Когда Виктору Сергеевичу Розову стукнуло восемьдесят, его ученики и пара официальных лиц от Союза писателей собрались в небольшом Мраморном зале дома Ростовых поздравить юбиляра. Говорили все, что положено, слушали именинника. Виктор Сергеевич сказал, что больше не пишет, и объяснил, почему, с обычным своим наивным бесстрашием сославшись на горький опыт классика: «даже Толстой после восьмидесяти всякие глупости писал, а я ведь не Толстой»!
При всей давней любви к Виктору Сергеевичу я не стал его опровергать, но сказал примерно следующее: пишет он или нет, сам факт его существования есть работа на благо общества. Пока человек с таким нравственным авторитетом хотя бы просто живет, людям с совестью легче оставаться собою, а подонкам труднее делать подлости.
Я и сейчас думаю, что патриотизм крупной личности заключается, в частности, и в долголетии. Мое поколение выросло порядочным и жизнеспособным во многом потому, что мы шли вперед за танковой броней: от прямого огня трусоватой и коварной системы нас защищали, порой, не подозревая об этом, Паустовский, Эренбург, Твардовский, Арбузов, Исаковский, Симонов, Маршак, Лихачев, Образцов, Товстоногов, Ефремов, Ульянов. Их имена горели столь ярко, их слово значило так много, что лизоблюды и аллилуйщики опасались действовать слишком откровенно — вдруг живой классик заметит и отвесит пощечину такой силы, что вмятина навек останется на паскудной роже.
Кому-то покажется, что я смотрю на вещи слишком романтически — так ли важно для сильных мира, что скажет в каком-нибудь интервью даже очень заслуженный старикан. Что ж, можно и так смотреть на вещи. Но даже циничный Сталин не любил лишние неприятности — массовые репрессии против творческой интеллигенции он начал лишь после смерти Горького. Крупная личность много значит в истории…
Леонид Жуховицкий,
писатель
