Жалкое было состояние Ивана Тарасовича! Иван Тарасович, казалось, ожил, когда переехал на старую квартиру. Он уселся по-прежнему в кабинете у камина, хотя уже не было здесь прежних малиновых занавесок и обои были измазаны какими-то жильцами, которые недавно съехали с этой квартиры на дачу. Но все-таки он уселся и раскурил сигару. Это уже была не прежняя сигара, ароматная, гаванская, Regalia amoris или Cazadores regalia *, дым которой так упоительно ласкает чувства и, благоухая, разливается по комнате мягкими сине-бархатными волнами — нет; ему принесли десяток из мелочной лавочки, сигар М. Неслинда № 3, цена 10 штук 7 1/4 коп. серебром. Но Иван Тарасович курил грошовую неслиндовскую сигару с наслаждением; ему казалось, что прежний покой и мир душевный возвратятся опять к нему на старой квартире… И долго думал он… думал обо всем прошедшем, нарочно вспоминал все малейшие подробности своей жизни; перед ним являлась и старуха-салопница, и больная девушка, и сговор, и свадьба, и шопот шафера Юлии Ивановны, и рассказ простодушного помещика Репкина — и все и вся!.. Иван Тарасович не отгонял от себя подобных картин и воспоминаний — нет, он с любовью привязывался к ним, анализировал их до малейших мелочей, растравлял свои душевные раны: ему приятно было, когда сердце его болезненно сжималось, дух замирал!..
«Да, — шептал сам себе Иван Тарасович, — тяжелы были муки, но они кончились, и вспоминать их приятно!..» — Тут он вздохнул свободнее, от глубины сердца; слезы побежали у него по лицу. Вследствие чего были эти слезы? Не знаю; но они облегчили бедного страдальца: он утер глаза, подошел к окну, потянул дым из сигары и бросил несчастную сигару под стол, сказав: «Фи! Какая гадость!».
