Одно из моих увлечений — составление библиотек антикварной литературы. Может поэтому меня и заинтересовала история клубного движения России середины XIX – начала XX вв.
Я постараюсь не вмешивать в своё повествование излишние комментарии, — воспоминания очевидцев, газетные заметки и прочие документы покажут реальную картину тех лет.
Петровские реформы стали началом постепенной перестройки дворянских досугово-бытовых традиций по европейским стандартам. Наиболее ярко это выразилось в развитии клубного движения — стали возникать культурно-досуговые структуры, занимающиеся организацией повседневного общения.
С рождением российских клубов связано множество легенд. Одна из них наиболее достоверна, так как имеет сохранившееся документальное подтверждение. В начале 1770 г. около сорока петербуржских предпринимателей, в большинстве своем англичан, стали регулярно собираться по вечерам в одной из гостиниц, хозяином которой был голландец Францис Гардимер. Культурно-досуговое общество стало называться Английским клубом. К началу 1780 года в нем состояло уже более 300 человек, большинство из которых были коренными петербуржцами. Клуб имел свой устав и систему членства. В нем действовали буфет, гостиная, библиотека, игровая комната. Выписывались газеты и журналы. Проводили ежедневные вечерние ужины, а по знаменательным датам — праздничные обеды. В члены Английского клуба могли быть приняты особы из сословия дворянства, военных и гражданских чиновников, из ученых, купцов и именитых художников. Согласно уставу, клубное собрание не имело «иного предмета, кроме общественного препровождения времени и занятия благопристойными разговорами, позволенными играми, чтением книг и периодических изданий». Членами клуба являлись многие знаменитые люди того времени: И.А. Крылов, Я.Б. Княжнин, М.М. Сперанский, В.А. Жуковский, А.С. Пушкин, Н.М. Карамзин, Н.А. Некрасов. Почетными членами клуба были — князь М.И. Кутузов, канцлер А.М. Горчаков, граф К.В. Нессельроде, генерал А.П. Ермилов.
В 1772 году Английский клуб появился в Москве. Во времена Павла I его закрыли, но с июля 1802 года он снова возобновил свою деятельность. Среди членов данного клуба значились целые династии аристократов: Гагарины, Голицыны, Волконские, Одоевские, Трубецкие, Хрущевы, Шаховские, Оболенские и многие другие. Его деятельность нашла отражение в воспоминаниях членов клуба, в литературных произведениях А.С. Пушкина, А.С. Грибоедова, Н.М. Карамзина, Е.А. Баратынского, Н.В. Гоголя, Н.А. Некрасова, Ф.М. Достоевского. Л.Н. Толстой описал жизнь Московского клуба в своем романе «Война и мир». Это было одно из самых популярных мест повседневного общения московской элиты. Клуб прекратил своё существование в 1918 г.
Много сходного с английскими клубами имели в России многочисленные Благородные собрания. Московское Благородное собрание было организовано в 1783 г. Основателями его стали князь А.Б. Долгорукий и сенатор М.Ф. Соймонов. Екатерина II, специальным рескриптом передала в его полную собственность обширный дом в Охотном ряду. Александр I сразу после коронации не только посетил собрание, но и вступил в его члены. Благородное собрание получило высокий титул Российского благородного собрания.
Членами этого собрания могли стать лишь представители дворянского сословия. От возникших ранее в Петербурге и в Москве английских клубов собрание отличалось тем, что было как для «кавалеров», так и для «дам». В нем регулярно проводились пышные балы, маскарады.
Ориентируясь на столичный опыт, благородные собрания были открыты практически во всех губернских городах России. Давайте прочтем заметку о новогодних балах 1867 г.
«…Посмотрим, что делается на казанских общественных балах, тем более что при большом затишьи в других увеселениях они составили почти все содержание святочной недели.
Здесь, как известно, два клуба: дворянский и купеческий. В том и другом даются танцевальные вечера, на святках один из этих вечеров именуется балом. Вечер-бал в купеческом собрании был 26 декабря, в дворянском — 1 января. В том и другом собрании разные люди и разные нравы. Начнем с помещения. В дворянском собрании помещение поистине барское: в сенях, где снимают шубы, тепло, широкая лестница ведет в боярские хоромы, установленные изящной и покойной мебелью; в огромной зале широкие хоры поддерживаются массивными колоннами, обширная столовая украшена по малиновым обоям гербами Казани и уездных городов Казанской губернии, прочие комнаты, также весьма обширные, равно удовлетворяют вкус и требования даже взыскательного посетителя. В купеческом собрании, имеющем помещение на Воскресенской улице, в доме купца С. И. Пчелина, также помещение хорошее, но уже снимая внизу, около почтенного Сергеича, шубу, вы рискуете простудиться; подталкиваемые сзади холодом, вы вбегаете наверх, где сразу попадаете в духоту и жар. Зала хороша, но ее массивные хоры поддерживаются жиденькими чугунными колоннами толщиною в руку — да еще в худенькую руку, и от этого зала много теряет в своем виде; затем, так как зала — комната непроходная, а имеет две двери в одну сторону, то от этого в ней свободного движения воздуха, столь необходимого, особенно при многолюдстве, нет. На танцевальных балах дворянского и купеческого собраний все противоположно.
На вечерах дворянского собрания бывает только небольшой кружок дворянства и семейств высших представителей администрации, оттого танцуют иногда в 6 или немного больше пар; там все друг с другом знакомы; незнакомая с этим обществом дама просидит целый вечер одна-одинехонька, незнакомый с сим обществом мужчина пробродит, как тень Гамлетова отца, весь вечер за колоннами, и уж ты как ни рисуйся, какие ни принимай позы — и задумчивые и веселые, и со сложенными на груди руками — все тщетно, до заутрени проходишь, и если б не почтеннейший Август Иванович, то совсем беда.»
Интересный факт – в начале XIX века в Вене запрещалось вальсировать более 10 минут. Автор одной из статей в газете «Таймс» был возмущен тем, что в программе Королевского бала 1816 года оказался этот «чувственный и непристойный танец». Запрет на вальс на балах во дворцах немецких кайзеров снял лишь Вильгельм II при вступлении на престол в 1888 году.
Движения вальса считались непристойными, унижающими достоинства женщины. Вальс наносил своеобразный удар по кодексу рыцарской чести, составлявшему основу придворного этикета. В начале XIX века мода на вальс сравнивалась с модой на курение табака.
Сначала в Перми появилось Благородное собрание. Оно заменяло собой дворянское собрание, так как Пермская губерния не была дворянской дворяне практически не жили в своих имениях, предпочитая столицы или заграницу. Привилегированное сословие города составляли чиновники; они-то собственно и состояли членами Благородного собрания.
В шестидесятых годах, когда общественная жизнь проявилась в более широкой форме, в Перми почувствовалось некоторое оживление общественной деятельности. Так, зимой 1859 и 1860 гг. Д.Д. Смышляев, известный впоследствии историк и земский деятель, провел в здании Благородного собрания одиннадцать литературно- музыкальных вечеров. Сборы с этих вечеров шли в пользу предполагаемой к учреждению женской гимназии и воскресных школ.
29 декабря 1863 года в Перми, в доме городского общества на углу Сибирской и Петропавловской улиц, был открыт второй клуб — купеческий, переименованный потом в общественное собрание. По словам старожилов, клуб был открыт купцами в знак протеста против Благородного собрания, куда допускались только лица во фраках.
Через пятнадцать лет (в 1878 г.) на Черном рынке в доме купца Евреинова был открыт третий по счету клуб чиновников, очевидно, также тяготившихся порядками Благородного собрания. Этот клуб назвали «обществом семейных вечеров». Впоследствии из него вышло нечто вроде кафе, которое сами пермяки почему-то именовали «канфоркой».
А вот как обстояли дела с клубами в западно-сибирских городах: «Во всех крупных сибирских городах в XIX в. существовали дворянские («благородные»), офицерские, купеческие («коммерческие») собрания или клубы. Они долго были излюбленным местом отдыха и развлечений сибирского чиновничества и военных… Деятельность клубов сводилась к устройству балов-маскарадов, благотворительных вечеров, сами клуб-мены с удовольствием занимались в них праздными обедами, азартными картежными играми. Большое место в клубной жизни занимали любительские постановки драматических и даже оперных спектаклей, гастроли профессиональных трупп, реже проводились лекции и доклады по вопросам науки, литературы и искусства, преимущественно за счет приезжих просветителей».
В Омске действовали Дворянское собрание, Общество любителей музыки, Западно-Сибирского отдела Императорского Русского Географического общества. Интересные сведения о досуговых структурах и увлечениях дореволюционного Омска содержит монография Д.А. Алисова «Культура городов Среднего Прииртышья в XIX, в начале XX вв.». В ней можно почерпнуть сведения о деятельности Коммерческого клуба, Омского общества правильной охоты, Общества любителей драматического искусства, Общества художников и любителей изящных искусств степного края и многих других. Всего, как отмечает Д.А. Алисов, «в 1900 году в Омске числилось более 25 различных обществ. К 1916 г. их число увеличилось до 33». На мой взгляд, автор монографии делает весьма важный вывод: «Все эти многочисленные общества и общественные организации объединяли, главным образом, инновационные слои городского населения с целью совместной исследовательской, культурно-просветительной и культурно-досуговой деятельности. При помощи этих обществ в Омске проводились научные экспедиции, устраивались выставки, музыкальные вечера и спектакли, лекции и народные чтения, организовывались праздничные и досуговые мероприятия, охватывавшие в целом довольно широкие слои населения».
Так прежде назывался Днепропетровск. Многие здания здесь воздвигались как символ власти, богатства и мощи. Показательный пример — Коммерческое собрание на Новодворянской улице. Улица эта начиналась у Дворянской площади (нынешней площади Шевченко), получившей название от располагавшегося на ней Дворянского собрания, заседавшего в бывшем Потёмкинском дворце (Дворец студентов ДНУ). А в пяти минутах ходьбы от собрания екатеринославских дворян по Новодворянской улице (нынешней Дзержинского) в 1911 году свой клуб воздвигли и местные купцы. Ранее они собирались в нескольких комнатах дома Мизко на пересечении Полицейской и Казанской (улиц Шевченко и К. Либкнехта), а потом, по-видимому, решили, что негоже почтенному купечеству арендовать помещение в чужом доме и пора обзавестись собственным. Проект здания составил губернский архитектор С.Ф. Булацель: двухэтажное, с фигурными окнами, увенчанными шатрами и башнями; лишённое изящества, но по-купечески основательное и богатое, — этот стиль называли неорусским.
Для здешнего купечества клуб был местом деловых встреч и заключения сделок, отдыха и развлечений — для всего имелись соответствующие помещения: кабинеты, бильярдные, комната для игры в карты, буфет и зимний сад.
Коммерческое собрание не было закрытым заведением, здесь бывали не только купцы, но — по определённым дням — и прочие желающие, внёсшие требуемую сумму в кассу клуба. Народ съезжался в коммерческий клуб по случаю устраиваемых там балов, маскарадов и театральных постановок.
В 1915-м в купеческом клубе побывала с выступлением и первая звезда русского кинематографа Вера Холодная, которая гастролировала по российским городам и весям, призывая жителей империи жертвовать средства в пользу инвалидов войны. В антракте она лично ходила между креслами в партере и собирала пожертвования.
Сегодня, комнаты бывшего Коммерческого собрания по ул. Дзержинского, д. 23, занимает отделение первого украинского международного банка. Почти сто лет назад купцы и дельцы в этом доме отдыхали, сегодня они делают здесь деньги.
Вслед за клубами дворянского и купеческого сословий в большом количестве стали возникать клубы предпринимателей, чиновников, офицерские клубные собрания, лакейские, клубы художественной интеллигенции, а затем и общедоступные досуговые центры в виде клубов учащейся молодежи, рабочих клубов, народных домов, культурно-просветительских кружков и сельских изб-читален, клубы по профессиональным интересам.
В январе 1862 г. открывается «клуб русской демократической интеллигенции» или «шахматный клуб». Членами данного клуба были литераторы демократической направленности. В 1865 г. — клуб художников. В 1893 г. — «Бродячий клуб», членами которого были молодые талантливые адвокаты. Они оказывали бесплатные юридические консультации.
В отличие от аристократических клубов, эти клубы выполняли две основные задачи: просветительская и досуговая деятельность.
Домашние формы творчества создали основу для салонов и кружков. «Домашние» образцы поэзии и прозы составляли содержание литературных альбомов, которые пополнялись сочинениями гостей, родственников. В русской литературе лучше всех обрисовал эти досуговые встречи Л.Н. Толстой, великолепно изобразивший в романе «Война и мир» завсегдатаев салона мадам Шерер.
Другая разновидность российского досуга — салоны, где собирались представители интеллигенции, чаще всего либерально настроенные люди. Салоны более походили на гостевые вечера с обязательным присутствием хозяина (хозяйки), четким сценарием, концертной программой. В Петербурге пушкинских времен это был салон А.О. Смирновой-Россет. В Москве — салон З.А. Волконской. Здесь же проходили знаменитые «домашние собрания» А.П. Елагиной — одной из образованнейших женщин России. Этот салон охотно посещали видные московские ученые и писатели. Частыми гостями. П. Елагиной были А.С. Пушкин, П.Я. Чаадаев, А.И. Герцен, братья Аксаковы и многие другие.
Интересная страница в истории русских салонов – «субботы» художника-передвижника Н.А. Ярошенко. Они начались в 1874 году как «рисовальные вечера», на которые приходили в основном молодые живописцы. Постепенно круг собиравшихся в доме 63 по Сергиевской улице расширялся. К художникам присоединились видные петербургские ученые, писатели, журналисты, несколько позднее — учащаяся молодежь. И так продолжалось более четверти века. Завсегдатаями ярошенковских суббот были Д.И. Менделеев, И.П. Павлов, Г.И. Успенский, В.М. Гаршин, И.Е. Репин, Н.Н. Крамской, Н.Н. Ге, философ и поэт В.С. Соловьев. В основном салон посещали люди, активно участвовавшие в общественной жизни, их споры и обсуждения часто переходили с художественных тем на социальные. Здесь много читали вслух, слушали музыку и пение, любили шутки и розыгрыши. В конце каждого вечера всех приглашали к столу.
Во второй половине XIX века известный в Москве коллекционер В.Е. Шмарович основал у себя на квартире салон любителей искусства. Знаменитые «среды» в Савеловском переулке сыграли немалую роль в деле открытия и популяризации молодых талантов — начинающих художников, писателей, музыкантов. Это был своеобразный театр дебютантов.
Когда говорят о подлинно клубном общении, то имеют в виду, конечно же, английские клубы. Литература об английских клубах огромна. В России XIX- начала XX вв. издавались специальные и популярные пособия Л.М. Ерамсона, Е. Водовозовой, А.У. Зеденко, Л. Туган-Еарановской о клубах и других культурно-просветительных организациях Англии и США. В переводе И. Озерова в 1901 г. публикуется книга Т.С. Пеппин «Страна рабочих клубов». В переводе М. Осовской в 1902 г. издается книга М.А. Станлей «Женский рабочий клуб в Англии». Многие из авторов, будучи членами английских клубов, отразили в своих произведениях атмосферу и принципы клубной жизни англичан.
Этот первый в Москве клуб учредили иностранцы в 1772 году. В царствование Павла I его вместе с другими подобного рода заведениями, как я уже упоминал, закрыли. Нов александровскую либеральную эпоху он вновь получил право на существование. И вскоре превратился в место сбора московской аристократии, куда съезжались, по выражению Н. М. Карамзина, «чтобы узнать общее мнение». Число членов ограничивалось сначала 300, а позже 500 дворянами. Женщины в клубные помещения не допускались. Известный мемуарист С. П. Жихарев в своих записках, относящихся к 1806 году, дает Английскому клубу в высшей степени похвальную характеристику: «Какой дом, какая услуга – чудо! Спрашивай чего хочешь – все есть и все недорого. Клуб выписывает все газеты и журналы, русские и иностранные, а для чтения есть особая комната, в которой не позволяется мешать читающим. Не хочешь читать – играй в карты, в бильярд, в шахматы. Не любишь карт и бильярда – разговаривай: всякий может найти себе собеседника по душе и по мысли. Я намерен непременно каждую неделю, хотя по одному разу, бывать в Английском клубе. Он показался мне каким-то особым маленьким миром, в котором можно прожить, обходясь без большого. Об обществе нечего и говорить: вся знать, все лучшие люди в городе».
В 1824 году и С.Н. Глинка, беллетрист, издатель «Русского вестника», вносит свою лепту в хор похвал клубу: «Тут нет ни балов, ни маскарадов. Пожилые люди съезжаются для собеседования; тут читают газеты и журналы. Другие играют в коммерческие игры. Во всем соблюдается строгая благопристойность». Надо сказать, Английский клуб всегда твердо сохранял воспетую Глинкой серьезность тона, чуждаясь театрализованных увеселений, и лишь по требованию 51 члена старшины имели право пригласить в него для развлечения певцов или музыкантов. Зато любители сладостей не оказались обойденными, и в отдельной комнате их постоянно ждали наваленные грудами конфеты, яблоки и апельсины. До войны с Наполеоном клуб помещался в доме князей Гагариных на Страстном бульваре, затем сменил два адреса, пока в 1831 году прочно не обосновался в доме графини Разумовской на Тверской. Сейчас это здание занимает Музей современной истории России.
Английский клуб прославили многие русские писатели. Вспомним хотя бы толстовского Левина с его чувством «отдыха, довольства и приличия», достигнутым именно в стенах этого заведения. И все же полнее дух клуба передан не в романах и повестях, преследовавших цель создания широкого полотна московской жизни, а в записках тех его завсегдатаев, для которых он стал родным домом и для которых последние дни Страстной недели, когда клуб закрывался, оказывались самыми мучительными днями в году. «Они чувствуют не скуку, не грусть, а истинно смертельную тоску, – писал в 1820-х годах П.Л. Яковлев, автор популярной некогда книги «Записки москвича». — В эти бедственные дни они как полумертвые бродят по улицам или сидят дома, погруженные в спячку. Все им чуждо! Их отечество, их радости – все в клубе! Они не умеют, как им быть, что говорить и делать вне клуба! И какая радость, какое животное наслаждение, когда клуб открывается. Первый визит клубу и первое «Христос воскресе!» получает от них швейцар. Одним словом, в клубе вся Москва со всеми своими причудами, прихотями, стариною».
О посетителях самого аристократического московского клуба рассказал и небезызвестный купец, меценат и коллекционер П.И. Щукин: «В Английском клубе были старики-члены, которые обижались, если кто-нибудь садился даже по незнанию на кресла, на которых они привыкли сидеть много лет. Член Иван Васильевич Чижов, напоминавший Фальстафа в «Виндзорских кумушках», пил много шампанского, которое в виде пота выходило у него из безволосой головы. Старик Михаил Михайлович Похвиснев, приятель С.С. Стрекалова, по субботам нарочно садился на краю обеденного стола, с которого начинают обносить кушанья, и, любя мороженое, сваливал себе на тарелку громадную порцию, а пунш-гласе брал пять-шесть бокалов. Столетний Геннадий Владимирович Грудев, состоявший на государственной службе еще в 1812 году, ел с большим аппетитом. Когда официант спрашивал его: «Суп или щи?» Геннадий Владимирович отвечал: «Семь бед – один ответ, давай щей». Отставной гвардии полковник Казаков, имени которого приют для дворян находится на Поварской, несмотря на то, что был слеп, приезжал на субботние обеды. За стулом Казакова всегда стоял слуга и накладывал ему на тарелку кушанья. Казаков же сам без посторонней помощи резал и ел. Князь Питер Волхонский, которому дома, вследствие запрещения врача, не давали ни водки, ни закуски, заезжал в Английский клуб, чтобы наскоро выпить рюмку водки и закусить, после чего отправлялся домой обедать. Богатый, но скупой Василий Иванович Якунчиков пил только яблочный квас, а вино лишь тогда, когда его угощали. Раз только, по случаю какого-то радостного события в семье, Василий Иванович разошелся и спросил бутылку «Донского», которым стал угощать своих знакомых. При этом мой отец иронически заметил Василию Ивановичу, что «мы не казаки, и по случаю такой семейной радости следовало бы выпить настоящего шампанского». Анатолий Васильевич Каншин, с черной шелковой повязкой на одном глазу, известный любитель цыган, носивший прозвище Цыганского Каншина, со своим приятелем Николаем Николаевичем Дмитриевым пили исключительно дорогие вина. Дмитриев с пренебрежением относился к членам клуба, которые играли в карты по небольшой ставке. «Перехватить с них какую-нибудь сотню рублей, – говаривал он, – не стоит и мараться». Когда Дмитриев проходил мимо хора девиц, певших иногда в клубе, то всегда с презрением показывал им язык. Московский генерал-губернатор князь В.А. Долгоруков тоже посещал Английский клуб, где играл на бильярде с маркером или слушал русский хор А.З. Ивановой».
Известный живописец Константин Коровин отмечал, что «потолки в залах Английского клуба были украшены прекрасными плафонами французских художников. Они были темные, теплого цвета, глубокие и прекрасные по тону. Лакеи, старые люди, одетые в ливреи времен Александра I, дополняли характер эпохи».
Предание относит возникновение этого клуба чуть ли не ко времени Петра Великого, но первой достоверной датой в его истории следует все же считать 15 декабря 1818 г. Мартин Шварц в прошении военному генерал-губернатору А.П. Тормасову заявил о своем намерении «в Москве, на Бутырках, по желанию многих иностранцев открыть танцовальный клоб» и просил разрешения на продажу в нем горячительных напитков и игру в карты, а также «для увеселения поставить один бильярд» и «в назначенные от старшин дни производить инструментальную музыку для увеселения дам». «Увеселяться» начали 7 февраля 1819 года, но уже в октябре клуб переехал в Мясницкую часть, в дом князя М.М. Долгорукова. Он был открыт ежедневно с утра до 12 часов ночи, а в бальные дни – до 2 часов ночи. Еще одно отличие бальных дней состояло в том, что кавалеры имели право приводить с собой сколько угодно дам. Впрочем, если они, по легкомыслию, решались прихватить и женщин «с худой репутацией», то легко могли лишиться членства в клубе.
Особенно весело в Немецком клубе проходили маскарады, под которые отдавались и залы Благородного собрания, располагавшиеся в том же здании и соединявшиеся лестницами с клубными залами. На них присутствовало одновременно до десяти тысяч человек, а ужин накрывали на четыре тысячи персон. В «Очерках московской жизни», опубликованных в 1842 году, П.Ф. Вистенгоф следующим образом передал дух этих праздников: «Маскарады Немецкого клуба посещаются преимущественно семействами немцев, иностранцами других наций, принадлежащих к ремесленному классу, семействами мелких учителей, актерами и актрисами. В этих маскарадах существует разгульная непринужденная веселость. Здесь на туалет нет большой взыскательности, и молоденькие немочки, а иногда и старушки преспокойно попрыгивают контрадасы в простых беленьких амазонках и наряженные кормилицами. Эти дамы снимают свои маски уже тогда, когда старшины клуба порядочно наужинаются и ко входу их сделаются несколько благосклоннее. А до того времени им угрожает злобное немецкое «heraus» (вон). Мужчины среднего круга также посещают маскарады клуба, чтоб поволочиться за немочками и за этими русскими дамами, которые так боятся непоужинавших немцев. Они нередко также подвергаются грозному «heraus» за свои шалости. Смотря по роду преступления, их иногда выводят с музыкой».
Среди его членов, русских насчитывалось почти столько же, сколько иностранцев, но по уставу последним запрещалось избираться старшинами. К 1839 году клуб насчитывал 450 действительных членов, 250 членов-посетителей и 500 кандидатов. В «географическом» отношении он перемещался следующим образом: с Мясницкой переехал на Покровку, в дом возле церкви Троицы на Грязех, оттуда на Ильинку, в дом Петра Калинина, затем в здание Российского благородного собрания (вход с Георгиевского переулка), а последний его адрес – дом Торлецкого-Захарьина, где ныне располагается Центральный Дом работников искусств. К идеологическим метаморфозам можно отнести и то, что он, называвшийся сначала Московским немецким бюргер-клубом, в связи с началом первой мировой войны, когда в обществе оживились патриотические чувства, был спешно переименован в Московский славянский клуб. А в 1918 году его существование прекратилось вовсе.
Купеческий клуб, основанный в 1786 году иностранным подданным Карлом Людвигом Хейснером в Китай-городе, в доме московского купца Никиты Павлова, и закрытый в конце 1796 года или в начале 1797 года, указом императора Павла I о закрытии всех московских клубов, был возобновлен в 1804-м под названием Купеческого собрания. Постановлением 1814 года число членов Купеческого собрания определялось в 150 человек. Но к 1850 году их уже насчитывалось 750, а в 1856-м установили норму в 900 человек. Естественно, что «авангард» клуба составляли купцы. Скажем, во второй половине XIX века это были представители таких знаменитых торгово-промышленных московских фамилий, как Абрикосовы, Боткины, Гучковы, Кокоревы, Мамонтовы, Рябушинские, Сапожниковы, Солдатенковы, Третьяковы. Но среди членов собрания встречалось и немало московских аристократов (Волконские, Долгоруковы, Трубецкие), университетских профессоров (Грановский, Бабст), музыкантов (Рубинштейн), артистов (Щепкин), адвокатов (Плевако, князь Урусов), журналистов, художников, врачей.
Собрание размещалось сначала в доме купца Антипа Ивановича Павлова возле Гостиного двора, а после смены ряда адресов с 26 сентября 1839 года обосновалось на Большой Дмитровке в доме тайной советницы Мятлевой, под N 17. Сейчас в нем расположен театр им. Станиславского и Немировича-Данченко. А в 1909 году переехал в нововыстроенный собственный особняк на Малой Дмитровке. Разговоры о переезде клуба велись давно. Еще в 1902 году председатель Совета Старшин К.Ю. Милиотти вынес этот вопрос на обсуждение собрания. Предложений было много. Воздвиженка и Петровский бульвар, Хлудовский тупик и Трубниковский переулок, Поварская, Маросейка, Долгоруковская улица… В какой-то момент остановились на владении княгини Меньшиковой-Корейш на Малой Дмитровке, как раз на углу Пименовского переулка. Решение приняли. Но потом Чрезвычайное общее собрание засомневалось. В результате Совету Старшин было поручено «приобрести владения г-жи Медокс», тоже на Малой Дмитровке. Два ветхих строения под номерами 128 и 138, да еще трехэтажный каменный дом. Когда-то это владение принадлежало княгине А.П. Волконской.
Фундамент был заложен в июле 1907 г. Само здание клуба имело яркие черты модерна. Современный, изящный в своем оформлении новый Купеческий клуб радушно принял первых посетителей. Во многом это были представители новой генерации русского купечества: с блестящим образованием, знанием иностранных языков, много сделавшие для развития отечественной промышленности, просвещения, культуры, медицины. Это — Прохоровы, Мамонтовы, Карзинкины, Третьяковы, Кузнецовы, Боткины, Алексеевы, Солдатенковы. Клуб охотно посещали и представители московской аристократии: Долгоруковы, Апраксины, Волконские, Зубовы, Трубецкие. Среди гостей нередко можно было встретить известных адвокатов, государственных деятелей, врачей, артистов, общественных деятелей.
В старину Большая Дмитровка называлась Клубной улицей. В доме Муравьева — два клуба, Английский и Дворянский. Последний переехал потом в Дом благородного собрания, а его место занял клуб Приказчичий.
Кстати, до середины XIX века Купеческий клуб тоже находился в Китай-городе, «близ Гостиного Двора, биржи и рядов в рассуждении дел и удобности купечествующих быть в Собрании».
Постановления Клуба, его Устав, были строги и бескомпромиссны. Табель о рангах соблюдалась неукоснительно. Был период, когда мещане и ремесленники даже «в качестве гостей» не имели права входить в Собрание. «Дворяне, чиновники, военные и лица свободных профессий могли быть только членами-посетителями». Ну, а действительными членами клуба признавались какое-то время лишь купцы: «Всякий подлинный купец, не бывший ни под каким штрафом, может быть членом сего общества». Членство в Московском купеческом клубе передавалось по наследству — теоретически здесь одновременно могли проводить свои свободные часы деды, сыновья и внуки. Правда, в разные годы существовали дополнительные ограничения. Например, в начале XIX века член Собрания мог приводить с собой гостя не чаще, чем три раза в год.
У входа, рядом с дежурным, в мягком сафьяновом переплете с рифленым цветным обрезом и золотым тиснением лежал Устав Купеческого клуба. Любой спорный вопрос с посетителем или его гостем можно было тут же разрешить. Гостя записывали в пухлую книгу — учет этот был важен со всех точек зрения: кто привел дебошира или неаккуратного человека, который ел хлеб с маслом за карточным столом. За визит гостя вначале платили 30 коп, но в новом здании стоимость эта возросла значительно — затраты на постройку следовало восполнять всеми способами. Очень приветствовались гости, которые по своему положению могли стать членами Купеческого собрания. Но количество гостей всегда было ограничено.
С зимы 1907 года в качестве гостей получили право входа дамы – «во все дни, кроме вторников и суббот». Ранее их приглашали только на бал, концерт или маскарад. На балы, устраиваемые в этом клубе, его члену разрешалось пригласить до трех знакомых женского пола. Строгая запись в клубных правилах гласила: «Само собой разумеется, что каждый член не должен провести в Собрание ни дамы, ни девицы, в благонравии и добром имени которой не совсем уверен». Для наблюдения за «порядком и приличием в танцах» учредили должность танц-директора.
Открывалось Купеческое собрание, начиная с 1814 года, в 9 часов утра и закрывалось в 2 часа ночи. Еще в начале XIX в. была установлена строгая регламентация поведения в клубе, отступления от правил карались штрафами. Невозвращение в читальню газет и журналов, язвительная оценка свойств и качеств кандидата в члены клуба, неуплата долга на бильярде — за все это соответствующий штраф. Отказался уступить во время обеда самовольно занятое место за столом, не заплатил по счету буфетчику, грубо обошелся с лакеем — то же самое, штраф. « Кто из членов введет в собрание гостя, тот отвечает не только за то, что гость употребит или сверх чаяния разобьет, издержит, испортит, но и за долги, кои он задолжает кому-нибудь из членов при игре в карты или на бильярде». Был даже установлен штраф: «Неправильное введение в Собрание гостя, еда хлеба с маслом за карточным столом, громкая оценка свойств и качеств кандидата в члены во время баллотировки, невозвращение в читальню газет и журналов, неплатеж денег за игру на бильярде — все это карается ценой от 5 до 25 рублей». В Постановлении 1903 года записано, что «цена кушаньям, напиткам, бильярду и за карточные игры назначена будет от господ-директоров… Играющие в карты, платят за две колоды оных — днем 3 рубля, при свечах — 4 рубля». Доход получался солидный. В 1912-13 годах, например, 41 тысяча рублей — от самой игры, и еще почти 150 тысяч — от штрафов.
Вместе с тем в правилах не раз упоминалось, что члены собрания должны «нежнейшим образом примирять своих сотоварищей по клубу, коли те вступили в ссору». Удивительная деликатность!
К чести Купеческого клуба, следует подчеркнуть, что с 1850 г., буквально с первых лет существования, здесь собирали библиотеку, к 1914 году насчитывавшую 52 тысячи томов, в том числе 14 тысяч на иностранных языках. В новом здании, на Малой Дмитровке, ей были отданы лучшие комнаты.
Чем ближе к концу XIX века, тем разнообразнее и многочисленнее становились развлечения – маскарады, музыкальные вечера, дивертисменты, кабаре, рождественские елки и так далее, хотя они постоянно составляли графу убытков. Расположившись в собственном здании, члены клуба разрешили увеличить диапазон «отдыхательных мероприятий». Кроме большого зала, имелась и площадка с эстрадой в саду: концерты, литературные вечера, костюмированные балы были знамениты по всей Москве. В 1911 году, когда в новом доме все уже обжились, совет старшин объявил: «Общие отзывы членов и посетителей Собрания последнего года дают право совету признать, что увеселительная часть Собрания стоит значительно выше других однородных учреждений Москвы». И, взвесив все «за» и «против», Совет Старшин посчитал, что престиж стоит убытков. После чего постановил еще больше разнообразить характер программ, добавив и музыкально-вокальные дивертисменты, приглашение «на гастроли» театров. Как видим, зданию на Малой Дмитровке на роду было написано, верно служить музам. Что касается былой популярности ресторана Купеческого собрания, о которой поведал бытописатель Москвы Владимир Гиляровский, с обедами, которые длились часами, то это постепенно сошло на нет. Причем такие обеды, так же как балы и спектакли, приносили убытки, поскольку Собрание не только вносило деньги за обеды, но и оплачивало оркестр, хоры, дополнительно приглашенных официантов. Но довлела традиция. Ее свято блюли и в новом здании. По особо торжественным случаям устраивались «подписные обеды», опять же с хорами и оркестрами. Словом, все вроде бы получалось в убыток — и увеселения, и обеды. Тогда откуда же доходы? Доходы шли от карточных игр, которые велись с утра до вечера в специально отведенных для этого комнатах. Был даже составлен список карточных игр, которые разрешались в Купеческом клубе. Это — преферанс, винт большой и малый, вист, экарте большое и малое, пикет, рамс, безик, гальбик, покер, палки, кабала, бостон, шкотт.
Из игр вниманием посетителей пользовался бильярд, позднее, в 1830-40 годах, – лото, а затем пришлось по вкусу и «лото-домино», но несколько лет спустя министр внутренних дел, сочтя, видимо, эту новую забаву небл
