Куба в предчувствии перемен

Ремарки

    Здесь словно попадаешь в СССР тридцатилетней давности: отдельные магазины для иностранцев, отдельная валюта – так называемые конвертируемые песо по кличке «куки» – сокращённое «кубинская конвертируемая единица». Так вот пачка кофейных зёрен в полкило стоит примерно зарплату кубинской учительницы.

 

    Своими глазами
   Здесь словно попадаешь в СССР тридцатилетней давности: отдельные магазины для иностранцев, отдельная валюта – так называемые конвертируемые песо по кличке «куки» – сокращённое «кубинская конвертируемая единица». Так вот пачка кофейных зёрен в полкило стоит примерно зарплату кубинской учительницы.

    Бедность капиталистическая и социалистическая
   На Кубе царит привычная, устоявшаяся, обжитая бедность. У этой бедности свой стиль – социалистический. Бывает бедность капиталистическая и бедность социалистическая. Капиталистическую бедность я видывала в Африке, в Зимбабве, это бедность, соединённая с болезнями, невежеством, беспросветностью. Там дети не ходят в школу, не говоря уж о профессиональном образовании, людям негде лечиться.
   На Кубе – иначе, здесь бедность, понятно, социалистическая. Не хватает решительно всего, но люди по-южному веселы, улыбчивы, опрятны и по виду сыты и здоровы. Даже попрошайки (а их немало), промышляющие возле туристических стоянок, какие-то игровые, потешные нищие. Вполне возможно, это просто их приработок, а так – это нормальные люди, а вовсе не обитатели дна. Жизнь идёт своим чередом: дети ходят в школу, поступают в институты (кстати, нам говорили, что около 85% молодёжи получает высшее образование, это колоссальный процент, в самых передовых странах он гораздо ниже), продолжительность жизни – очень высокая, и она растёт, учителя учат, врачи лечат.
   В каждом многоквартирном доме живут и работают врач и медсестра общей практики, так называемый семейный врач: медсестра – на первом этаже, врач – на втором. Всё, естественно, бесплатно – при их-то зарплатах. Впрочем, рождаемость снизилась, содержать детей трудно при всей помощи государства, поэтому их рожают мало: один, максимум два. Так образованные люди во всём мире реагируют на экономические трудности. На улицах видишь мало детей. Население, говорят сами кубинцы, уменьшается, хотя общая продолжительность жизни высокая, во многом благодаря хорошо поставленному здравоохранению. Это бедность – социалистическая.
   Социалистическая бедность – это жизнь аскетическая, но организованная, налаженная. И – культурная. Я видела в Гаване объявление: требуется техник-механик со средним специальным образованием, зарплата 350 песо в месяц – это около 18 долларов. Но невдалеке от объявления о найме механика за 350 песо я прочитала другое: молодёжь и подростки приглашаются учиться театральному искусству. Сопровождавший нас кубинец сказал, что такие занятия очень распространены и, разумеется, бесплатны. Так было и у нас: хлеб по карточкам, но трудящиеся ходят в оперу и учат детей в музыкальной школе. При капиталистической бедности такое невозможно. Там формируется настоящее дно: неграмотность, бездомность, социальные болезни вроде туберкулёза.
    Есть на Кубе и дома пионеров, и, естественно, сами пионеры. Ходят опрятные, в форме – белый верх, синий низ. С двумя мне даже привелось познакомиться: в субботу пришли в гостиницу, видимо, навестить работающих тут родителей. Я поинтересовалась, в каком классе, сколько лет. Стыдясь собственной банальности, спросила, кем хотят стать, когда вырастут. Мальчик сказал, что врачом, а девочка – более практичная – что работать в гостинице, как мама. Есть у них и пионерские лагеря, куда посылают тех, кто особо отличился в учёбе, – как у нас в старые времена в Артек.

    «Что же будет с родиной и с нами?»
   Что же дальше? Куда ведут кубинские реформы? И кто придёт на смену братьям Кастро, которые уже находятся на девятом десятке своего возраста? Этот вопрос оживлённо обсуждается не только на Кубе, но и во всём мире.
   Ведётся ли на Кубе дискуссия о путях развития? Похоже, что ведётся. Член компартии Хорхе рассказал, что люди собираются и свободно обсуждают любые вопросы в местных отделениях, так называемого, Комитета защиты революции. Вообще, слову «революция» здесь придаётся некий всеобъемлющий смысл: это и Родина, и справедливость, и всё хорошее в жизни. Как пелось когда-то в нашей песне: «Наша Родина – революция, ей единственной мы верны».
   Обсуждение дальнейших путей и судеб революции в этом специфическом смысле слова ведётся, как я поняла, строго на социалистической платформе. Не потому, что иное запрещается, а просто люди верят в социализм и связывают с ним своё будущее.
  Социалистический выбор под сомнение, сколь я поняла, не ставится, речь идёт о том, как улучшить жизнь и модернизировать социализм. Об этом же говорят и братья Кастро. На Кубе, кстати, не употребляется слово «реформы» – говорят только об усовершенствовании и углублении социализма.
   В главном месте страны, на необозримо просторной площади Революции, оформленной в типично социалистической эстетике, громадная чёрно-белая мозаика с портретом Фиделя и надписью Vas bien, Fidel! – «Хорошо идёшь, Фидель!» – что-то вроде «Верной дорогой идёте, товарищи!». «Гордый взгляд иноплемённый», весьма возможно, увидит в этой фразе утончённое издевательство: на фоне развалин, продовольственных карточек, древних авто и тощих зарплат. Но я в этом вижу то самое народное согласие, по-советски говоря – «идейно-политическое единство», без минимума которого невозможно никакое движение вперёд. Особенно невозможен никакой серьёзный манёвр.
   Все, с кем мне удалось пообщаться, с большим уважением и симпатией говорили о руководителях страны. Мне кажется, искренне. Не думаю, чтобы они боялись местной «кровавой гебухи»: трудно предположить, что заезжая туристка, говорящая по-испански с натугой и ошибками, пойдёт туда доносить, да и на кого доносить – знала-то я своих собеседников мимолётно и только по именам.
   Ничего подобного анекдотам и байкам о Брежневе, распространённым в эпоху упадка СССР, здесь нет. Как хотите, но вера в своих вождей – это сила и здоровье народа, а вовсе не дикарская неразвитость, как это у нас принято думать, согласно ходовым интеллигентским воззрениям. Напротив, всепроникающая ирония, скепсис и нигилизм креативных «граждан мира» – признак слабости, упадка и разложения. Так вот на Кубе этого, похоже, нет.

    Есть надежда
   На что? Надежда на то, что народу под руководством своих вождей удастся удачно совершить то, что пока в полной мере не удалось никому – успешно выйти из социализма. Наш народ этот манёвр блистательно провалил. Говорю «народ», а не «начальство», потому что начальники – это неотъемлемая часть народа, даже в том случае, когда они впрямую не избираются. В этом смысл известного изречения, что каждый народ заслуживает своего правительства.
   Сейчас много рассуждают о том, что будет после Кастро. Есть мнение, что власть возьмёт военная хунта. Меня совершенно не скандализуют слова, даже такие ужасные, как «хунта», «диктатура», «тоталитаризм». Безусловно, для неразрушительного перехода к рынку необходима диктатура, скажем деликатнее – авторитарное правление.
   Совершить трудный манёвр можно, только крепко держа руль в руках, иначе ситуация неизменно идёт вразнос. Вопрос в содержательной стороне диктатуры: чего она будет добиваться, какова её программа, каков образ результата? Правитель (индивидуальный, коллективный, любой) должен понимать, чего он хочет. Если он не понимает – всегда найдутся те, кто повернёт дело по-своему и уж конечно к собственной выгоде.
   Важно, чтобы диктатура была национальной. В двояком смысле национальной: во-первых, она бы преследовала национальные интересы, а во-вторых, понимала бы и чувствовала национальный характер и вообще тот человеческий материал, с которым ей предстоит осуществлять свои планы. Любые попытки выйти на дорогу цивилизации с общечеловеками приводят к разрухе и упадку. Это наш опыт перестройки и всего, что за нею воспоследовало.
   Кубинцы, похоже, привязаны к своей жизни и не стремятся её развалить ради рыночных химер. Куба не стремится идти по российскому пути разрушения самых основ социализма – плановой экономики, преобладания общественной собственности на средства производства, социальных гарантий трудящимся. Не последнюю роль тут играет наш пример – на этот раз отрицательный. (Прав, прав Чаадаев, считавший, что мы на свет родились, чтобы служить другим народам неким поучением).
   На Кубе, по-видимому, сравнивают своё положение не с самыми богатыми и успешными странами мира, а с чем попроще – с родственными по языку и духу странами Латинской Америки. Тут картина вырисовывается иная, и те скромные блага, которые они имеют, кажутся большой ценностью. Мы-то привыкли сравнивать себя с Америкой, с которой соревновались в гонке вооружений. Вот и пригрезилось нам в перестройку, что вот только сковырнём надоевший совок с его разрушительным Госпланом и угнетательной КПСС, как тотчас прольётся на нас дивное изобилие, как в Америке, или, ладно, для начала как в Италии.
   Там, похоже, замах скромнее: они хотят не прыгнуть в чужую жизнь, а улучшить свою. Есть и понимание того, что, выйдя из социализма, страна сможет войти вовсе не в парадную залу, а на убогие задворки капитализма. Такова судьба ВСЕХ посткоммунистических стран – стать периферией передового Запада. Куба не хочет снова стать сахарницей и борделем Соединённых Штатов. К тому и другому она имеет природное предрасположение, но любое предрасположение не фатально, и каждый народ, как и каждый человек, должен и может стремиться осуществить лучший из возможных сценариев своей жизни. Мы осуществили худший, хочется пожелать кубинским товарищам реализовать хотя бы средний.
   Для этого во главе должен стоять твёрдый, умный, национально ориентированный лидер, имеющий ясный план и неуклонно проводящий его в жизнь. Свой собственный план. Никакие иностранные советники никогда не ответят на сакраментальный вопрос «что делать?», вернее, ответят, но ответят в интересах своих стран. А в чьих интересах должны действовать они – в моих, что ли? Странная наивность ожидать такое. А ведь ждали… У нас.
 
    Что можно и нужно сделать?
   Ни в коем случае не допустить отвальную приватизацию. Частный собственник эффективнее государства только в том случае, если он сам создал свой бизнес. Если он получил его даром на любых основаниях – его единственным побуждением будет немедленно вытрясти из него всё, что возможно, и выкинуть пустую оболочку. Потом, в социалистических странах предприятия были некими центрами жизни: содержали ЖКХ, соцкультбыт, культуру своих городов. Ничего подобного никакой частник делать не будет, а это означает расползание всей ткани народной жизни, что сегодня происходит у нас, особенно в провинции, в моногородах.
   Приватизация, т.е. попадание предприятий в руки тех, кто не умеет, да порой никогда и не пробовал, управлять такими имущественными комплексами, особенно в условиях рыночной конкуренции, означает их гарантированное превращение в прах. Поэтому ключевые государственные предприятия должны остаться в руках государства – нефть, никель. Безусловно – энергетика, транспорт.
   Открыться Западу, не использовать протекционизм – означает немедленное уничтожение национальной экономики. Разговоры о том, что протекционизм ведёт к застою, – сущая чепуха. Это либо полное непонимание, либо корысть. Да, протекционизм ведёт к застою, но без протекционизма очень скоро и застаиваться оказывается нечему. Это мы блестяще продемонстрировали нашим реформаторским опытом. Между прочим, это хорошо понимал Маркс ещё в 1848 году. В «Речи о свободе торговли» он верно говорил, что «покровительственная система способствует развитию свободной конкуренции внутри страны». Поэтому всякая поднимающаяся национальная буржуазия (как в те времена немецкая) решительно требует протекционизма. То, что в сегодняшней России его никто не требует, доказывает только то, что никакой национальной буржуазии, промышленной в первую очередь, у нас нет. И возникнуть она может только в условиях очень разумного и твёрдого протекционизма.
   Экономикой надо умно и решительно руководить. В том числе и действиями в ней иностранных операторов. Следует понимать, кого и зачем мы привлекаем, и чего от этого участия можем ждать. Представление, что рынок сам всё наладит, а потом приедет добрый Штольц и всё обустроит, – нелепость, ведущая к развалу, что мы тоже блистательно доказали на своём опыте. Хорошо, если это понимают кубинские товарищи.
   Не только экономикой, разумеется, руководить надо. В первую очередь людьми нужно руководить – главным образом в отношении их мышления. Для этого нужна идеология – смесь философии и религии. Необходимо постоянное воспитание народа. На Кубе нет расизма, в том числе и бытового, – это огромное достижение воспитания и вообще идеологической работы. Когда говорят, что дружба народов была искусственной, – это глупость. Любые мысли – вообще искусственное явление: в природе, как известно, мыслей нет. Сказать людям: «Думайте, что хотите!» (в этом ведь смысл так называемой деидеологизации) – это всё равно, что вместо преподавания физики сказать семикласснику: «Наблюдай природу и делай любые выводы». Если человек убеждён, что вещества состоят из молекул, а Пушкин – великий поэт, то убеждён он не оттого, что сам это придумал, а оттого, что ему кто-то это сказал и внушил.
   Поэтому нужна умная и постоянная идеологическая работа, политическая и идейная мобилизация народа. Сумеют это сделать кубинские товарищи – шанс на победу есть. Уронят вожжи, выпустят руль из рук – тогда хана. Так что, как поётся в популярной песне, Hasta siempre comandante – «навеки командир». Без командира – никуда. Только где ж его взять…

     Татьяна Воеводина
     («Литературная газета»)

Оцените статью