«Все умирают, но живут только некоторые.»
H. Haritou
Жизнь предстает гораздо увлекательнее, когда держишь себя на острие осознания ее мгновенности. Не нахожу столь важным оставить некий «след», как те многие, что оставили его, часто сомнительно ценный, всего лишь таким же смертным и столь же несовершенным, надеющимся в свою очередь так же что-то «оставить»... Кажется, что многие и живут, в основном, только для этого «следа», а не ради жизни самой, только своей, неповторимой. Нет, я не верю в бледный след уже пролетевшей кометы, а верю в бриллиантовое цветное горение в момент полета или падения.
Занимательно, конечно… Вот на кинопленке маячит чья-то замороженная на десятилетия улыбка, вот чьи-то ноги отплясывают какой-то модный на тот момент, смешной человеческий танец. Но нет для меня большого смысла ни в памяти на века, ни в собственном бессмертном портрете, имеющим мало отношения к «оригиналу», приукрашенном людьми будущего, склонными к той же самой тенденции создавать себе кумиров… А тот самый, тот особый взгляд, который чувствуешь на себе с приходом какой-либо известности среди народных масс, он меня не только «не заводит», но даже пугает. Остолбенелый, безумный…
Жизнь быстротечна и не очень щепетильна по части справедливости. Сродни рулетке в казино. Многие, и гораздо более прекрасные улыбки, и более грациозные танцы никогда не были и не будут «зафиксированы» для последующих поколений. Многие таланты еще уйдут не узнанными хоть сколь большим процентом сожителей по планете. Какие-то до слез мудрые люди останутся в памяти только знавших их, а не в книгах. Ведь порой эти мудрецы бывают не то что «не раскрученными» средствами информации масс, а даже и, в общепринятом смысле, не образованными людьми. Какие-то необыкновенно красивые и женственные женщины никогда не появятся на страницах и кинопленках. Многие, потрясающие честью и умом, личности чаще всего никогда не составят обществу кумиров для подражания, не станут гордостью и восхищением для более широкого круга людей, чем круг наиболее близких к ним. Когда осознаешь эту тщету земную, становится легко, весело и как-то куражисто. Эдакий позитивный пессимизм. Исчезают надуманные границы для самовыражения и для наиболее искреннего выбора собственного бытия. То есть — сразу легко определяется, с кем ты считаешь наиболее интересным и важным для себя проводить время, чему посвящать его, «смакуя» каждый час и день, отделяя настоящие «зерна» от лукавых «плевел». Определяя с наивысшей честностью перед собой, что и кто заслуживает твоих душевных усилий и временнОй общности, а что — пусто и не достойно. Нас учили гипертрофированно-сложным и недостижимо-высоким идеалам, (впрочем, довольно оторвано от жизни, если не сказать хуже — неискренне), но не научили простой истине, что ценность жизни — в ней самой. Склонные к русской тенденции искать глубокий духовный смысл в любой экзистенциальной радости, мы вынуждены проходить долгий путь исканий, чтоб примириться с примитивным счастьем существования, на которое мы «обречены» как создания божьи.
Я в этом смысле обязана сигарам. Утонченное, в то же время «прямое» чувственное удовольствие. Доступное только при позитивном, открытом настрое на получение этого наслаждения — одновременно и карнального, и все же не примитивного (особенно, если говорить о самых великолепных экземплярах — кубинских сигарах премиум-класса), и спиритуального, как священное курение древних индейцев. Изучение сигар «открыло мне глаза» на простую истину: счастье не требует особой духовной подготовки для своего возникновения, так же оно не требует быть «заслуженным». Оно просто есть. В душе, настроенной только на один «дубль» жизни. Сигары, — апофеоз жизни «здесь», — плотской, земной, — существуют для того, чтоб любители высококлассного дыма вкусили этот настой безумного карибского солнца. Именно вкусили, радуя небо вкусовыми сочетаниями, как радуют его хорошим коньяком, размышляя и мечтая, а не «перекурили» на бегу, глотая сизый, дешевый сигаретный дым… Наслаждение, которое учит человека, в целом, радоваться жизни! Радоваться от души, по выбору чистой страсти, а не идя на поводу у навязчивых привычек полу-бессознательной рутины проживания в довольно стрессовом месте — планета Земля. Курение сигар учит держать баланс между получением откровенного «кайфа» — и уважительным, бережным отношением к сопряженному с ним содержанию, наполнению, культуре, ритуальным тонкостям производства. То есть (надеюсь, не кощунствую), каким-то образом даже соединить духовное с физическим!
На полках хьюмидоров афисионадос хранятся и известные, «хитовые», и редкие, а то и эксклюзивные, и просто излюбленные сигары. Украшают элегантными коробками наши комнаты и кабинеты, радуют бантами и формами, наполняют пространство тяжелым ароматом ферментированного табачного листа. Какие-то из своих сигарных «богатств» мы ревностно бережем для особого случая, какие-то из них тешат наше самолюбие коллекционера, ценителя удовольствий… Но по-настоящему сигара начинает жить только когда ее курят.
В моем доме, в центральной комнате, или, как я ее называю, в «салоне», стоит фортепиано. Я играю на нем, зависимо от настроения, разную музыку. Впрочем, отдаю предпочтение Рахманинову и Баху. Музыка Рахманинова — страстная, неистовая, широкая, глубоко-духовная и первобытно-чувственная одновременно, полная богатейших гармоний, поражает мощностью, потрясает силой катарсиса, разливается по душе, высоко- и утонченно-русская… Для меня как икона. Завораживает Прокофьев с его надломом и правдивостью. Бетховен, аффектированный и монументальный, меня утомляет… Многие романтики надоедают вычурной кокетливостью сентиментов… А вот творения Баха — это любимое, столь же, сколь и Рахманинов. Для меня Бах сродни джазу, — органично, чертовски-привлекательно! Высшая математика свинга. Состязание равноправных голосов, основанное на четком порядке полифонии. Сочетание красоты музыкального материала и божественной неизбежности порядка сводит меня с ума…
Более чем столетний немецкий Seiler, хотя и не велик, но, как многие старые инструменты, тяжел. Конечно же, его подолгу не передвигают. А недавно я, в поисках чего-то важного, попросила отодвинуть пианино от стены. Что, вы думаете, я там нашла?.. Там лежала сигара Алехандро Робайна, — та самая, сделанная только «для своих», необрезанная, с нежным, как велюр, светловатым покровным листом, ровненькая, не очень тяжелая по весу для кубинской. Я стала вспоминать, как же могла оказаться такая ценная сигара за пианино. Ведь мой хьюмидор находится совсем в другой части комнаты. И поняла, что она упала туда два с половиной года назад! Тогда, когда я буквально «завалилась» домой с Кубы, вся переполненная впечатлениями от моей самой первой поездки на «остров свободы», распаковывая и раскладывая везде свои «трофеи» — редкие и всякие особые сигары. Витолы от легендарного Робайны были вручены мне и моим коллегам завернутыми просто в газету. Конечно, пока я была в Гаване, я разворошила аккуратный, довольно увесистый заветный сверток, угостив сигарами пару коллег. Оказавшись дома, видимо, водрузила полураскрытый сверток на пианино. Вот тогда-то одна-единственная сигара и выкатилась, свалившись в гудящую благородной классической музыкой темноту антикварных стенок… Лежала там спокойно, закутанная в мягкое покрывало серой пыли…
Из того свертка у меня осталось всего несколько сигар, теперь уже почти трехлетней выдержки в хьюмидоре. Обнаружив мою затерянную красавицу, для начала оглядела ее со всех сторон. Было такое ощущение, что войлочно-пыльный «футляр» сохранил сигару и сберег от каких-либо повреждений. Совершенно не пересушенная, не разваливающаяся, а целая, даже не смотря на «фирменный» тоненький покровный лист, такая же симпатичная, разве что «хвостик» подсох… Чудеса!.. Я взяла чистую, чуть влажную мягкую тряпочку, аккуратно сняла всю пыль, стерла с гладкого сигарного тела, а потом с полчаса подсушила сигару на открытом воздухе. Затем преспокойно обрезала и с любопытством закурила… Абсолютно восхитительно! Как будто и не было более двух лет в «застенках». Вот для чего она жила, хранила в себе еще живые пары ферментации. Для этого момента она и существовала, — чтоб я, наконец-то, нашла ее и получила удовольствие. Доставила мне радость без «обиняков», без гордого и амбициозного возлежания на лучших позициях моего сигарного шкафа.
Что может быть лучше, чем вот так, будучи найденной в нужное время, зажечься радостным огнем настоящего существования! Явиться поистине эксклюзивным открытием для кого-либо… Кто покажет тебе, что ценность тебе равна, — лежишь ли ты в престижном хьюмидоре или валяешься в пыли, потому что ценность эта в тебе есть, и есть кто-то, кто это знает. Пусть и с опозданием, но оттого еще более осознанно быть оцененной, оказавшись в «правильных» руках. Чтоб порадовались вместе с тобой тому, что бог тебе дал, как создала тебя природа, с восхищением искренним, не льстивым. Разделили откровение твоего существа в мире. Чтоб подарить кому-то приятную минуту, принести не номинальную, — для какой-то там исторической полки, — сомнительную пользу, — грош ей цена хоть в этом году, хоть через десять…, — но осчастливить здесь и сейчас.
Самое удачное и желательное сложение обстоятельств — это возможность прожить жизнь в полную душу, в полную индивидуальность свою… Ощущая себя и других, с благодарностью внимая жизни, что прекрасна в своей искренности, — и в миг удачи, и в дни испытаний. Она и есть «звездный час» — час звезды, что превращается ненадолго в маленького, несовершенного человека из плоти и крови. Чтоб человек хотя бы попробовал воплотить в жизни свою недолговечную звездную сущность. Существование — уже само по себе утверждение, смысл, праздник. Бриллиантовое цветное горение кометы в момент полета ли, падения ли…
Виктория Радугина,
специально для Сигарного портала