Максим Амелин – поэт, переводчик, эссеист и исследователь литературы – рассказал Сигарному порталу о своем изучении истории возникновения двух похожих анекдотов.
Два анекдота, один – литературный, другой – фольклорный, давно занимали меня своим удивительным сходством. Решил разобраться в корнях.
Герои первого – два французских писателя и остроумца XVIII века – Вольтер (понятно кто и что) и Алексис Пирон (ему русская поэзия по гроб останется должна за «барковиану»).
Самый ранний пересказ этого анекдота мне попался в изданной анонимно книге «1828. Nouveaux mémoires secrets, pour servir à l’histoire de notre temps» (Paris: Brissot-Thivars, 1829) французского писателя и мемуариста Виктора-Донатьена де Мюссе (кстати, отца Альфреда де Мюссе). В ней на с. 344 есть такое примечание к изречению «Videbimus» («Посмотрим!») папы Льва XII:
«Cette réponse rappelle la gageure de Voltaire et de Piron, qui s’étaient défiés à qui écrirait la lettre la plus concise. Piron se tint tranquille, se réservant la réplique: on était maître du choix de la langue. Voltaire, prêt à partir pour la campagne, écrit à Piron ces mots: Eo rus, se croyant certain de la victoire; mais l’auteur de la Métromanîe lui répondit sur-le-champ par cette lettre, I.»
[«Этот ответ напоминает спор Вольтера и Пирона, бросивших друг другу вызов: кто напишет самое короткое письмо. Пирон решил не торопиться, оставив за собой ответ: можно было выбрать любой язык. Вольтер, готовясь отправиться в деревню, пишет Пирону такие слова: Eo rus, уверенный в своей победе; но автор «Метромании» вскоре ответил ему на это письмо одной буквой: I».]
Следующее по времени изложение анекдота нашлось в немецкой газете Regensburger Zeitung (1841. № 113. 13 мая. C. 4) в разделе «Всячина» («Allerlei»):
«Die Verfasser der kürzesten Briefe, welche je geschrieben wurden, waren Voltaire und Piron. Der Brief Voltaire’s lautete: Eo rus (Ich gehe auf’s land), worauf Piron antwortete: I (Geh!)»
[«Авторами самых коротких писем, которые когда-либо написаны, были Вольтер и Пирон. Письмо Вольтера гласило: Eo rus (Я иду/еду в деревню), на что Пирон ответил: I (Иди/Езжай!)»].
(Надо заметить попутно, что в русском языке, как мало в каком другом, параллельно используются два различных по смыслу глагола движения – «идти» и «ехать».)
В 1845 году намек на этот анекдот, как на всем известный, появился в романе Александра Дюма «Граф Монте-Кристо» (ч. IV, гл. 17: «Склеп семьи Вильфор»). Вряд ли писатель вычитал его из регенсбургской газеты, но, кажется, и не из книги старшего де Мюссе тоже. Скорее всего, анекдот бродил по французским журналам и сборникам остроумных изречений начала XIX века (таких было много), хотя найти его источник мне и не удалось.
Почему Вольтер, настоящий (ведь нет же дыма без огня) или мнимый, выбрал именно латынь? Возможно, что «Eo rus» – скрытая цитата из комедии «Евнух» Теренция (акт III, сцена 3). Там служанка Пифиада приглашает молодого Хремета в гости к своей госпоже, а тот отговаривается: «Rus eo» (простая инверсия), но она настаивает: «Fac, amabo», что значит примерно: «Ну давай, будь так любезен». Кроме того, «eo rus» издавна в латинских грамматиках приводится как пример, восходящий к тому же Теренцию, правильного в данном случае употребления местного падежа вместо возможного «eo in rus».
Второй анекдот – родом из русскоязычной еврейской среды. В нем для достоверности вместо знаменитых писателей упомянуты два конкретных и не менее знаменитых города.
Сам анекдот в силу долгого бытования существует во множестве вариантов (их в сети предостаточно), но я приведу его в том виде, который кажется мне наиболее достоверным и старым, а не просто потому что именно таким я помню его с юности:
«В Бердичеве умер Изя. Надо дать телеграмму родственникам в Одессу, но денег не так много. В Одессе получили телеграмму: ИЗЯ ВСЁ, через три дня в Бердичев пришел ответ: ОЙ».
(«Ой» – помимо русскоязычного контекста – должно было прочитываться как часть междометного выражения на идиш «Oy vey!» [«О, горе!»]).
В осовремененных вариантах Бердичев заменен на Одессу, а место Одессы, в свою очередь, занял Израиль. Но так анекдот, на мой взгляд, утрачивает некоторую часть своей стройности: вместо двух городов – город и страна. Хотя логика замены понятна: Бердичев как еврейское местечко остался только в истории, а Одесса – это Одесса.
Однако подлинность «моего» варианта можно легко подтвердить одним интересным историческим фактом, на основании которого даже нетрудно сделать примерную датировку.
Дело в том, что Бердичев, где в XIX веке 80% населения было еврейским, стал одним из первых городов Российской империи, соединенным с остальным миром проводным телеграфом. В 1869 году через город прошла самая длинная в мире (на тот момент) трансконтинентальная линия Англо-Индийского телеграфа, соединившая Лондон с Калькуттой. Ее строительством занималась немецкая фирма Siemens & Halske. Основные города этой линии, связанные между собой проводами, помимо крайних точек: Берлин – Варшава – Житомир – Бердичев – Одесса – Керчь – Сухум – Тифлис – Ереван – Тегеран – Бушир – Карачи – Бомбей. И тут становится понятно, почему в анекдоте присутствует именно Бердичев, хотя мог бы быть и Житомир (возможно, был и такой вариант). А датировать текст можно гипотетически 1870-ми – 1890-ми годами, когда сам телеграф был еще в новинку.
Слоговой состав главных слов в обоих анекдотах абсолютно одинаков: три слога в сообщении и один в ответе. То, что в латинском ответе только одна литера – не столь важно, потому что по правилам чтения она должна быть долгой: пишется i, читается ii. Более того, идентичны акценты в трехсложной фразе. Такое совпадение вряд ли можно считать случайным, но тогда мы имеем дело с каким-то особым «просодическим» заимствованием.
Осталось выяснить: в какой йешиве в то время тайно преподавались французский и латынь?
Максим Амелин