Я хотел экзотики. Но не такой же

Записки афисионадо

турпоездка в Мьянму, которая едва не оказалось последней

           Когда мой приятель Вадим Рохлин сказал, что едет в Мьянму, я тут же воскликнул: сигары! 
           Мьянма – единственная в мире из 25 стран-производителей сигар, которая никогда не экспортирует свою сигарную продукцию. Купить их можно только там, небольшом

Мандалай. Утраченные реликвии.

горном государстве Юго-Восточной Азии. 
           Апрель — начало мая самое замечательное время в Мьянме. Рассказ Вадима Рохлина о том, как райское путешествие едва не обернулось смертью, записан практически дословно. 

           Такое ощущение, что попадаешь в прошлое. После перелета Москва-Бангкок, где небоскребы, реклама, свет, толпы, машины, — вдруг оказываешься в городе тысячи пагод. Тишина, зной, почти нет машин. Все такое низенькое, маленькое, какое-то соломенное. Прохожие – они все оборачивают к тебе свои лица. И на лицах – неподдельная улыбка. Не такая – вежливо-натянутая западная, а искренняя. Страна практически изолирована от внешнего мира. В стране уже лет двадцать правит хунта. Каждый иностранец – чудо. 

           Первое, что делает наша переводчица – забирает мой кофр. И дальше всю дорогу она будет носить наши вещи – гость не должен утруждать себя ни чем. 

           В Москве нас с приятелем предупреждали – возьмите англоговорящего гида, в этом случае вы поймете хотя бы 40 процентов информации. У русского гида, может оказаться, не поймете ничего. Мы пренебрегли советом. И услышав речь дамы, которая должна была с нами работать все десять дней, растерялись: мы не то что плохо понимали ее, мы не понимали вообще – на каком языке она говорит. 

           В первую же ночь в отеле (а мы останавливались во всех городах в бунгало, поскольку отелей в нашем понимании в Мьянме нет) меня ждало первое испытание. Едва после долгой дороги я повалился на кровать, как

Паган. Одна из пагод, выстроена для замаливания грехов

что-то шлепнулось на подушку рядом. Рефлексивно  ударил по подушке, она спружинила, и это что-то, описав, вероятно, дугу, шлепнулось мне на грудь и тяпнуло меня. 

           Я орал и носился по комнате в поисках выключателя. 

           Кусачей тварью оказался огромный кузнечик или что-то вроде того. Полчаса я гонялся за ним по номеру. Потом пытался уснуть, расчесывая укус, и вслушиваясь в подозрительные шорохи. И вспоминая рассказ моего московского приятеля Андрея Лоскутова о журналисте, приехавшим работать в Мьянму и уехавшим с какой-то медузой в печени. 

           Утром, когда наша переводчица стала что-то лопотать якобы по-русски, я не выдержал и наговорил приятелю кучу гневных слов о том, что гида надо менять. Приятель, уже начавший улавливать знакомые звуки, стал спорить. Мы бурно выясняли отношения, и я уступил. И тут произошла потрясшая меня сцена. Наш гид опустилась на колени перед приятелем и стала целовать его руки и одежду. Потом она объяснила, что ей заплатят за работу с нами 200 долларов, это огромная по местным меркам сумма. 

           Интересно, что всю следующую дорогу гид, хотя и продолжала освобождать меня от всяческой ручной клади, обращалась исключительно к приятелю и называла его — Учитель. Нет, вернее, так:

Хейхо. Озеро Инле. По дороге на работу никаких пробок.

УЧИТЕЛЬ. Меня это немного забавляло, но в глубине души — раздражало. 

           В следующем бунгало я был уже более осторожен. Осмотрев и ощупав себя утром, облегченно вздохнул, открыл дверь и – окаменел. На пороге лежала змеина, а за ней, сложив ладошки, сияла счастьем наша сопровождающая. Она не хотела нас будить, хотела, чтобы мы сами увидели это чудо – змею на пороге дома. Оказывается, это сулит большие денежные приобретения. Я все же пошел к управляющему отелем – европейцу и заявил ему: у нас на пороге змея! Я вас поздравляю! — воскликнул он. И стал объяснять про счастье. Это я уже слышал, только на почти русском языке. Прервал его и попросил защиты. Он стал объяснять про какое-то средство. Я, не вдаваясь в подробности, попросил этим средством окружить всё наше жилище. Бог с ней, с прибылью и деньгами, — говорил я про себя, — только бы не видеть этих гадов. 

           Я не знал, что через несколько дней я еще раз вспомню о деньгах и с таким презрением, с каким никогда в жизни о них не думал. 

           Из столицы Мьянмы – города Янгона – мы должны были отправиться на север страны, в города с экзотическими названиями Мандалай и Поган. Дорог в Мьянме нет. А весь транспорт – мелкая авиация. При этом все эти самолетики базируются в столичном аэропорту, в других же городах – только взлетно-посадочные полосы. Высадка и – самолет возвращается в столицу. Из Мандалая мы должны были лететь дальше на север. И для этого ждали транспорт из Янгона. 

           И тут, по-прежнему улыбаясь, наш гид сообщил: приближается ураган, вылеты отменены. Что нам делать? – спросил я и огляделся по сторонам. Вокруг лежал еще один соломенный городишко, такой же, как и столица, но еще менее надежный. И наш гид, улыбаясь, подтвердил: если мы останемся здесь, то в случае прихода урагана спасения не будет, и мы умрем.  

           Я ей сразу и безоговорочно поверил. Спрятаться и переждать стихию здесь просто негде. Доктора? Ну, может быть одна медсестра на всю провинцию,

Хейхо. Озеро Инле. Сигарная фабрика. Детский труд в почете.

которая и доктор, и патологоанатом. Выход один – брать машину и пытаться уйти от урагана. Сколько нам ехать? – спросил я. 

           — Если повезет, то шесть часов, Учитель, — ответила гид, обращаясь к приятелю. 

           В Москве предупреждали: дорог в Мьянме нет, путешествовать – только самолетом. Но теперь нет и самолетов, а ураган идет. 

           Нам подогнали махонькую машинку, которая была похожа скорее на скорлупу. Нет, — сказал я, — дайте самый большой автомобиль, какой у вас только есть. 

           Доплатив 50 долларов, мы получили минивэн. 

           В четыре вечера выехали из города. Мимо дороги – действительно, неважной, но асфальтированной, тянулись рисовые чеки, в которых стояли полуголые люди. Светило солнышко и было все очень мирно. Подозрительно мирно. 

           Сначала резко кончилась дорога – не асфальт, а просто дорога, и пошло бездорожье, причем через ухабы, увалы, холмы. Да к тому же резко село солнце, и мы оказались в полной темноте, на дикой, незнакомой земле. И самое страшное – впереди, ровно перед нами начало что-то ухать. Засверкали молнии – такие жирные, каких я никогда не видывал. Закрапал дождик. Такое ощущение, что мы ехали по краю пропасти. Ехали – сильно сказано, — ползли. Скорость и по асфальту не превышала 15 километров в час. А тут едва ли была больше десяти. 

           С такой скоростью мы уходили от урагана, который несся как спорткар – километров 200 в час. 

           Я сидел сзади и слышал, как в районе багажника что-то терлось. Может быть, так и должно быть на таких перевалах? Наконец, озаботился и водитель. Мы вышли и увидели, что заднее колесо пробито. Там, вернее, уже не было колеса – только обод с какими-то резиновыми нитками. Запаска?! Нет, запаски в машине нет. Это было на третьем часу нашего вояжа. И я тут ясно-ясно подумал: все, звездец! Все три часа дороги нам не встретилось ни одной машины. Ни одной! Ни в одну сторону! 

           Представьте – полная ночь, от который мы, городские жители, уже давно отвыкли. Толстые молнии, которые с грохотом заколачиваются в горы. Край земли. И хорошо бы – земли. Может – край жизни. 

Хейхо. Озеро Инле. Семья длинношеяих слева мать, справа дочь

           Я не робкого числа. Воевал, выполняя интернациональный долг, в меня стреляли, был ранен. Я веселый и жизнерадостный человек, душа компании, у меня – семья, трое детей. Я всегда был уверен: если что-то угрожает – вперед, борись, делай что-то. В самих попытках борьбы – спасение. 

           А тут – паралич. Ты не можешь ничего сделать. Ты – внигде. Все кругом остановилось: машина, дорога, земля. И самой жизни – ровно столько, сколько нужно, чтобы эти бухающие удары дошли до тебя. 

           Телефон? Но мобильная связь не работала здесь и до урагана – хунта! Вертолет? Я глупо прикидывал, сколько может стоить эвакуация вертолетом – десять тысяч? пятьдесят? сто? Пожалуй, сто, — прикидывал я, цепляясь за саму мысль, что я наскребу эти деньги. И вдруг я понимал, что деньги — ничто, они бесполезны. И для меня, и для моих детей – они даже не знают, сколько у меня денег, в каком банке они лежат. Я сейчас исчезну, никто меня не найдет, пусть даже не меня, а того, что от меня останется. 

           Я поднял голову к… Ну, туда, где должно быть небо – в черноту, озаряемую вспышками. 

           И тут – еврейское счастье: откуда-то сверху свернули фары. В нашу сторону спускался автобус – эвакуировали тургруппу. Мы, как фильме «Кавказская пленница», выстроились цепью. Я вдруг подумал, что в центре нашей цепи — наша переводчица. Мне стало смешно, и я сразу поверил в спасение. 

           Как потом оказалось, ночью мы двигались по кромке урагана. А в столице — Янгоне — я увидел сам ураган. Вернее, то, что он оставил: разодранные дома, вывороченные с корнем и брошенные за сотни метров столетние деревья, столбы-спички. 115 тысяч погибших, 2 миллиона жителей, оставшихся без крова. Электричества не было, воды не было. Не было связи, не было ничего. 

           Странный запах разливался по райскому городу. 

           Деньги опять стали играть какую-то роль – в переполненном туристами аэропорту нас протиснули в первый же самолет. 

           Вадим Рохлин 

           p.s. Сигары Вадим все-таки привез. Он их купил в начале путешествия на сигарной фабрике – сарае, на земляном полу которого подростки 10-12 лет крутили сигары – из табачных листьев, заворачивая их в листья кукурузы или банана. «Медовые», — сказал Вадим. Я понюхал через целлофановую упаковку – сладко-приторный запах. 

           Андрей Лоскутов

Оцените статью