сигарные семейно-путевые заметки
«А Вена – это Россия?» — осторожно спрашивает меня младшая дочь. Меланье четыре с половиной. Она знает, что Россия – страна большая, а другие страны – поменьше. И масштабирует их Меланья по-своему: мой рассказ о том, что можно, например, утром выпить кофе в Вене, пообедать в Братиславе, а поужинать в Праге, она завершает вопросом – и он даже не остынет?
Он – это, наверное, кофе. А может – суп.
Пятая бутылка — таможне
Королевский дворец |
Накануне поездки запросил в Интернете погоду в Австрии, но первое же сообщение касалось беспошлинного ввоза товаров. И я узнал, что могу для собственных нужд ввезти 50 сигар и два литра вина. Я подивился совпадению – сколько взять с собой сигар? – именно этот вопрос я и обдумывал накануне. Правда, опасался не запрета таможни, а того, что сигары могут не пригодиться – европейские страны вводят тотальные антитабачные законы.
Страдал от отсутствия в Вене хороших сигар Иван Гончаров, один из самых известных русских писателей-афисионадо. «Мое горе: нет сносных сигар, вся Австрия, благодаря монополии, курит какой-то навоз», — писал Гончаров. В Вене он познакомился с черниговским помещиком, у которого оказались приличные сигары — «меня потчует… сигарами. И за то какое спасибо!». Не исключено, что сигары помещика были русскими – Россия в то время, закупая табак в Испании, делала приличные сигары, которые продавала на внутреннем рынке, а сигары из малоросского табака — менее качественные и более дешевые — успешно шли на экспорт, главным образом в Австро-Венгрию и Пруссию. Единственной проблемой тогда было – ввезти сигары в империю (поэтому Гончаров и отмечает – «благодаря монополии»). Валентин Пикуль в «Битве железных канцлеров» писал, что ввезти в Европу можно было лишь столько сигар, сколько умещалось в портсигаре, а вина — пять бутылок, при этом пятая исчезала где-то в недрах свирепой таможни.
Теперь сигар можно ввезти 50, вина – столько же: 4 бут. = 2 л. Значит, и сегодня, если повезешь, как Гончаров, пять бутылок, то пятая исчезнет в недрах таможни? Забавно.
Мои географические уроки не прошли даром. Перед отъездом Меланья, или по-домашнему Маля, рассказывает старшим сестрам, какие другие страны маленькие. «А у нас страна — больше?». «У нас куда не пойдешь – везде Россия».
Мы с Малей |
У Меланьи, увы, точный язык. «Увы» потому, что нет детских «я далеко, ты – далекее», «мама чайка, папа чайник», «конь – он, а она – конница». Вот мы разместились в самолете, Маля смотрит в иллюминатор и комментирует: «Вижу асфальт, крыло и бочку под крылом. Пап, что это за большая серебристая бочка под крылом самолета?». Известная норма: если не знаешь предмета, то правильно опиши его. Турбина описана правильно.
Три часа – и мы в Вене. Я напрасно переживал – брать или не брать. Оказалось, Австрия еще держится. По количеству курильщиков – 42% — она занимает второе место в Европе. Первое у греков (43%). Курить можно практически во всех ресторанах. С 2006 года в залах около трети мест должно быть «no smoking area». В пятизвездочном «Бристоле», где мы остановились, был даже прекрасный сигарный зал. И портье уверил, что такие залы есть во всех отелях Вены.
Эти сигары уже не продаются
Но так ли распространена сигара в Вене? Хотел найти сигарный журнал, чтобы поговорить с коллегами. Это оказалось не просто – пресса продается в Австрии «бесчеловечно»: на столбе висит прозрачный пластиковый конверт (открытый!) с газетой и закрытая на замок кружка, на соседнем столбе – пакет с другой газетой. Цена указана на кружке, но сколько бросать и бросать ли вообще – дело твоей читательской совести. На журнальном развале в подземном переходе турок-продавец сказал, что своих сигарных журналов в Австрии нет, иногда бывают немецкие. Уж не Сигар ли клан на немецком? – подумал я. Но продавец припомнить название журнала не смог. И я отправился в сигарный магазин, пообещав Меланье, что после этого сразу едем в знаменитый парк Пратер – кататься на аттракционах и есть мороженое.
В старейшем сигарном магазине Европы. Сотрудник Коллер, хозяин Мохила (ему в 2007 году исполнилось 80 лет, он на сто лет моложе своего магазина) и я. |
В полуторамиллионной Вене всего два сигарных магазина. Главному их них 180 лет. И все это время он находится на центральной венской улочке – Капустный рынок, 6 (Kohlmarkt), которая одним концом упирается в королевский дворец (Hoffburg – зимняя резиденция императоров), а другим – в Грабен (Graben — самая известная улица Вены). Есть еще один магазин с хьюмидорной комнатой — на железнодорожном вокзале. Табачные же киоски, продающие сигары, хьюмидоров не имеют, и сигарными точками считаться вряд ли могут.
Владельцев магазина – доктора Михаила Могилы и его дочери Марии на месте не было. Отец – по возрасту, ему около 80-ти. А дочь – по бизнесу, была на переговорах, но согласилась дать интервью. Юрген Коллер, восемь лет работающий здесь, профессионально показал мне магазин. Здесь многое мне напомнило Москву. Например, ассортимент товара: 40-50 процентов – гавана, 40 – доминикана и Ко. Около 10 процентов – весь остальной мир. И цены были вполне московские. Я всегда сопоставляю их по сигарам-гигантам. «Монтекристо А» здесь стоит 33 евро, чуть больше 1100 рублей (московский разброс: «Вино из одуванчиков» на Новом Арбате – 700, в отеле «Арарат» — 730, в «Гаване» на Комсомольском – 1000 руб.).
Вена, листья платана и пожарный кран |
У Юргена я купил австрийские сигары, чтобы попробовать их с коллегами в сигарном клубе ресторана «Губернаторский». О русских сигарах – погарских, самых северных сигарах мира – здесь слышали, но торговать ими не торгуют.
Юрген показал мне три вещи, которые, по его мнению, должны быть интересны каждому настоящему афисионадо. Первая – это родословная владельцев сигарного магазина. Действительно, 180-летняя история венских торговцев сигарами заслуживает некоторого поклонения. Вторая – несколько десятков антикварных сигар, выпущенных в прошлом и даже позапрошлом веках. Они хранятся под стеклом, лохматые и пыльные. «Сколько стоят?» — спросил я нагло. «Они уже не продаются», — мягко сказал г-н Коллер, интонировав слово «уже». То есть сегодня, а вот еще недавно — например, в 1940-м, как эта робуста под стеклом, или в 1910-м, как эта ее соседка — фигурадос, — их еще можно было купить.
Я посмотрел через витрину магазина на Kohlmarkt, по ней неторопливо текло время — шли пешеходы, качали головками цветы в горшочках, собака задирала лапу. И словно в подтверждение моих мыслей г-н Коллер подвел меня к третьему экспонату – газовому рожку у выходной двери. В нем же была маленькая гильотина, даже гильотинка — сигары в те далекие времена были в основном фигурадос, обрезать приходилось довольно небольшой диаметр. Купил, обрезал, закурил. Вышел и сел в фиакр.
По Вене в фиакре и с сигарой
Фиакры в Вене и сегодня продолжают греметь своими колесами по мостовым. Вена держит первое место среди столиц Европы по количеству лошадей. Мы ехали в фиакре , я курил сигару. А за нами тащились «Мерседес» и
Собор св. Штефана, самый центр Вены. Снять собор целиком почти невозможно: как все европейские города Вена «узка» |
полицейская машина. «Мерседес» нас, понятно, не обгонял – боялся полицейских. Но почему не обгоняли полицейские?
Кучер – кажется, их здесь называют «фиакер» — везет вас молча. Но если вы попросите рассказать о городе, с удовольствием сделает это. Не удивляйтесь, если он все время будет повторять – в этом доме жил Бетховен, указывая на совершенно разные дома. Характер у великого композитора был тяжелый. Вздорный и неуживчивый, Бетховен быстро ссорился с соседями. К тому же прогрессировавшая глухота заставляла его играть все громче и громче. В Вене насчитывается около 60 домов, где он жил. Теперь, однако, венцев это наоборот радует. Более того, они в шутку предлагали Германии поменять Гитлера, родившегося в Вене и переехавшего в Германию, на Бетховена, который родился в Бонне, а жил в Вене. Не знаю, насколько политкорректна эта шутка, но – за что купил, за то и продаю.
Меланья начинает куксится – проголодалась. Фиакер советует нам небольшой уютный ресторанчик.
Главное – не нарушать
Если вы неважно учились в школе или не захватили с собой разговорник, не комплексуйте. Здесь вы с голоду не умрете. Венский шницель, кофе, торт Захер или штрудель — то есть то, что спрашивают иностранцы, — понятно без перевода. А кроме того, в сфере обслуживания теперь много – хотел написать «русских», однако правильнее будет так – русскоговорящих.
Едва мы расположились в рекомендованном фиакером кафе, как услышали «привет». Парень из Тбилиси, приехал сюда три года назад. Работу в этом кафе нашел быстро
За столом мы выпили вина, а с сигарой я прилег на ветку жасмина |
. «Попросили побыковать… Ну, проблемы у этого ресторана были, наезжали на них. Итальянцы и арабы не поделили. Тогда хозяин обратился к грузинам. Я помогал решить проблему, да так здесь и остался, теперь что-то вроде завхоза». Получает около 1200 евро в месяц, посылает домой – там у него жена и две дочки. Но работает нелегально. А если полиция? «Посмотри на меня – видишь, я в джинсах и майке. Скажу – здесь моя подружка работает, я пришел помочь ей». Подружка – это полька Мари, она в форменной одежде ресторана, ей работать можно – Польша в ЕС. «Главное – не нарушать. Я уже два года вожу машину без документов. Меня ни разу не остановили полицейские».
(Замечу в скобках. На следующий день я увидел полицейских в засаде. Они пряталась так же, как и наши – в кустах, у трассы, удобно так – перед ними была горка, с которой резво катились машины. Но никого не останавливали, только фотографировали. Фото и квитанция на оплату – около ста евро – строго по почте. Цивилизация, однако).
Я не называю имени этого парня. Он был с нами откровенен. Рассказывал обо всем без бравады. В одном месте несколько смутился. Я спросил про грузинскую преступность. «Основные проблемы для австрийцев – это молдаване, юги, чечены, украинцы. А мы, грузины, на грубую работу не идем. У грузин своя ниша – квартирные кражи. А разбой – это не мы. А я – я только здесь».
Особенно внимательно наш разговор слушала моя жена – Нато, она грузинка. А Маля поглощала любимое ресторанное блюдо – картофель фри. Но когда вышли из ресторана, Меланья неожиданно спросила — «Пап, что такое «преступник»?». Мы уже были у отеля, и привратник в цилиндре распахнул перед нами дверь. Слова «привратник» она тоже не знала. Я спросил, пока не объясняя смыслов: кто, на ее взгляд, хуже – преступник или привратник? Меланья задумалась: «Наверное привратник. Он, наверное, врет. А преступник просто ходит».
Бывшие советские. Коктейль расслоился
Как мне рассказал Владимир Ульев, в прошлом советский журналист, но уже много лет – гражданин Австрии, местная полиция находится в некотором недоумении: она не знает, как, не
Вена стоит на Дунае, но воды в городе не много. Было желание в этом фонтане искупаться |
нарушая прав человека, бороться с «русскоязычной нелегальной эмиграцией». Тотальные проверки документов на Южном вокзале, куда приезжают гастарбайтеры с Украины или Молдавии, — так, как у нас это практикуется на Киевском вокзале (по иронии – то же южном) — здесь не будут приняты обществом.
Другой наш соотечественник, уже больше десяти лет живущий в Вене, художник Ирина Гринн, милая дама с очень тихим голосом, занимающаяся российско-австрийскими культурными проектами, сказала, что австрийцы уже научились различать русских и русскоговорящих. Советский коктейль расслоился. Русский – это наиболее грамотный и культурный. Он, по сравнению с украинцами, молдаванами и другими, наименее конфликтен, меньше всего ему хотелось бы работать в сервисе. Да и вообще, русские приезжают не работать — отдыхать.
И кстати, многие австрийцы – об этом говорили и Владимир Ульев, и Ирина Гринн — мечтают получить место в России: да — холодно, да – не так комфортно. Но зато большие деньги. В том же письме, где Гончаров сообщает о сигарах, он пишет, что Луиза, «которая убирает мою комнату», «думает, что… на будущий год… возьму ее в Россию, с жалованием по 15 гульденов в месяц, и верит так серьезно, что мне даже жалко». Это было равно 150 лет назад — дата на письме 2/14 августа 1857.
Русские — это деньги. Часто — вызывающе большие. «Мы, вернее, вы, — говорит Владимир Ульев, путающий, как все русские эмигранты, «мы» и «вы», — здесь часто воспринимаются примерно как дети: появилась свобода, деньги, и вы не знаете, как разумно этим насладиться. Приехав в отель,
Вечерняя Вена |
снимаете не только лучшие номера, но и бассейн, сауну, причем сразу на всю неделю – для себя и своих друзей, хотя воспользуетесь этим, быть может, один раз. Это здесь не понятно».
Владельцев отелей, в которые вдруг повалили русские, охватывают смешанные чувства: с одной стороны, радость — большие деньги идут. С другой стороны, — опасение: пока будут жить русские, закрывая для своих бассейн, сану, ресторан, горнолыжную трассу, другие туристы могут исчезнуть. Западный путешественник пуглив – один раз обидишь, другой раз не зазовешь. Что приобретет и что потеряет за год русской моды австрийский отель? Вот в чем их сегодняшний – почти гамлетовского напряжения — вопрос.
Анекдот на тему. Альпы. Дорогой ресторан с балконом над пропастью. За столиком сидит человек в дорогом костюме с ящиком «ролекса». Курит сигару. Выпустив дым, бросает «ролекс» вниз, задумчиво наблюдая за полётом. Посетители с любопытством спрашивают бармена — что происходит?
— Новый русский, господа. Смотрит, как быстро летит время.
«А в целом Россия Австрию сейчас вполне устраивает. Здесь видят: Москва – это стабильность. Из Москвы не едут толпы плохо одетых граждан, которые требуют от Австрии государственной помощи», — говорит своим тихим голосом Ирина Гринн. Мне показалось – говорит не без гордости. Ей нравится быть гражданином страны, которую уважают. И кстати, менять российское гражданство на австрийское Ирина не собирается. Может это сделать – уже достаточно давно живет в Австрии. Но – не хочет.
Виталий Лобов, 40-летний русский гид, приехавший в
Бокал вина прямо на винограднике |
начале 90-х годов в Вену из Ставрополя, говорит, что австрийцы видят теперь всех русских: не только москвичей, но и жителей Питера, Тюмени, Ростова и т.д. Русский – это щедрый и любопытный турист.
Марк Алданов, русский писатель-эмигрант, утверждал, что в начале ХХ века русский путешественник – щедрый и широкий – был самым желанным на европейских курортах. Этим однажды умело пользовался русский коммерсант Шустов. Он купил у армянского купца Нерсеса Таирова (Таиряна) разорявшееся коньячное производство. Коньяк был хорош, но состоятельные люди не верили, что русский коньяк может конкурировать с французским. Шустов отправляет два десятка молодых пар из хороших семей путешественниками в Европу. В задачу фальшивых туристов входило посещение дорогих ресторанов, заказ обеда и – требование подать шустовский коньяк. Как только выяснялось, что такого коньяка нет, русский кавалер извинялся перед своей дамой, расплачивался за обед, и они покидали заведение, так и не прикоснувшись ни к единому блюду. Через два месяца продажи шустовского коньяка в Европе пошли резко в гору. В 1900 году жюри французских дегустаторов на выставке в Париже присудило Шустову Гран-при, а узнав, что он не француз, в порядке исключения даровало ему — единственному в мире иностранному виноделу — привилегию на бутылках со своей продукцией писать «cognac», — рассказывают Игорь Курукин и Елена Никулина, авторы вышедшего в 2007 году исследования «Повседневная жизнь русского кабака от Ивана Грозного до Бориса Ельцина».
Мазурка и ручеек
Везший нас таксист-серб задал мне всего два вопроса:
У них тоже любят дома с башенками. И никто не обвиняет в этом Лужкова |
какая погода в Москве и нравится ли нам, русским, наш Путин? Я рассказал и спросил – как имя президента Австрии? Таксист махнул рукой – типа, да это не важно. Мы – важнее. Это приятно.
Как в Австрии относятся в России? Здесь сильно не любят американцев («тупые, бесцеремонные»), немцев (помнят аншлюс 1939 года, хотя тогда, как рассказывал Виталий Лобов, 200-тысячная толпа венцев вышла встречать фюрера и, кажется, их радость была вполне искренней), французов (за то, что те не любят их, австрийцев). Я написал «сильно не любят». И подумал, что «сильно» — надо вычеркнуть. Конечно, австрийцы, как и все люди, могут любить и ненавидеть, но как-то они это делают по-своему, по-венски мягко, жизнерадостно и вместе с этим — слегка несерьезно. Здесь, наверное, самые счастливые дети в мире – их никогда не ставят в угол.
В 1156 веке здесь появился первый монастырь. Местные жители монахов-основателей приняли за шотландцев и назвали монастырь шотландским. Но выяснилось, что монахи – ирландцы. Однако переименовывать монастырь не стали. В 1978 году здесь начали стоить метро (одно из самых молодых в Европе), планировали шесть линий. Они так и называются для простоты — U-1. U-2… U-6. Только пятой линии вы не найдете – в ходе строительства решили, что надобности в ней уже нет, а переименовывать — не стали (немцы, наверное, посчитали бы, во что обойдется переименование, повздыхали бы и переименовали, русские, не исключено, – построили бы, раз запланировано, а австрийцы – даже не стали париться).
Приятно, что терпимы они не только к себе, но и к другим. Так, на Венский бал прибыла делегация больших московских начальников. Поначалу русские
Часть Королевского дворца. Один король сменял другого и достраивал себе «свою» часть. Эти части австрийцы называют «траками» — звено гусеницы трактора. Или танка |
не танцевали — сидели и ели. Однако к мазурке стеснение прошло. И наши потянулись в зал. Это тут же привлекло внимание всех телекамер (Венский бал для австрийцев – примерно как Нобелевская премия для шведов или бужоле для французов). Интрига обострялось еще и в том, что русский медведь поднялся именно на мазурку – а это кульминация бала, его душа. Мазурка считается самым сложным из всех бальных танцев, требует большого мастерства кавалера (в мазурке он солирует), изящества дамы. Кавалер может стремительно мчать ее вперед, или кружить, или неожиданно встать перед нею на колено, продолжая ее вести вокруг себя. Во все века умение танцевать мазурку было одним из главных достоинств кавалера. «Легко мазурку танцевал» — высшая аттестация Онегина. Понятно, почему Австрия затаила дыхание? И наши интригу не разрушили: выйдя в зал, — стали играть в ручеек. Весело, беззаботно, по-детски непосредственно. Ручеек под мазурку смотрела по телевизору вся австрийская страна. Смотрела и радостно улыбалась. Ну, если русские танцуют так, то пусть и танцуют. Спасибо, русские!
Спасибо и тебе, Австрия! Страна вальсов, страна, где танец свят, где проводятся балы адвокатов, дантистов, работников коммунальных служб и даже пожарников. Где знают толк в хорошем, даже если это хорошее иногда несколько странное.
Сталин в Вене
Та самая стела на той самой площади с той самой цитатой Сталина |
Впрочем, и австрийцев можно больно обидеть – Австралией: назвав Австрию по ошибке Австралией. Но и здесь они по-венски элегантны. Выпустили майки с надписью «Австрия — не страна кенгуру!». Хотел купить, но не нашел. А она бы составила хорошую пару майке из Урюпинска, маленького городишки в Волгоградской области, символе русской провинции, который на этом символе делает бизнес: майка со слоганом «Брошу все, уеду в Урюпинск» — отличный сувенир.
К своей истории в Австрии относятся бережно. Помнят, где обедал завоевавший их Наполеон, где играл на деньги в шахматы — Троцкий, где жил Сталин. Мемориальная доска висит на стене одного из доходных домов, хотя в 1913 году Сталин провел здесь всего две недели. Он приезжал в Вену по направлению Ленина, чтобы изучить, как в Австро-Венгерской империи решается национальный вопрос. (Может, правда, не стоит верить тем, кто говорит, что все у большевиков получилось случайно; они готовились к власти и готовились основательно). А поучиться есть чему и сегодняшним политикам. В Австрии десятки нацменьшинств. Наиболее крупные – хорваты, венгры, чехи. Хорваты, например, имеют свой гимн, свои школы, издательство и печатный орган.
На первомайской демонстрации – день солидарности трудящихся здесь официальный праздник — районы, предприятия, нацгруппы выставляют свои колонны. Те, что побогаче, идут с оркестрами, победнее – с барабаном. Но все – с красными знаменами и транспарантами. Наиболее организованная – колонна курдов – шла с транспарантом «Анатолия – федеральная земля Австрии». Кажется, они хотят сделать собственную землю, то есть административную единицу, в Австрии. Это никого не беспокоило. Они били в барабан и скандировали лозунги. Если по аналогии с нами это – другая Австрия, то ударение не на слове «другая».
В пяти минутах от отеля «Бристоль» — красивая и очень гармоничная площадь Шварценбергплац (Schwarzenbergplatz) со стелой-памятником советскому воину-освободителю. Прежде площадь носила имя Сталина. А сам памятник был сооружен в начале 50-х годов Советским командованием в Австрии. На цоколе — выдержка из приказа Сталина о взятии Вены. По бокам – строки из старого, еще сталинского гимна со словами «мы Сталина дети». После визита в Австрию Н.Хрущева советский МИД намекнул австрийскому – мол, хорошо бы имя Сталина на памятнике заменить на «Верховный Главнокомандующий», а стихи подыскать другие. Но австрийцы неожиданно заартачились – это не только ваша, но и наша история. Однако чтобы совсем не обижать советского друга, вернули площади прежнее название –
Питер Брейгель-старший. «Охотники на снегу» |
Шварценбергплац, а памятник не тронули.
Обратите внимание – площадь переименована, а памятник не тронут. Все могут быть довольны. Мне вообще показалось, главная идея австрийского государства — чтобы всем было хорошо: курящим и некурящим, титульным нациям и нацменьшинствам, большим и маленьким. И это не веяние нынешних политкоррекных лет. Справа и слева от королевского дворца два сада. Один – Дворцовый, для коронованных особ, второй – Городской, для жителей Вены. Сейчас и тот и другой, разумеется, – сады публичные, сейчас Австрия – республика. Но внутренне стремящейся к равенству она, вероятно, была и тогда, века назад, когда эти сады создавались.
Из всех прошлых монархов в Австрии наиболее почитаема Мария Терезия. Она за 20 лет народила 16 детей (от одного мужа и среди детей не было ни одной двойни, как уточнил наш русский гид Виталий Лобов). Она правила огромной империей и правила мудро. Пусть воюют другие, а ты, счастливая Австрия, заключай браки, — сказала однажды Мария Терезия. Правильная, все же, эта страна – Австрия.
В Пратер мы выбрались – обещания надо держать. Официально это парк. А на самом деле — город со своими площадями, улицами (одна из них – имени Первомая), ресторанами, спортивными аренами, кортами, лесом. Но главное – аттракционы. Наиболее экстремальные отмечены на карте Пратера фиолетовым цветом. Меланья выбирала чинные спокойные карусели, как и положено девочке в платьице и с косичками.
Кажется, я оказался не прав – Пратер огромен, а это только часть Австрии, значит и сама Австрия – совсем не маленькая страна. Меланья устала. Мы не поедем пить кофе в Братиславу (а хотел – всего-то 60 километров от Вены), а тем более – в Прагу. Домой, домой!
Самолет взлетел. Меланья прильнула к иллюминатору. «Пап, скажи мне, когда начнется Россия».
Андрей Лоскутов,
кандидат филологических наук