Тонкий, ранимый, задиристый – таким был Олег Даль, артист от Бога. Его очень не любили чиновники от кино, не очень любили режиссеры и обожали зрители. А он о себе говорил: я не народный, я инородный артист.
Владимир Мотыль вспоминал:
«На Кюхлю мне рекомендовали незнакомого молодого артиста из «Современника» — худого, длинноногого, интеллигентного… Даль оказался первым. И единственным… Первая же встреча с Олегом обнаружила, что передо мной личность незаурядная… На нем был вызывающе-броский вишневый вельветовый пиджак, по тем временам экстравагантная, модная редкость. Ему не было еще двадцати пяти, но, в отличие от своих сверстников-коллег, с которыми я встречался и которые очень старались понравиться режиссеру, Олег держался с большим достоинством, будто и вовсе не был заинтересован в работе, будто и без нас засыпан предложениями. Он внимательно слушал, на вопросы отвечал кратко, обдумывая свои слова, за которыми угадывался снисходительный подтекст: «Роль вроде бы неплохая. Если сойдемся в позициях, может быть, и соглашусь».
Помните монокль Булгакова, которым тот пользовался, лишь когда дела его шли скверно? Или Есенина, небрежно достающего дорогую сигару, которая куплена на последние деньги, чтобы прийти к редактору-издателю и усесться, небрежно развалясь? Много позже узнал я, что дела у артиста были никудышные, что он вынужден был уйти из театра после очередного скандала и нигде не мог устроиться. И в личной жизни его все шло наперекосяк.
Сюрпризы начались с первой кинопробы. Артист был не в форме. Пришлось назначить повторную. И снова прокол. Ассистенты нервничают, предлагают других кандидатов. Я смущен, но упрямо не соглашаюсь на поиск новых исполнителей, хотя худсовет «Ленфильма» принял единодушное и обоснованное решение: «Даля на главную роль не утверждать, найти другого актера…»
Назначаю третью пробу с Олегом – случай единственный в моей практике, а может быть, не только в моей. Потом я не раз убеждался, что далеко не всякий одаренный артист способен с лету ухватить характер, даже когда артист талантлив и по внешним данным близок задуманному образу. Более того, чем тоньше талант актера, тем труднее даются ему первые шаги… Далю органически чуждо бездумное подчинение чьей бы то ни было воле. Творить он может лишь в условиях полной свободы».
Противоречия с внешним миром Олег Даль решал с помощью алкоголя. На съемках знаменитой «Женя, Женечка и «Катюша»» режиссеру приходилось в некоторых сценах снимать Даля со спины, чтобы не было видно отекшего лица и мутных с похмелья глаз.
Режиссеры терпели, а кино-чиновники – Даля не любили, ограничивали в чем могли: в ролях, в выезде за границу, со скрипом выпускали фильмы. Даль отметит в дневнике: «Нет, не вписываюсь я в их систему. Систему лжи и идеологической промывки мозгов. Ну что ж, мразь чиновничья, поглядим, что останется от вас, а что от меня».
Олег Даль курил сигареты, предпочитая кубинские «Лигерос» и «Партагас» и сигары Cabanas из «Гаваны» — новомодного для Москвы магазина сигар, а также трубку. В книге «Олег Даль: Дневники. Письма. Воспоминания» читаю:
«…Частенько мне приходилось добывать там, в магазине «Гавана» на Комсомольском проспекте (существует до сих пор – А.Л.) кубинские сигареты «Лигерос» и «Партагас», также очень любимые Олегом. И еще я там покупала ему дорогие сорта трубочного табака. Иногда в кабинете ему на глаза попадалась трубка, и Олег ее закуривал. Но, по-моему, ему больше нравился сам процесс, потому что он курил ее только дома и только в кабинете. В такие моменты по квартире струился невероятно вкусный, благовонный дым.
Еще любил Олег совместные сигареты «Союз-Аполлон», появившиеся после советско-американского полета в космос. Однажды они с Лизой (жена Олега Даля – А.Л.), воспользовавшись чьим-то телефонным блатом, поехали и накупили массу блоков этих сигарет и были очень счастливы от присутствия сигаретной горы в углу комнаты. Все это свидетельствует в пользу того, что Олег относился к курению серьезно и не любил плохих сигарет. А вот папиросы так и вовсе не жаловал. Ни разу в жизни я не видела, чтобы он курил «Беломор», «Приму», «Дымок» или что-нибудь подобное. На какой бы «мели» Олег ни сидел, этот класс табака был явно не для него».
Многие его современники вспоминают, что в конце 70-х, приближаясь к своему сорокалетию, Олег всё чаще стал говорить о смерти. Он словно бы включил программу на самоуничтожение. Не проходило и дня, чтобы он не говорил о смерти как о реальности, как о насущной потребности.
Даль умер 3 марта 1981 года в Киеве, куда приехал на пробы лирической комедии. Поужинав с партнером по картине, сказал: «Пойду к себе умирать». Утром его нашли мертвым в гостиничном номере. Ему не было 40 лет. Накануне писал:
И ломать меня ломали,
И терзать меня терзали,
Гнули, гнули до земли,
А я выпрямился…
Я не клялся, не божился,
Я легко на свете жил.
Хоть в четыре стенки бился,
Волком на луну не выл…
Ах, ломать меня ломать…
Ах, терзать меня терзать!..
Это написано зимой 1981-го, последнего его года. Увы, доломали…
Андрей Лоскутов