. Опять же, время было такое. Та самая эпоха, которая сейчас закатывается – писатели были более престижными персонажами, чем финансисты. И вот наш Казанова пишет какую-то пьесу, отправляет ее лично Вольтеру. И едет к нему в Швейцарию на разговор.
Потрясающе, как в своих мемуарах Казанова явно сам не осознает, что за разговор получился. Он ведь его застенографировал до мелочей (или запомнил на всю жизнь в подробностях). И видно, что Вольтер не знает, что сказать: пьеса – дрянь, но вежливость диктует… А Казанова этого не понимает. Ему важно, что с ним говорил сам Вольтер. И говорил, как литератор с литератором. А то, что его принимали короли – это классом ниже.
Еще эти мемуары – классический случай тщательно записанных возрастных изменений в психике. Писались, когда Казанова был, в последние свои годы, библиотекарем (приживалом) у графа фон Вальдштейна в Чехии. И видно, что этому человеку хочется всеобщего восхищения, а не позиции служащего замка в конце стола, вот он и описывает свою жизнь под молчаливым лозунгом: вы сами-то понимаете, с кем имеете дело?
В отличие от мемуаров Пу И, которые сейчас не достать, это сочинение Казановы у нас переиздавалось в десятках вариантов, включая отдельные главы о том, как он бежал из венецианской тюрьмы. Что характерно, в моем издании отсутствует пара эпизодов по части женщин, потому что там совсем порнография. Ну, книга печаталась ведь еще в СССР. Время было такое.
А теперь главное: я эту книгу не купил, и даже не совсем стырил. Я ее нашел на помойке у дома. Почистил тряпочкой и перечитывал много раз. Нет, не стыдно и не противно.
Это у нас бывает, в нашем прекрасном старом районе Песчаных улиц. Умирает какой-то человек, а наследники у него такие, что ценнейшие книги воспринимают как мусор. Время сейчас такое.
