Эта встреча во многом заложила те основы и принципы мировой системы и международной политики, которые сейчас страны Запада и их сателлиты всеми силами пытаются ликвидировать. Почему и для чего?
На эти вопросы ответы в онлайн-режиме даются порой самые разновекторные, исходя из политических пристрастий сторонников того или иного варианта будущего. Сегодня поговорить хотелось бы не об этом.
Кому интересен подробный анализ всех перипетий многосоставных совещаний и бесед в узком кругу союзников по антигитлеровской коалиции в недавно освобожденном советскими войсками Крыму — также адресую к внушительной по объему историографии.
Внимание же нашей курящей сигары, читающей и думающей аудитории хотелось бы обратить на аспект, во многом дающий понимание самой сути британской политики и дипломатии — на сформировавшийся за столетия процесс принятия решений в Соединенном Королевстве, на decision making.
Именно его гласные и негласные алгоритмы и участники подчиняли себе британскую политическую линию, которую публично выражал Черчилль на ключевых форумах, таких как Ялтинская конференция, и в личной переписке трех лидеров союзных держав.
Благодаря своим бойким мемуарам, безусловной личной харизме и сложившейся публицистической традиции Уинстон Черчилль стал выглядеть мегаполитиком прошлого столетия. Но даже если обратиться к периоду Второй мировой войны, где личностный фактор играл важную роль, при внимательном рассмотрении сэр Уинстон отнюдь не является гегемоном британской политической системы, каким его изображают.
Очень четко это видно именно по классической переписке «Большой тройки»: если подход Кремля ограничен жестким тандемом Сталин – Молотов с подключением по второстепенным вопросам соответствующих наркоматов, а в Белом доме – это преимущественно импровизация Рузвельта с помощниками, то в Уайтхолле все решалось коллегиально путем поэтапной разработки и проверки на всех уровнях британского decision-making’a.
К примеру, каждое послание от Сталина обсуждалось на заседаниях кабинета министров, определялась позиция, премьеру или главе Foreign Office поручалось подготовить проект ответа, также проходивший обсуждение в кабинете. По военным вопросам включался и Комитет Начальников Штабов, а наиболее важные послания согласовывались с Рузвельтом.
Таким образом «личное» письмо Черчилля после неоднократной шлифовки в формулировках, 5-6 редакций – результат коллективного творчества всей политической верхушки Великобритании, отражение общего менталитета Kingsmen. И сам Черчилль в английских традициях «круглого стола» скорее «первый среди равных».
Однажды, находясь в зарубежной поездке, он отправил Сталину срочный ответ лично, но постфактум пришлось оправдываться перед членами кабинета: послание «вполне соответствует взглядам кабинета по этому вопросу».
В качестве конкретных и очень красноречивых примеров, стоит привести еще пару случаев:
1) Когда Сталин 24.06.1943 расчетливо-гневно написал про так и неоткрытый союзниками Второй фронт, что «дело идет здесь не просто о разочаровании Советского правительства, а о сохранении его доверия к союзникам, подвергаемого тяжелым испытаниям», Черчилль был одновременно возмущен и смущен, целый день думал над ответом 26 июня, чтобы опровергнуть «необоснованные обвинения», хотя военные рекомендовали затянуть отправку для острастки Кремля. Но Сталин сам взял паузу, очень нервировавшую премьера, и держал ее до 9 августа, спокойно согласившись на встречу министров иностранных дел трех держав, при этом ответа Черчиллю так и не дав. «Джо непредсказуем», — со вздохом заметил Иден.
2) Черчилль практически постоянно пребывал на эмоциональных качелях в переписке со Сталиным. Уже в апреле 1945 Гиммлер попытался прозондировать возможность сепаратной капитуляции на Западе, и Черчилль отмел эту возможность, проинформировав советского лидера. «Зная Вас, я не сомневался в том, что Вы будете действовать именно таким образом», — ответил Сталин, еще недавно негатививший по поводу известного «бернского инцидента». Скрытый сарказм ускользнул от премьера, чрезвычайно довольного этой похвалой. «В течение полутора часов он говорил только об этом. Его тщеславие поразительно, и я рад, что дядюшка Джо не представляет, какое воздействие на нашу политику в отношении России может оказать пара его добрых слов, сказанных после стольких грубостей», — заметил в дневнике Дж. Колвилл, личный секретарь Черчилля.
Виктор Авдеев, к.и.н.,
Московский сигарный клуб
