«Сумасшествие — обязательная составляющая совершенства» (фраза неизвестного автора).
Испания расписывается в подлинности своих страстей кровью корриды… Черный локон, красный цветок в волосах, черная шкура бешеного зверя, кроваво-красный отблеск заката на распятии накануне представления... Памплона. Санфермин. Красные банданы на шеях сотен и тысяч безумцев, бегущих впереди быка. Врожденная гордая грация испанского гранда не противоречит испытанию собственных ловкости и смелости мачо, истинного мужчины. Темные разводы на красной мулете матадора… Трагедийная последняя терция корриды — ни что иное, как торжество двух цветов, красного и черного, когда форталецца рока достигает наивысшего градуса.
«Безумно красиво»- так мы говорим о такой красоте, которая вызывает катарсис, от которой больно глазам и тревожно сердцу. Место в Испании, где возникли два самых сумасшедше-красивых и самых природно-диких явления, — фламенко и коррида, какой мы знаем ее сегодня, — называется Андалусия.
Танец фламенко, например, сегирийя, обжигает ископаемой чувственностью, это оголенная «любовь-боль», «взаимозависимость-взаимовызов», «наступление-бегство». Устрашающе-громкий стук каблуков, вызов — надменное движение крутого бедра и воинственно вздымающаяся грудь, 
заколдовывающие движения рук, по-женски опытных и знающих свою грацию, или это — прицеливающиеся пассы изощренных кистей-бандерилий, готовящих удар?… заносчивая, почти унижающая гордость изогнутой брови и лебединой шеи, — и страсть, плещущая с силой агрессии из красивых глаз агатовой черноты… Метание шали как мулеты — чары или объятия? Француз Бизе, как и, в последствии, русский Щедрин — оба прочувствовали эту испанскую схватку двух гордостей и любовей, доказывающих друг другу свою силу, доказывающих до смерти.
О бое быков современный мир узнал более подробно от Хемингуэя. «Смерть после полудня» детально описывает это зрелище не для слабонервных, традицию и искусство. Сетует на вырождение экстремального действа, на выбор быков, на ослабление функции третьей части, что перестает быть честным испытанием матадора. Название книги «Фиеста (И восходит солнце)», которая хоть и не о корриде непосредственно, на мой взгляд, переведено неверно, теряя неозвученный, но «проложенный» под содержанием, как basso ostinato в музыке, смысл. Автор писал это, уже узнав корриду, а она своим обреченным откровением не может не произвести в душе думающего человека свою коррекцию жизненной философии. Осознание и смиренное принятие беспрерывности жизни сквозь жестокие удары, фрустрацию и потерю иллюзий. И каждый раз нахождение хоть какого-то, самого минимального, смысла во всем этом безумном и порой опустошающем спектакле… Погибшего от рогов быка участника прогона encierro на следующий день везут хоронить, а Фиеста все продолжается, ни на секунду не прерывая времени, полагающегося ей. И еще — щемящая истина: насколько человеку, даже безнадежно покалеченному жизнью, не важно, в каком бою и в бою ли, — насколько ему свойственно неумирающее желание любви или хотя бы общности. «Человека можно уничтожить, но его нельзя победить,» — простая правда Хэма. «The Sun also rises»- не должно быть переведено никак иначе, чем «Солнце ТОЖЕ встает», то есть поднимается за падением, вновь и вновь. Как истекающий кровью бык. Как фанфаронистый тореро, познавший мудрость через близкую смерть с улыбкой на устах.
О легендарной исполнительнице танца фламенко Кармен Амайия рассказывают: «Она выступала в платье, но танец был сильным и огненным, невозможно было поверить, что на сцене женщина. Но когда Кармен надевала узкие брюки, блузку и приталенную жилетку, ее черные волосы, убранные в тугой пучок с сиянием золота, туфли на семисантиметровом каблуке, ее прекрасное лицо, выражающее боль, оставались олицетворением женственности во время исполнения мужских танцев. «Сама великолепная Кармен сказала: «Я чувствую, как в жилах у меня, расплавив сердце раскаленной страстью, струится ток багряного огня.
После приветствия президента на арену для шествия перед публикой, с двумя собратьями по нелегкой роли героя, выходит матадор. Идет еще изящными, но уже продуманными шагами… Богато расшитый, дорогостоящий костюм, не изменившийся внешне со времен Франсиско Гойи, местами залит кровью предыдущего быка… Ее не счищают. Кровь здесь — сакральная константа, как любовь, рождение, жизнь и смерть.
Интересно то, что в жизни испанца есть три важных события, когда он просто обязательно берет в руки сигару. Свадьба, крестины и бой быков. Во времена строгого ограничения на курение в общественных местах правительство делает поправку на два особых исключения — свадьба и …коррида. Сигара, таким образом, выглядит практически аутентично-священным предметом, раз она обязана являться свидетельницей самых важных в жизни событий.
Человек, не подготовленный к восприятию пения фламенко «канте хондо» вполне может быть шокирован услышанным. Красота воспроизведения звука в нашем, привычном понимании здесь не главное, а главное — отражение внутренних переживаний и эмоций. Вокальное фламенко без стеснения делает тебя интимным свидетелем прекраснейших явлений чувств и ощущений человека. То затихающее где-то на пределе восприятия звука, то взрывающееся в неистовстве, страстное, диковатое песнопение выражает самым откровенным путем все, — от глубочайшей скорби до бурной радости, утверждая саму душу в ее искренности, живости и свободе.
«Toro bravo» — бык норовистый и агрессивный, прямой потомок исчезнувшего тура. Кульминация корриды назревает к третьей части. Дерзкая игра с быком рассчитана на отличную физическую подготовку и сверхъестественную ловкость. Все происходит быстро, но пусть вас не обманет скорость происходящего. Успейте полюбоваться мужеством. Услышьте оду благородству умирания и выживания. Примите констатацию древней естественности смерти 
от убийства. Если доходит до того, что президент выражает матадору первое aviso, то счет чести начинает вестись на минуты… Трибуны выдыхают крепкий сигарный дым и страшные ругательства. Robaina, без сомненья «Unicos», соседствует с сигарами из семьи Montecristo, кто-то дымит испанской Vega Fina… Терция смерти. Здесь нет места избитому контрасту «белое-черное», негативному синониму максимализма, часто используемому людьми, слабыми волей, с тенденцией к трусоватым компромиссам и размытым взглядам. Здесь только концентрированные черное и красное, калейдоскопично сменяющие друг друга. Не «плохое» или «хорошее», а неподдельная правдивость вещей, экстремальные эмоции и одновременно — спокойное понимание природы и неизбежности трагедии в ней. Утверждающий существование человека, как в пещерные времена, поединок с животным. Никакого безжизненного белого, только чувственный красный и драматичный черный. Смерть животного — почти жертвоприношение, бык уходит ярко, с уважением и со стороны матадора, и со стороны публики.
Гитара взрывается громкими отрывистыми аккордами, чтобы внезапно оборваться. Кастаньеты уже не нагнетают пугающий своей интенсивностью любовный пульс, а отстукивают счет последних секунд страсти. Любовь сгустилась, не в силах побежать вспять… раз-два-три… и тишина, только ярче подчеркивающая значительность произошедшего до нее.
В корриде выливается нерастраченная пассионарность национального характера, который нуждается в этой возможности самовыражения, проявляясь в ней рельефнее, чем в ежедневной рутине. Как бы не осуждали бой быков, все его ментально-смысловые составляющие, — неистребимая тяга ходить по грани во всем, церемониальная пышность, ритуальность неотвратимого, «фурия эспаньола», — и есть базовые основы поведенческих кодов и вообще самоощущения многих испанцев. Поверхностному глазу туриста из более холоднокровных стран во всем этом видится только развлекательная театральность, аффективная жестокость и необоснованный риск. На мой взгляд, все совсем наоборот. В этом явлении — «настоящесть» жизни, чувствование ее по максимуму, отдача ей наиболее открыто и храбро. В конце концов, — просто дикое, «неокультуренное» современными рестрикциями мужское начало. Андалузское фламенко эмоционально иллюстрирует безумную красоту испанского темперамента. «Никто никогда не живет полной жизнью, кроме матадоров» (Э. Хемингуэй, «Фиеста»). Как это восхитительно — брать жизнь на себя, как матадор берет быка, что бы она ни принесла, эта жизнь и эта любовь, чем бы ни закончилась… Возможно, гибелью. Но это будет гибель от жизни реальной, и потому прекрасной, а не смерть от малодушного-скучного, и потому довольно бессмысленного существования.
Виктория Радугина ©
Репродукции с картин Fabian Peres
