Фаталист и пофигист: в Сигарной гостиной наш коллега Павел Цветков. Часть II

Гостиная
А.Л.: Почему ты не стал комсомольским начальником? П.Ц.: Комсомол развалился. Я заканчивал в 1991 году - комсомола уже не было. Я попал на такой переломный момент, когда, поступая, знал, что будущее в общих чертах расписано: экзамены, распределение, третий секретарь горкома комсомола где-нибудь на севере. Но мы оказались первыми выпускниками, у которых не было распределения.
  А.Л.: И что у тебя было дальше?
  П.Ц.: Получил диплом — и на улицу. Все твои планы на жизнь — все это шло прахом. Я начал искать, где заработать, что делать, как жить дальше.
  А.Л.: В тот момент ты жалел о том, что вот такая страна закончилась?
  П.Ц.: Я и сейчас жалею. Смотри — какой масштаб был! У меня контакты, друзья со всех республик СССР, а плюс к этому — немцы, вьетнамцы, кубинцы, чилийцы… И всё это вдруг стало чужим. Мы до сих пор дружим, поддерживаем связи, летаем друг к другу. Как ни странно, отвалилась только Украина. Людей там как будто подменили. Вроде бы, мы одни и те же книги читали, на одном языке говорили… Я начал понимать, насколько же можно человеку мозги промыть. В начале разговора я сказал: вроде бы до чего-то сам додумался, но вдруг ловишь себя на мысли, что это чужое — это в тебя вложили. Поэтому и надо уходить иногда, чтобы мозги привести в порядок. В свой порядок, а не в чужой.
  А.Л.: Думаешь, уже не вернется? Я про Украину.
  П.Ц.: Знаешь, разница между хорватским и сербским языками меньше, чем между русским и украинским, но там вражда такая, что уже ничего не изменить. Думаю, у нас тоже — время работает против. С каждым годом мы все больше будем отдаляться. К сожалению…
  А.Л.: Были ли в твоей жизни поступки, которые бы ты хотел исключить? Или, вернее, так — за которые тебе стыдно.
  П.Ц.: Многое было, конечно. Исключить все равно ничего невозможно. Куда теперь от этого денешься? Живешь с этим.
  А.Л.: Мне всегда казалось, что ты — как бы это сказать? — обладаешь талантом дружить. Терял ли ты в жизни друзей?
  П.Ц.: Я старался этого не делать. Если что-то не так, в какой-то момент, чтобы не ссориться, я переставал общаться. При встрече мы мило болтаем, то есть между нами ничего не встает. С кем-то перестаю общаться не потому, что что-то случилось, а возрастное. Как бывает с одноклассниками — вроде школьные друзья, но говорить уже не о чем. Это не потеря друга – это просто… трудно сказать.
  А.Л.: Давай немного о детях. Сына Ваньку ты называешь «вятичем». Почему? 
  П.Ц.: Мои корни — из глубокого рязанского захолустья. По отцу — из деревни Ибирдус, в 30 километрах от Касимова, эти земли были дарованы татарскому царевичу Касим-хану. Поэтому сына Ваньку я иногда называю еще и чингизидом, Касим — из чингизидов. А по матери я из Шилово — это родина Добрыни Никитича и Евпатия Коловрата. То есть мы не просто рязанские, а из самых кульминационных мест Рязанской земли. Я сыну, чтоб он помнил о корнях, поэтому и говорю: ты вятич, помни, и еще немножко чингизид. Когда сыну говоришь, что мы из Рязанской области – это не интересно. А когда привозишь к памятнику Добрыни Никитича или Евпатия Коловрата – это уже совсем другое. Ребенок по-другому начинает к себе относиться. Наполняется ответственностью перед родиной. Ванька интересуется историей, призер московских олимпиад. Он сейчас в 10 классе. А дочь у меня — вылитая моя бабка из Касимова. Прям одно лицо. И с таким же характером. Такая же веселая и заводная. Они все долго жили, до ста лет. И бабка на свадьбах плясала и частушки пела. И дочь такая. Один в один. Но кто моя дочь – вятич или чингизидка – неизвестно.
  А.Л.: А дочь у тебя закончила архитектурный, занимается дизайном — так, кажется?
  П.Ц.: У нее свое архитектурно-дизайнерское бюро, они с подружкой открыли. Что дочь, что сын – сами делали выбор, я никак не настраивал. Сын решил, что пойдет в МГУ, не знаю, получится или нет, но сам туда поехал на день открытых дверей, сам записался на подготовительные.
  А.Л.: Как ты считаешь, родители, отец, в первую очередь, какое время должен уделять детям?
  П.Ц.: Много времени. Детей формирует и воспитывает наш личный пример – держим ли мы слово, как мы по отношению к ним и к другим себя держим. Это, вроде бы, не является прямым воспитанием, но они видят и принимают твой образ жизни. Другой воспитатель — это те ценности, которые для тебя важны. Честность, порядочность, отношение к книгам и др. Можно что угодно говорить: это — хорошо, это — плохо. Но дети будут смотреть за тем, как ты сам поступаешь. Для сына самым большим потрясением был обман — его обманул взрослый. В седьмом классе Иван перешел в другую школу. По физике должна была быть контрольная и в тот же день олимпиада по истории. Физик отпускать не хотел, но Ванька настаивал — ведь он же за школу выступает! И физик сказал: выиграешь — поставлю «четверку», проиграешь — «тройку». Ванька выиграл и получил «тройку». Ты бы видел его растерянность: ведь он же дал слово и обманул.
  А.Л.: Мне показалось, что сын тебе как-то ближе, чем дочь? Не так?
  П.Ц.: Нет, это не так, просто мне с ним интереснее как с пацаном. С самого детства так было. Общие игрушки. Общие темы, фильмы, книги. С пацаном как-то более интересно время проходит, дело не в любви, просто есть о чем поговорить, например. Если дочь меня зовет на мелодраму – я не пойду, а если сын зовет на исторический фильм – я пойду с удовольствием. Так и получается, что больше времени провожу с сыном. Просто из-за того, что пацан. А люблю их одинаково.
  А.Л.: До сих пор интересно?
  П.Ц.: А сейчас еще интереснее. Мы с ним обсуждаем политику, что с дочерью невозможно.
  А.Л.: Я знаю, что к твоим детям часто приходят их друзья. То есть ты какое-то представление о молодом поколении имеешь. Оно, это поколение, сильно отличается от поколения твоих ровесников?
  П.Ц.: Про поколения трудно говорить. Везде есть пустые люди, люди, которые чем-то горят, и люди апатичные ко всему. Сегодня у молодежи, конечно, больше возможностей, чем было у нас. Но, с другой стороны, у них меньше внутреннего диалога, у них больше знаний, но знания такие всё клиповые, они читают, но все равно не столько, сколько мы, потому что проще найти в любую секунду фильм и посмотреть его, чем прочесть книгу.
  А.Л.: И последний вопрос – ты веришь в чудеса?
  П.Ц.: Не просто верю, я рос среди чудес. Жизнь, настоящая жизнь — это и есть чудеса. А жить без чудес — это… ну, не знаю, как сказать.
   Начало здесь.
Оцените статью