ДЕМАВЕНД. Мемуары несостоявшегося пенсионера. Часть VIII

Записки афисионадо
Утром мы порадовали иранских друзей выигрышем нашей сборной у саудитов. Кто знает отношения Ирана и Саудовской Аравии, основных мусульманских региональных центров, тот поймёт радость персов. Я им так и объявил: «Мы обыграли ваших „друзей“». Иранцы долго и с чувством жали нам руки. У них у самих сегодня первый матч с Марокко.
  ДЕНЬ № 6
  Утром мы порадовали иранских друзей выигрышем нашей сборной у саудитов. Кто знает отношения Ирана и Саудовской Аравии, основных мусульманских региональных центров, тот поймёт радость персов. Я им так и объявил: «Мы обыграли ваших „друзей“». Иранцы долго и с чувством жали нам руки. У них у самих сегодня первый матч с Марокко.
  Поразительное явление в нашем мире футбол. Игра себе и игра, есть хоккей, есть баскетбол, есть наконец родственник футбола — регби, но только футбол завоевал все сердца мира. Почему? Отчего? Как так произошло? Ужели потому, что Англия считается его родоначальницей? Английский язык и английский футбол? Удивительное явление.
  А у нас день высотной акклиматизации. Снова разгильдяйство и ничегонеделанье. Всего-то и надо, привыкать к высоте. Сходить куда-нибудь на радиальный выход, — обычно его амбициозно планируют куда-нибудь повыше и куда-нибудь подальше, но по факту ходят не  далеко и не высоко, —  и, конечно же, ледово-снежные учения… 
  Ох, уж эти мне учения, эти у меня уже третьи. Учат всегда одному и тому же: надевать (регулировать по размеру) кошки; ходить в них и пользоваться ледорубом. Последнее самое важное и самое нужное, но и самое же бестолковое занятие. Нужное, потому что ледоруб — единственная, кроме гида, страховка в горах. Это твоя жизнь. Правильно зарубиться при срыве — единственный шанс остаться живым и относительно невредимым. Но занятий таких нужно не одно и не два, и случись непредвиденное, никто (или почти никто) из «курсантов» не сможет зарубиться. Более того, ледоруб для неофитов сам предоставляет серьезную опасность. Как-то Кот видел срыв девушки со второй косой полки на Эльбрусе, она летела, кувыркаясь, а ледоруб, закреплённый темляком на руке, описывал вокруг неё круги, и все, затаив дыхание, с ужасом «ждали» (сделать-то ничего нельзя), как она сейчас насадится на своё же острие. Страх, да и только! Девушке тогда повезло, отделалась испугом и синяками. Но! Те, кто обучает, и те, кто ведёт новичков с ледорубами в горы, верят, что, хотя бы, в одном случае из ста, хотя бы, в одном из тысячи ледоруб сработает и спасёт человека, а может и всю связку, если идут в связке.
  В десять вышли на снежную тренировку, снег у нас за приютом, буквально на сто метров и отошли. Настроили кошки, походили гуськом, попадали с ледорубами, пофотографировались, поржали, даже сняли короткий ролик. Главное в тренировке не вымокнуть (традиционно занятия проводятся на небольшой высоте, где снег предательски норовит превратиться в воду), не вымокнуть и не выбить себе ненароком передние зубы. И такое бывает.
  Наигравшись, пошли на акклиматизацию. Шли недолго, поднялись на 4500. Для разработки дыхания Хамид устроил тренировку то ли по пилатесу, то ли по йоге, а то ли по всему сразу. Мы повторяли движения, опять ржали, падали, дурачились, в общем, вели себя расслабленно и безалаберно, как и полагается настоящим туристам на отдыхе. Про завтрашний день старались не думать. Честно говоря, страшно было. Сразу подняться на полтора километра… на высотах выше 4000… это я вам скажу… А, ещё снег! Страшно! «Но это завтра. А сегодня… я его поцеловала…» Не рефлексировать!
  На базе нас встретили шашлыком. Окончился месяц Рамадан, и у иранцев праздник. В столовой набилась куча народа (на базу всё время прибывали новые группы), временами у кого-то начинала играть музыка, люди поднимались и танцевали. Праздник же, ё моё! Потом ещё и пели.
  А наша комната (я, тёзка, Марина и Галина) после обеда занялись обустройством спальных мест. Ночью Рязанова мерзла, да и я чувствовал некоторый дискомфорт. Раздобыв дополнительные матрасы и одеяла, стали утепляться, одновременно готовясь к завтрашнему восхождению. Тёзка, разбирая вещи, опрометчиво принялся рассказывать про своё увлечение охотой, настоящей, взрослой охотой в Африке, на сафари.
  — …И ты убил слона? — Марина перманентно, вот прям сею секунду, жалеющая любую кошку и собаку в округе трёх с половиной миль, никак не могла определиться, как ей относиться к Валериному рассказу?
  — Убил, — Валера внимательно посмотрел на Марину, и стало понятно: он уже начал жалеть, что завёл этот разговор.
  — У него такие умные глаза…
  — Он был старый…
  — А ты его убил…
  — Он был старый и больной! А я заплатил деньги. Если бы не убил его я, его бы убил кто-то другой!
  В африканских заповедниках практикуется такой способ получения денег. От государства помощи не дождёшься, а тут живые деньги, наличность! Лев — двенадцать тысяч долларов. Слон — тридцать. Учитывая всеобщую африканскую бедность — бешеные деньги. На них можно и нанять дополнительных смотрителей, и купить оружие (как-то надо с браконьерами бороться), и даже что-то выделить на профилактику и развитие. Так, смерть одного животного даёт возможность жить относительно комфортно остальным. Но сам я не охотник. И не рыбак. Хотя убивать живность приходилось, тех же уток на Севере. Всё банально — кушать очень хочется (я — великая кладезь банальностей!).
  — Валер, а какая гора самая трудная? — глядя на возмущённую Марину, я пытаюсь «незаметно» сменить тему. — Денели?
  Валера забирается на свою верхнюю полку и ложится.
  — Наверное. Хотя спуск с Эвереста до лагеря на 6400 трудный. Наверное, самый трудный.
  — А ты молился?
  — Ну, началось… — Марина очнулась от задумчивости. — Палыч! Вы с Олей уже исповедовались?
  Сама носит крест с ладанкой, но православнутыми считает меня и Олю. Интересно, правда? Может, мы с Олей всё-таки не так уж далеки друг от друга? Хотя она что-то такое про карму говорила… Тогда, ей к Лазареву.
  — Отвали! — отмахиваюсь я от Маринки. — Молился?
  Тёзка не молился. И тут началось!
  Нас же, неофитов (таких как я), за километр видно. Мы же, кого хочешь, готовы обратить в веру истинную и только делаем вид, что толерантны и уважаем свободу совести, а сами действуем, как Великие Инквизиторы, как Величайшие… А ещё, и это безусловно, мы — провокаторы! Кто разговор-то завёл? (А то бы пришлось спасать тёзку.)
  Выяснилось, на фоне традиционных вероисповеданий (в моём лице), обнаружился: и (условно его назовём) атеизм моего тёзки, и доморощенное, «своё собственное» христианство у Марины («мой Бог!», как хочу, так и верю,), были и воздержавшиеся. Рязанова сосредоточенно возилась со спальником, не отвлекаясь на вечность. Точно спальник ей мал! Я глядел на них и переживал, спальник-то — мой подарок. Тем временем на меня наседали. Всех раздражает Русская Православная церковь. Римско-католическая не раздражает, немецкая лютеранская тоже, эти из Юты, которые шатались по улицам в 90-е «Братья́, увьеруем во Христа» слава Богу исчезли. А Русская Православная раздражает. Вот, раздражает, и всё тут!
  А я знаю ответ. Потому что чужой, он завсегда толще! И вкуснее. Бутерброд, я имею в виду. И ещё всё русское, почему-то у нас у русских, вызывает какое-то чувство вины и ущербности. Мы даже если чего хорошего сделаем (сотворим, организуем, проведём, напишем, снимем, запустим) супер-пуперовского такого, клёвого, мы всё равно пойдём на Запад спрашивать: «А вам понравилось? А? Или не очень? Нет? Мы же ничего хорошего сделать не можем, мы же варвары, совки, скифы, „сарматы, с раскосыми и дикими очами“. Но может хоть в этот раз у нас случайно получилось?» И когда Йохан (Джон, Жан, Хуан, Янн) поморщивщись снисходительно кивнут, у нас наступает национальный праздник! Как сейчас на чемпионате. Уж мы так старались им всём угодить, так старались… И вот с верой нашей, русской, православной, та же история… Мы её просто стесняемся. И, кстати, бутербродов своих тоже! А ещё…
  Уже все спальники были разложены, и под них всё положено, и мы даже забрались в них (так теплее), и я уже удобно устроился и собрался поведать товарищам о трудном и тернистом неофитском пути, о семнадцати годах Севера, о трудных 90-х (ох, трудных), о невоздержанном употреблении алкоголя (ох, невоздержанном…), о болезни, и даже о вере русской… как вдруг пришёл Хамид и всё обломал.
  «Пришло много новых людей, — грустно сообщил он, — их надо разместить. Мы решили вашу группы объединить в одну комнату»
  «Что он сказал?» — насторожилась Галина. А кто-то изумился: «Семерых?»
  «Нет, — мотнул головой Хамид, — шестерых, одного мы возьмём к себе, к гидам. Но это ничего, это предусмотрено… Там, в программе…» — он продолжил ещё что-то бормотать про «7 Вершин», про «Анестезию», так он на свой лад называл Настю Кузнецову, но мы его уже не слушали, нам было важно другое! Кто перейдёт к нам?
  — Пусть пацаны переходят! — горячилась Маринка. — Пусть они! Оля — лицо официальное, вот пусть и идёт… к гидам. А мы, вообще, тут матом ругаемся! Вон Палыч анекдоты матерные рассказывает. Мы — плохие…
  Вот, зараза! Ну, рассказал я пару анекдотов, для поддержания, так сказать, общего тонуса: про мышь, что приходила в хор на басы устраиваться; про всё тот же «хеликоптер нихт». А она: «Палыч тут матерные анекдоты рассказывает»… А, впрочем, не рассказывает что ли? Рассказывает, ещё как рассказывает!
  Судьба, однако, распорядилась, как она это делает всегда, к гидам ушёл Даниил (самый загадочный член команды, мы так с ним и не познакомились), а Серёга и Оля перешли к нам, так сказать, по старой памяти. На том дискуссии исчерпалась, спорить с официальным лицом минэкономразвития никому не хотелось. Правда, и лицо это, само тоже ушло в столовую… Обиделось.
  Ну, почему всегда так криво получается?
  Уже после ужина случились ещё два знаменательных события:
  Париса принесла свои ботинки Марине, те, что были у Садыковой, под кошки не годились. «Я их по цвету выбирала!» — возмущалась Маринка. Какие вы всё-таки, девочки — девочки. Галя её утешала.
  Второе произошло, когда мы уже легли спать (а улеглись довольно рано, делать нечего, говорить не о чем, и завтра вставать в три). Иран обыграл Марокко 1:0. Кричали, пели и плясали персы целых полчаса, а может быть даже сорок минут, но потом весь приют затих и погрузился с ночь, и только ветер иногда задувал в двери, да где-то далеко в соседних горах глухо ворчал гром, там снова бушевала гроза. А у нас за окном тихо шёл снег…
   Продолжение следует.
   Валерий ЛАВРУСЬ
Оцените статью