Но уж так устроена наша жизнь, что порой и банальность от частого повторения не меняет смысла, и скопление в одном месте кучи всяческих фриков, полу-признанных талантов и непризнанных гениев не рушит образа героев. Истинных героев времени своего, чаще всего уже покинувших сей мир. Курехин был таковым на тысячу процентов.
Вообще выжить и процвести в поздне-советской музыкальной и культурной молодежной среде было не просто. В ней крутились легионы простых «обожателей тлетворного Запада», фарца, хипари системные и не, валютчики, мясники и автомеханики, ранние русские саньясины – поклонники Абхая Чаран Де (он же Божественная Милость Свами Бхативеданта Рамакришна), кришнаиты, практикующие буддисты из хороших профессорских семей, националисты простые, парни мрачно нацистского толка, студенты МГИМО, ЛГУ и МГУ, Физтехов и Мифи, адвентисты, поклонники йога Иванова, куча нищих, диких, грязных и высокомерных художников, артистов, философов из котельных и миллион музыкантов.
Все были уверены в своей смелости, нестандартности и гениальности. К концу советской эпохи – в середине 80х – в любом крупном городе страны, не говоря уже о столицах, так называемые неформалы практически захватили если не власть, то умы, общаги, квартиры и подвалы. В Сайгоне питерском или в московских пятикомнатных квартирах на Ленинском собирались олдовые системщики – в бурых от грязи джинсах, пахнущие портвухой и шмалью… Они шамкали что-то на ушко юным герлам о великой Системе, ментовских облавах, поездках в Эстонию на «козе» и бессмертном Володе-Солнце. В Форпосте культуры возле метро «Спортивная» среди выцветших грамот, барабанов и рыжих штормовок кээспешников замелькали босые девочки-припевочки из подмосковных рок-групп, типа «Морда Да» или «Енотовидные Собаки» (по виду – ну, совершенные пэтэушницы).
Отравленным цветком на задворках новой субкультуры зацвел Орден куртуазных маньеристов и, одновременно, бодрой помойкой – сотня припанкованных групп и группочек, половина из которых яростно спивалась, а другая – в диких драках калечила себя, местную урлу и убогую советскую аппаратуру в бесконечных ресторанах-стекляшках: всех этих «Березках», «Русях», «Дубравушках», «Ладах» и «Онегах» – стандартных детищах урбанизма начала семидесятых, с их лестницами на второй этаж, вечно порезанными банкетками красными или зелеными, стенами с панно из гранитной крошки… А в парках дядьки, пенсионеры и умненькие мальчики-в-очечках сидели, склонясь над шахматными досками. Словом, весело было.
На квартирниках царили тогдашние герои. В Питере ими были, конечно, «Аквариум», «Кино», «Алиса», «ДДТ», «Странные игры», «Телевизор», «Зоопарк» и еще пара десятков других. С 1981 года ленинградский Рок-клуб, гудя как генератор и бесконечно раздражая партийные и советские власти, выбрасывал в поле высокого напряжения разного рода юных и не очень дарований, самоуверенных, ироничных, фонтанирующих идеями и крайне наглых с девицами. Рядом вращались круги: эзотериков, историков, всяких полу-наркоманов, золотой молодежи, будущих гениальных писателей, индейцев, «толканутых» и прочего, как сейчас принято говорить, косплея.
Меньше чем за три-четыре года Курехин не только воспарил над всем этим, но стал самым питерским из питерцев. Нездоровый мальчик из Евпатории с оливковым цветом лица был мгновенно принят самой снобистской тусовкой города, которая вообще никого никогда не принимала. Уже к расцвету «Поп-Механики» в конце 80-х Сергей настолько слился с этими испарениями питерских каналов, с этим меланхоличными, навевающим странные образы туманом чухонских болот, что стал истинным символом самого, наверное, счастливого, самого умствующего и самого творческого поколения той эпохи. Его дерганые музыкальные пассажи, утюгоны, скособоченные модельки в наспех прихваченных нитками и булавками, из самых дешевых магазинов, тканях, бурнусах и тюрбанах мгновенно овладели Городом, попали во все Музыкальные Ринги и собрали свою блистательную дань проклятий, недоуменных смешков, веселого гоготания и истинных восторгов.
С Курехиным было интересно общаться. Даже затягивало как-то. Нарциссизма не было вообще, ни капельки, что, казалось бы, плохо сочеталось с такой победной органикой во всем, с внутренним ритмом, с любовью к парадоксам и мистификакациям. Музыкант он был, конечно, блистательный, просто от Бога, импровизатор и в музыке и в нарративе. При этом он обладал сверх-интелигентной речью настоящего «книжного мальчика-из-хорошей-семьи». Мог быть отстраненным, мог держать ситуацию с тремя десятками пьяных в дугу соратников, мог быть совершенно очаровательным, когда и с кем это было нужно, а мог просто затянуть окружающих в энергетическую петлю или даже ударить разрядом, как электрический скат. Помните сцену из фильма «Лох – победитель воды», когда хилый юнец обвешивается конденсаторами, дабы сокрушить злых бандитов? Так вот, в жизни Курехину, в отличие от его героя, никаких зарядных обмоток было не нужно. Само срабатывало.
И еще: посмотрите на двух ленинградских (один точно, другой почти) юношей в адмиральско-капитанских шинелях в «Двух капитанах 2». С ума сойти! Как в них родились. И не строевая выправка, а просто вспомните как шинелька наброшена на китель и как бритая щека нервно подергивается над погоном с золотыми просветами. Ветер с Балтики. Броненосцы, крейсеры. Ряд матросов на кранцах… «Нас предали, как говорил покойный адмирал Нахимов – лучше пидор на рее, чем акула в трюме».
Незадолго до смерти он переменился. Вообще, общеупотребительный, сценический образ Курехина, как нового Хармса-музыканта и киношника, эдакого любителя баек, сарказмов и парадоксов сильно расходилась с его реальной жизнью. Особенно уже в 90-х, после фестивалей, общего признания, сотни статей в журналах и снятых фильмов. Мало кто знает, что Сергей давно и крайне серьезно интересовался немецкой классикой, философскими трудами, собирал германских и скандинавских философов, мистиков, прекрасно говорил и читал на немецком и очень глубоко залез в средневековые трактаты, особенно религиозно-мистического содержания, коих знал и хранил великое множество.
Перед своим уходом он даже сошелся с компанией тогдашних националистов-державников, успел поразмыслить над определением фашизма как «крайней степени романтизма», посидеть на тогда еще очень немногочисленных собраниях с новыми «евразийцами», среди которых были и будущие идеологи, типа Дугина, и откровенные боевики, типа Виктора Якушева. А потом «Пал Вавилон Великий с его бесконечным днем». «…И приснилась ему дева с соколом на плече. Тогда явились семь старцев седовласых и означали они семь степеней удушья. И они съели того сокола и томились от боли. И они сказали Харитону: Ты можешь победить реку, но не можешь вернуть жизнь…»
Александр Кушнир про Сергея Курехина.
Александр Кушнир, музыкальный журналист и продюсер, один из самых авторитетных исследователей русского рока, стал гостем МСК и рассказал про жизнь и творчество Сергея Курехина.
Николай Касьянов,
Московский сигарный клуб
