Казбек. Больше, чем горы. Часть V

Записки афисионадо
Привет, Тбилиси! Гамарджоба, Тбилисо! Я вернулся. Спустя тридцать восемь лет, ничего не помня, ничего не зная, совершенно случайно… Наша программа не предусматривала посещения Тбилиси. Но клуб «7 вершин» предполагает, а погода лета 2017 года такое вытворяет, как мы ещё в Ереване не оказались?!
Валерий Лаврусь



  Первая часть – здесь

  Вторая – здесь

  Третья – здесь

  Четвертая – здесь

Тбилиси

Фото 1.jpg

  Привет, Тбилиси! Гамарджоба, Тбилисо! Я вернулся. Спустя тридцать восемь лет, ничего не помня, ничего не зная, совершенно случайно… Наша программа не предусматривала посещения Тбилиси. Но клуб «7 вершин» предполагает, а погода лета 2017 года такое вытворяет, как мы ещё в Ереване не оказались?!

   А за тридцать восемь лет чего только не произошло, чего только не случилось… И живём мы теперь в разных странах-государствах, и нет уже той воинской части, в которой служил брат, да и самого брата уже четырнадцать лет нет в живых, а «грузинка»-племянница Маша стала врачом и кандидатом медицинских наук, а тот самый мальчик, которого мы приехали встречать, теперь тридцативосьмилетний архитектор Слава Гимельрейх. Почему Гимельрейх? А кто их архитекторов поймёт? Это его личное, художника, дело. И сам я уже немолодой, лысоватый и бородатый дяденька… Да, какой там дяденька! Дедушка! Настоящий дедушка! А был мальчишка.

   Нас поселили в трёхзвездочном отеле «Имерети», я бы ему все четыре дал, и по случаю обеденного времени пошли искать, где бы перекусить. Но не все. Ольга с Алексом не поехали, остались в Степанцмиде, захотелось им грузинской глубинки. Андрей сейчас на Горе делает вторую попытку, возможно, к моменту нашего заселения, уже сделал. Два Дмитрия в Тбилиси приехали, но оба остались отдыхать. Вчерашний вечер по случаю неудачного восхождения быстро перестал быть томным. Чача, вино, раздражённая неудачей соседняя группа, извечные классовые противоречия… Всё! Всё привело к ожидаемым последствиям, и теперь часть коллектива чувствовала себя «не совсем». А у некоторых это легло тяжкой печатью на лицо, справа…

   Поэтому «мы» — это буквально четыре человека: Лёха, Тимур, Галя и я, ощупью, по картам мобильных приложений, не зная города, ушли искать какое-нибудь предприятие общепита. В своих поисках вышли к большой площади, обильно украшенной флагами Евросоюза. Площадь Европы… Пока мы ехали в гостиницу, я уже понял, в Тбилиси культ Европы. Культ, несмотря на то, что в классическом географическом представлении Грузия находится за Кавказским хребтом, и значит, увы, в Азии. Но Тбилиси этот факт не смущает, и везде развеваются флаги Евросоюза. Не одна Украина стремится стать Европой. Положа руку на сердце, и многие россияне, тоже хотели бы считать себя полноценными (безвизовыми) европейцами, даже если живут за Уральским хребтом. И турки, тоже хотят. И ещё кто-нибудь из Сирии и Пакистана… Привлекательное место — эта Европа, такое привлекательное, что скоро совсем не будет отличаться от Азии. На лицо.

   На площади Европы нашли ресторан и в виду надвигающегося дождя (он по пятам что ли за нами ходит?) сели под крышу, решив не искать от добра добра, и взяли меню…

  Грузинская еда.

   Грузинская еда — штука вкусная. Грузинская еда — супер! Она аутентична, неподражаема, сама никому не подражает. Однако, есть у неё одно «но», исключительно для меня и таких же хреновых едоков, как я. Вся еда, абсолютно вся, для меня несъедобна. Перец, чеснок, обжаренные овощи и мясо, жир… Вкусно, калорийно, интересно, но… Но не для меня! А мой народ радовался жизни, назаказывал хинкали, хачапури и прочие сациви. Я же аккуратно всё пробовал, пытаясь найти хоть что-нибудь приемлемое для себя. Нашёл. Сыр! Сыр и хлеб с чаем. Хорошо! Помереть до завтрака не должен, а завтракать будем в гостинице, там европейская кухня и овсяная каша, слава тебе, Господи!

   Дождь «переели» в ресторане и пошли гулять по Старому Тбилиси.

   Замечательный старый Тбилиси… Скоро его обновят, переделают, перестроят, и он утратит свою аутентичность и индивидуальность. Но пока… Пока он пахнет временем. А время в Грузии пахнет вином, чучхелой, свежемолотым кофе и восковыми свечами. Православные храмы повсюду (как они пережили Советское время?). Любой русский православный человек в них может помолиться, исповедоваться, причаститься, а случись, и обвенчаться. Грузинская и русская православные церкви – сёстры. Но, первая лет на пятьсот старше. Грузия одна из первых приняла христианство, ещё аж в V веке, за что полторы тысячи лет «расплачивается», регулярно становясь жертвой агрессивных соседей-иноверцев. Православные русские православным грузинам, конечно, помогли, но однозначно эту помощь оценить не получится. Российское чиновничество местами бывает хуже хана Батыя, это мы и сами знаем.

   Перебравшись на другую сторону Куры, мы, для начала, в поисках почтовых открыток и марок, прошерстили все близлежащие сувенирные магазины. Я отовсюду отправляю открытки, это уже вошло в традицию. И многие, кто оказывается со мной в поездках, заражаются этой идеей. Согласитесь, приятно, заглянув в почтовый ящик, вдруг обнаружить открытку из далёкой страны, с маркой проштемпелёванной названием города, который ещё и не сразу прочитаешь, а если прочитаешь, то не сразу найдёшь на карте. «С приветом, ваш…» Но в этот раз я оказался в одиночестве.

   Пока искали, покупали, клеили марки, снова пошёл дождь. Ох, погода, ну, погода… Снова пошли искать, где бы присесть в тепле и сухости. Случайно набрели на «пешеходную улицу», заставленную столиками и перекрытую тентами и зонтами, там и притулились. У Лёхи после бурных переправ болело горло, и я взялся его лечить горячим тёмным пивом. Тимур с Галей считали, что я издеваюсь над товарищем, и по-товарищески же ржали, Лёха хотел, чтобы ему хоть что-нибудь помогло, и готов был на всё, официанты вообще не понимали, что от них хотят. Как это «нагрейте пиво»? Охладить, пожалуйста… А нагреть… Я им объяснял «как»… Они всё равно не понимали… Лёха объяснял… Тимур с Галей язвили… И тут зазвонил телефон. Я поднял руку, и все стихли. Звонил Алекс, они с Ольгой всё бросили и приехали в Тбилиси, заселились в «Имерети» и теперь жаждали присоединиться к нам. Что важно, Андрюха тоже с ними!

   — Андрей взошёл? Взошёл Андрюха? – шипели рядом, услышав Алекса, тот ответил просто: «Нет».

   Андрей не взошёл. Они с Георгием вышли в час ночи и к четырём дошли до 4400, до ледового поля, и попали в облако. Вокруг трещины по пятьдесят метров глубиной, а ничего не видно, и непонятно развеется ли всё это? И они ушли вниз, решив не рисковать. А там речки раздулись так, Андрюха форсировал их вброд, раздевшись донага, чем изумил каких-то иностранцев, а Георгий перешёл, только вновь поднявшись на ледник. И снова всё обошлось.

   — Мы с Галиной завтра хотим в Мцхету поехать … — сказал я, когда Андрюха окончил рассказ.

   — В древнюю столицу Грузии? — уточнил наш грузин Тимур.

   — В древнюю столицу Грузии. Дело там у меня есть одно…

   И я рассказал о своих странных совпадениях, случайностях и о своих мыслях по этому поводу.

   —…Поехали с нами… Если хотите. Только я… Только я никого не уговариваю, дело сугубо личное, и, в общем-то, моё. — Галина подалась вперёд, и я исправился: — Наше. С Галей.

   Они все решили ехать с нами к мама Габриэли. Все. Так совпало.

Мама Габриэли

   Говорят, печальный диагноз «шизофрения» и вторая группа инвалидности спасли отца Габриэли от расстрела (за сожжённого Ленина), мол, статья-то 70-я нешуточная, и Москва требовала: «расстрелять!»

   Передёргивают! Даже в военное время по этой статье давали от трёх до десяти (конечно, немало, но и статья нешуточная), а в мирное — от шести месяцев до семи лет. И времена уже наступали Брежневские. Пугали — да! Но возможно, от срока «шизофрения» действительно спасла.

   Но главным наказанием для Габриэли стала бы не тюрьма. Тюрьму он бы вытерпел… И даже не психушка, её-то он, как раз, вытерпел… Взбешённое церковное руководство Грузии запретило отцу Гавриилу служить в храмах. Даже заходить в них запретило! От причастия отлучило! Они по сути его отлучили от церкви… Говорят, Габриэли мог обойтись без еды, говорят, даже без воды, и вроде бы даже без сна, но не без святого причастия. Но церковное руководство беспокоилось, что безответственный поступок юродивого навлечёт на них гнев государственных чиновников. Надо сказать, не без оснований беспокоилось. По тем временам поступок был за гранью. И руководство решило строго и показательно наказать распоясавшегося юродивого.

   Это был перелом. До психоневрологического диспансера, до фактического отлучения Габриели был, может, не совсем простым, но всё же обыкновенным монахом, может с некоторым эпатажем, но всё же обыкновенным. Теперь стал необыкновенным. Истинно юродивым. Таким, о котором писал Св. Серафим Саровский: «Из юродивых едва ли один отыщется, чтобы не в прелести находился». И Габриэли построил себе церковь прямо во дворе, и украсил её иконами, которые насобирал на помойках, свалках и мусорках.

   Тогда же иконы выбрасывали, как ненужную рухлядь. Это потом в СССР станет модным коллекционировать иконы, и их перестанут выкидывать, а тогда, в 60-70-е… Помню, как большой, писанной на доске, иконой Николая Угодника у моей бабушки в деревне накрывали кадушку с солёными огурцами (Господи, прости нас всех грешных!). Не потому что хотели унизить Святого (это невозможно), просто доска была подходящей… Равнодушие страшнее ненависти.

   Такие «подходящие доски» и собирал по мусоркам Габриэли. Восстанавливал, как мог, и вывешивал внутри своей церкви.

   Позже в дар Грузинской церкви от него вывезут почти три грузовика (да хоть один!) с такими иконами, многие из них окажутся уникальными, единственными в своём роде. Себе Габриэли оставит только то, что «попроще», он никогда не стяжал. Но это будет позже.

   А тогда церковь ему разрушат (он её восстановит), к причастию не допустят, и с этого момента он начнёт ещё одно большое служение, ещё один свой подвиг: богослужение в разрушенных, заброшенных и никому ненужных (как он сам) храмах. Помните: «Твой отец разрушал храмы, ты их будешь восстанавливать!»? Даже потом, уже прощённый, но всё еще неудобный для церковных иерархов, таким останется на всю жизнь, он в течение восемнадцати лет, с 1972 года по 1990, будет ходить (ходить пешком!) по Грузии от одного брошенного храма к другому и служить в них по ночам (не хотел привлекать внимания властей). Некоторые храмы Габриэли попытается восстановить. Помогать ему в этом будут всего несколько женщин, они уже тогда уверуют: мама Габриэли — святой человек!

   Он ходил по Грузии, служил в храмах, общался с людьми, останавливался в селениях, в некоторых даже жил, и люди не забыли его. Трудно забыть. Слишком сильное впечатление он производил. В юродстве своём он то ругался, то кричал, то закатывал целые представления. Помните отца Анатолия в фильме «Остров»?

   «— А что это ты делаешь, отец Анатолий?

   — Читаю книгу грехов человеческих. Сейчас дочитаю, в печку её, и нет греха.

   (рассматривает, как бы читая, голенище сапога игумена Филарета, а потом с отвращением бросает сапог в топку, любимый сапог, мягкий сапог, подарок митрополита…)

   — Ты что это творишь, окаянный?!

   — Собираюсь вторую страницу читать.

   (хватает второй сапог, распарывает его ножом и опять «читает» голенище)

   — Какая же это страница, когда это сапоги мои?

   (Анатолий забрасывает и второй в топку)

   — И второго нет. Всё! Ты что, не знал, что на голенищах архиерейских сапог больше всего грехов-то и умещается?».

   Было, что-то в этом роде. Но!

   «Только сердцем, полным любви можно обличать грехи другого человека» — говорил он, оплакивая грехи людские, как некогда оплакивал Василий Блаженный углы дома грешников: «ангелы стоят и плачут, а вы не пускаете их в дом!»

   Последние годы жизни Габриэли провёл в башне монастыря Самтавро. Эти годы подробно описаны. Много воспоминаний, много рассказов, много свидетельств. Популярность мама Габриэли в начале 90-х достигла колоссальных размеров. К нему ехали, шли, летели. Кто за советом, кто за излечением тела или души, кто просто посмотреть, но все за чудом. Когда пишут житие святых, обязательно поминают чудеса, что совершались при жизни, ещё больше поминают те, которые происходили позже, на могилах. Так положено. У мама Габриэли этого хватило на четыре книги и пару фильмов. Вот, только мне, бестолковому и неискушённому, почему-то кажется… не в чудесах дело. Нет-нет, и в них тоже… Но, кажется, мне: главнее — беззаветное служение Церкви, беззаветная любовь к Христу, беззаветная любовь к ближним.

   Мы привыкли бряцать словом «любовь». «Они поднялись в спальню и занялись любовью…» Чем, простите, занялись? Это после того, как познакомились этим вечером?

   Мы используем его, совершенно не понимая смысла и значения. Даже когда говорим: Бог – есть любовь! Всё равно не понимаем.

   А Габриэли понимал. И любви той, настоящей, правильной у него хватало на всех с избытком. Любви и, что ещё важнее, отваги любить. И добрых, и хороших, и грешных, и больных. Любить, несмотря ни на что. Даже если тебя самого объявляют сумасшедшим. Даже если бьют, гонят. Даже если отлучают от церкви. Впрочем, так положено святому. Юродивому святому. Сам же Габриэли в своей способности так любить был совсем не уверен. Но от греха отвёл многих.

   Завещание архимандрита Гавриила

   Слава Христу Богу!

   От Святейшего и Блаженнейшего Католикоса-Патриарха всея Грузии Илии II испрашиваю прощения и благословения. Всему священническому и иноческому чину оставляю свое благословение и прощение-примирение. Бог есть Любовь, но хоть и много я постарался, однако достичь любви к Богу и ближнему, по заповеди Господней, я не смог. В любви заключается всё обретение человеком Царствия Небесного в этом видимом мире и унаследование Вечности (Вечной Жизни). Похороните меня без гроба, в мантии. Будьте добрыми и смиренными; во смирении нашем помянул нас Господь, ибо смиренным дарует благодать. Перед каждым Богом рожденным человеком будьте со смирением, добротою и любовью. Любовь ко всем уношу я с собой — и к православному люду, и ко всякому Богом рожденному человеку. Цель жизни и всего этого видимого мира есть обретение Царствия Божия, приближение к Богу и унаследование Вечной Жизни. Этого и желаю я всем вам. С благословением моим оставляю вас, да не потеряет никто великую милость Божию и да удостоятся все обретения Царствия. Несть человек, иже жив будет и не согрешит. Один я великий грешник, всячески недостойный, зело немощный. От всей моей любви молю вас всех: проходя мимо моей могилки, испросите прощение мне грешному. Прахом был я, в прах и возвратился.

   Не канонизировать его было невозможно. Можно считать, что канонизировал сам народ Грузии, всего через семнадцать лет. Грузинская Православная церковь оформила это решение, а Русская у себя подтвердила.

В гостях у мамы

   Всю ночь снился человек в чёрном. Он громко и строго говорил на незнакомом языке, вздымал руки и голову к небу, ходил, широко шагая, снова вздымал руки и снова говорил. Ругался? Обличал? Объяснял? Непонятно… Я отмахивался, но он не уходил… Совсем я обалдел от этой истории.

Фото 2.png

  А утром к нам присоединился Дмитрий-второй. У него день рождения, и у Димы будет непростой, но добрый подарок. Дмитрий-первый, Огурцов, встречается с сослуживцем, и, увы, занят. Нас восемь.

   Мне удалось договориться об аренде гостиничного микроавтобуса. Водитель Артур на вопрос, знает ли он кого-нибудь из русскоязычных гидов по Мцхете, хмыкнул: «Я что… сам не смогу рассказать?»

   Выехали в десять, и сразу попали в ливень… Нет, это не кончится никогда!

   Мы плыли в автомобильном потоке, дождь хлестал по ветровому стеклу, дворники едва справлялись. Кто-то сказал:

   — Потоп!

   — Нет! — Артур покачал головой. Он остановил автобус на перекрёстке перед светофором. — Потоп здесь был в 15-м… Видите тот мост? По нему бегал бегемотик, когда вода разрушила зоопарк… — он тронулся. — Тут такое творилось…

   Творилось… Погибло девятнадцать человек и половина зверей зоопарка. 15 июня объявили днём траура. А сейчас, не потоп, нет. Сейчас просто ливень. А он и прекратился, как по заказу, как только мы подъехали к монастырю Джвари, что стоит на вершине горы у слияния Куры и Арагви.

   «Немного лет тому назад,

   Там, где, сливаяся, шумят,

   Обнявшись, будто две сестры,

   Струи Арагвы и Куры,

   Был монастырь. Из-за горы

   И нынче видит пешеход

   Столбы обрушенных ворот,

   И башни, и церковный свод…»

   писал Михаил Юрьевич в XIX веке о тех местах, ничего и не поменялось. Монастырь основан в VII веке, но и до VI века там уже стоял храм меньшего размера, его развалины видны по сию пору. Знаковое место для Грузии. Место силы, такие места есть по всему миру, у каждой страны, у каждого народа.

   От Джавари автобусом спустились в храм Светицховели. Храм Животворящего Столпа, про тот Столп можно написать целую книгу. Храм XI века. До строительства в Тбилиси храма Цминда Самеба (Святой Троицы) был кафедральным патриаршим храмом Грузинской православной церкви и на протяжении целого тысячелетия являлся главным собором всея Грузия. Высокий, гордый, неприступный, переживший нашествия монголо-татар, турок, персов, он устоял и при коммунистах.

   В храме нас сопровождал интересный гид, старая грузинка. По всей видимости, из актрис, она виртуозно владела словом. Её откуда-то привёл наш водитель, и она устроила нам полноценное театрализованное представление на целых полчаса.

Фото 3.jpg

  Впечатлённый её экспрессией, помноженной на непередаваемый грузинский акцент, я с первых же минут включил видеозапись. Разве такое пропускают?

   Добрались до Самтавро. До того самого женского монастыря равноапостольной святой Нино, просветительницы Грузии, что стал последним прибежищем мама Габриэли… Да-да, он умер в женском монастыре, здесь его и похоронили, и здесь теперь хранятся его святые мощи. Странная жизнь. Странная судьба. Странный святой. Святой юродивый. Юродство один из самых примечательных подвигов в Церкви. Уничижение гордыни во благо Господа. Да, какое, там гордыни?! Полное своё собственное растворение в Боге… Такие они, босые, в рубище, Христовы воины любви.

   В этом году в Гималаях я придумал не совсем приличный слоган. «Сходи в горы – почувствуй себя говном!» Кто поднимался в горы, согласятся со мной. Девяносто процентов времени горы незаметно (или заметно) уничижают и растворяют вашу гордыню! Своим видом: они высоки, они просто огромны. Своей неприступностью: взбираться на них бесконечно трудно, по пути не раз проклянёшь себя. Своими людьми: есть же такие, кто находит в себе силы, и взбираются на: К-2, Аннапурну, да хоть бы Ушбу, эти люди сами огромны и велики, как горы. Смотришь на это всё и понимаешь, какой ты маленький, ничтожный, неинтересный… Совершенно никчёмное существо. И от гордыни твоей остается горошина ещё меньше, чем от либидо на 3700. Потом, конечно, станешь героем! Но это потом.

Фото 4.jpg

  А тут, стоя у раки из розового иранского оникса, я вдруг понял, чтобы усмирить свою гордыню, вовсе не нужно лезть на гору. Достаточно вот так встать и постоять, положив руку на раку человека, чьи истинные размеры души невозможно измерить никакими, не то что километрами, но и световыми годами и даже парсеками. Человека, кто выше, кто больше самых высоких, самых огромных гор. Человека, кто в одном рубище, босой, но с медным венцом на голове мог выйти к людям и проповедовать Слово Божие о любви, когда те хохотали над ним! Клоун же. Шут. Юродивый. А он проповедовал! Так усмирял свою гордыню. Господи… Уж лучше в горы!

   Я прошёл в церковную лавку, купил свечи и иконы святого, всех нашёл, всех обошёл, всем всё раздал и снова вернулся к раке. У монашки, которая дежурила у раки, одними губами и жестом испросил разрешения сделать один единственный кадр. Она сначала поморщилась, покачала головой, но потом, кажется, поняла меня, моё искреннее желание, оглянулась на всякий случай и быстро кивнула. Я щёлкнул и кивнул ей: «Спасибо!». Она улыбнулась и, сложив руки на груди, наклонила голову. А они ведь все его здесь любят. Все. Любят и гордятся.

   Любят тебя здесь, мама Габриэли! Я поклонился раке. Спасибо дедушка. Мадлоб! За поездку спасибо. За то, что всё прошло удачно, что все живы и здоровы. За Грузию отдельное спасибо! «Я в ответе перед Богом за всю Грузию и пол-России», — говорил ты, поднимая и лихо выпивая кружку с вишнёвым соком до дна, пусть думают, что с вином. Мадлоб! Я перекрестился и поклонился…

   Вечером, когда все ушли в серные бани — Тбилиси стоит на теплых минеральных источниках, я приехал на канатке на гору к крепости. Нашёл укромное местечко, подстелил дождевик (теперь он у меня всегда с собой), сел, достал «Чудо-йогурт» (такой же, как в России, только с грузинскими буквами), баранки, всё купил внизу, и стал ждать закат, задумчиво пережёвывая скромный ужин. Закат обещал быть необыкновенным, в пресеченном рельефе старого города грузинской столицы, фееричным…

   Да. Я не был в Грузии 38 лет.

   Да. Я почти ничего не помню из той моей детской поездки.

   Да. Я знаю, как много сложностей возникло между нашими странами, и они ещё не кончились, и кончатся, ой, как не скоро.

   Но мне понравилась Грузия! Очень. Весёлая и задорная, как лезгинка, она бывает задумчивой и протяжной, как горская песня или, как «Сулико». Помните?

   «Сакварлис саплавс ведзебди

   Вер внахе дакаргулико

   Гуламосквнили втироди

   Сада хар чемо Сулико?»   

   «Я могилу милой искал,

   Сердце мне томила тоска.

   Сердцу без любви нелегко.

   Где же ты, моя Сулико?»

   Она доброжелательна, она гостеприимна, она трудолюбива и временами безалаберна, иногда даже ленива и совсем нетороплива… А, куда спешить? Когда живёшь в горах, время не властно над тобой… Историчная, христианская, верующая, глубоко верующая и снова поющая, поющая в храмах. Всякая… Разная… Грузия.

   Иногда я жалею, что не пью вина. Сегодня бы выпил. «Саперави»… густого… бордово-красного, как кровь… терпкого… И съел бы чахохбили. Помню, в тот день, когда умирал брат, прилетала моя Валико. Чтобы встретить её и вопреки страшным прогнозам лечащих врачей, я накрыл дома стол: «Саперави», чахохбили, зелень, сыр, лепёшка… Это был грузинский стол для брата и жены… Брат любил Грузию… И жену мою любил и называл по-грузински Валико. Теперь её все так называют, хоть она стопроцентная русская… Валико. Очень красиво звучит. Чем-то брат был похож на Габлиэли. Помнишь, Валико, как чудил он, и как мы смеялись? Как он, запрокинув рюмку, свалился вместе с табуреткой, но рюмки из руки не выпустил и продолжил анекдот, который рассказывал? Ты знаешь, он не был пьян, с анекдотом-то не потерялся, просто хотел так нас рассмешить, Валико. У нас были проблемы, а ему хотелось нас отвлечь, и у него получилось, мы потом долго смеялись. Он всегда нас хотел развеселить и отвлечь от чёрных мыслей, а в 90-х их хватало. Он любил нас. Да, он всех любил… Поэтому у него так много было друзей … Как, наверное, у мама Габриэли.

   — Я так и знала, что ты здесь!

   Рязанова выбралась к моему укрытию. Нашла, значит. Не пошла в баню…

   — Красивый закат будет, — я кивнул на запад, там закатное солнце, кувыркаясь и плескаясь в облаках, как молодой дельфин, плыло за горизонт.

   Галина пристроилась рядом, и некоторое время мы молча любовались безумным коктейлем облаков; закатного неба; заблудившихся и мечущихся впопыхах — успеть бы сверкнуть — лучей солнца; растопыренных телевышек; застеклённых кристаллов небоскрёбов; рыжих старых крыш; белых новых домов; над и под горой…

Фото 5.png

   Красота!

   Красота и хаос!

   И не удивительно, но они всегда идут рука об руку… Красота из хаоса, хаос из красоты… Я спохватился и стал настраивать фотоаппарат. Всё пропущу, сижу тут, щёлкаю…

   — Рязанова?

   — А?

   Даже головы не повернула.

   — А хорошо мы съездили… Всё успели. На гору только не поднялись…

   Она посмотрела на меня, как бы пыталась понять, чего это я тут такого говорю, красота же такая… но потом рассеянно улыбнулась и кивнула: «ну, да, успели, что говорить-то, и так понятно…»

   Я вздохнул и нацелился камерой на запад… Эх… Пожрать бы… А то, от йогурта с баранками только в животе урчит…

   Продолжение следует…


Оцените статью