Утром 23-го февраля 1942 года Стефан Цвейг выкурил последнюю сигару, Шарлотта закончила уборку в доме, надела чистое платье. Они выпили снотворное и заснули навсегда.
На следующий день все мировые СМИ вышли с фотографией – обнявшиеся в постели Стефан Цвейг и его Шарлотта: «Знаменитый австрийский писатель Стефан Цвейг и его жена Шарлотта покончили с собой».
Произведения Цвейга переводились в сорока странах мира, его прозой восхищались и читатели, и коллеги-писатели – Горький, Рильке, Ролан, Барбюс. Это был один из самых успешных прозаиков двадцатого века. Он не знал неудач, работал каждый день – без творческих кризисов. Про него говорили – пишет даже во сне. За три года до самоубийства Стефан женился, словно бы повторяя судьбу своего любимого Достоевского: его литературный секретарь Шарлотта была моложе на 27 лет.
Цвейг одним из первых в Европе почувствовал приближение агонии. Уже в 1934 году, сразу после победы Гитлера в Германии и за четыре года за позорного аншлюса, когда двести тысяч (!) его свободолюбивых соотечественников восторженно приветствовали на улицах Вены Адольфа Гитлера, когда на плебисците 99,75 % (!!) проголосовало за воссоединение с Германией, — он уезжает в Англию, потом в США, а затем – в Бразилию.
Трудно дышать, когда ты несвободен. Невозможно жить, когда вокруг тебя несправедливость. Наверное, для обычного человека это звучит странно – несвобода где-то там, в Германии, а в домике в пригороде бразильской столицы разве слышны взрывы и стоны?
Но в этом-то и есть главное отличие писателя от читателя – обостренное восприятие человеческого горя, для писателя несправедливость не может быть где-то, она в тебе. Если несвободна твоя родина, твой народ, то можешь ли быть свободен? Счастлив и беззаботен? Эти слова он и оставит в записке, докуривая последнюю сигару: «…главной радостью… была интеллектуальная работа, а высшей ценностью — личная свобода».
Андрей Лоскутов
