Андрей Лоскутов: Пренса Латина – кубинское телеграфное агентство – передало, что сегодня на ферме Робайна начинается высевка саженцев табака.
Ирочи Робайна: Началась? Нет, она начнется завтра.
Лоскутов: Но сам факт знаменателен – главное государственное агентство сообщает о посевной на ферме Робайна. Пренса Латина также называет цифру – провинция Пинар дель Рио дает около 70 процентов всего покровного листа Кубы. А сколько приходится на семейную плантацию Робайны?
Робайна: Около 10 процентов. Примерно.
Лоскутов: Сколько гектаров земли во владение у семьи Робайна?
Робайна: Всего 22 га, из них 17 – под табаком.
Лоскутов: И эти 22 га традиционно, с 1845 года, обрабатываются семьей Робайна?
Робайна: Да.
Лоскутов: Уменьшается или увеличивается эта площадь?
Робайна: Нет, она всегда была такой.
Лоскутов: Куда идет робайновский табак?
Робайна: Урожай мы продаем на государственные табачные предприятия.
Лоскутов: Знаешь ли ты, какие сигары будут из него затем крутиться?
Робайна: Не знаю. Должны использовать для производства сигар Vegas Robaina, но я не уверен, потому что после передачи табака государству я не знаю, куда он дальше идет. Я являюсь всего лишь производителем сырья.
Лоскутов: А если ты придешь на какую-нибудь сигарную фабрику, например, H. Upmann или Partagas, – сможешь там чисто зрительно определить, твой это табак или чужой?
Робайна: Разумеется, смогу.
Лоскутов: Ты, кажется, успел поработать на сигарном производстве – Дон Алехандро, готовя тебя в приемники, отправлял освоить профессию торседора?
Робайна: Да, я работал на фабрике Partagas в 1997 году, а затем, в 98-м – на H. Upmann, где как раз и делал Vegas Robaina. После 1998 года из Гаваны я уехал в поместье, потому что мой дедушка попросил меня вернуться и помогать ему по хозяйству.
Лоскутов: Какой из девяти разрядов профессии торседора ты успел получить?
Робайна: Когда я работал торседором, было не девять, как сейчас, а пять разрядов. Я имел четвертый. На пятый мне не хватило времени – я уехал.
Лоскутов: Кроме Vegas Robaina, которые составляют мировую пятерку сигар супер-премиум класса (вместе с Cohiba, Cuaba, Montecristo и Trinidad), есть еще сигары, которые мы называем «домашней робайной»…
Робайна: …Они крутятся непосредственно на ферме, в поместье для собственных нужд.
Лоскутов: Знатоки считают их лучшими сигарами мира.
Робайна: Спасибо. Мне приятно слышать, что я и мои работники крутим для себя сигары, которые в мире считаются лучшими сигарами.
Лоскутов: А сколько работников на ферме?
Робайна: От 15 до 70 человек. Больше всего людей в январе, когда мы убираем табак.
Лоскутов: Ты родился в Японии. И отсюда твое совсем не кубинское имя – Ирочи. Это правда или легенда?
Робайна: Дело в том, что мой отец перед моим рождением работал в Японии. Когда он вернулся, мне дали японское имя Ирочи. На японском языке это означает «жизнь».
Лоскутов: Вернемся к «домашним робайнам». В каких форматах они существуют?
Робайна: В четырех: Corona Especial, Padrino (крестный отец), Finura (тонкая, панателла) и Bestia (чудовище). Только первый из форматов – стандартный. Остальные – как это сказать?..
Лоскутов: Мы обычно говорим – фантазийный формат.
Робайна: Ну да, мы их придумали сами. Только Bestia получилась как бы сама по себе – плотник ошибся и сделал пресс-форму для очень больших сигар — RG 68 (Padrino, например, 62). Выбрасывать пожалели. И решили попробовать сделать такую большую сигару.
Лоскутов: Откуда начиночные табаки, если ваша ферма специализируется на покрове?
Робайна: Мы выращиваем в основном покровный табак. Табак для начинки у нас тоже есть, но его не много. Выращивать покровный табак гораздо сложнее, а такой, для начинки, просто. Где-то 10 га идет на покровный лист, остальные — на начинку. Но цифра варьируется. Были годы, когда мы всё засеивали табаком для покровного листа.
Лоскутов: Как строится твой обычный рабочий день?
Робайна: Я просыпаюсь в 6.15, чашка кофе, в 7.00 я уже встречаюсь с рабочими. С ними обсуждаем задания, выпиваем вместе кофе и расходимся по полям. В течение дня я прохожу по плантациям, проверяю кто, что делает. Всегда хожу пешком. В 9.30 у меня второй завтрак — сок и бутерброд. У рабочих обед с 11.30 до 13.00 и время, чтобы они могли отдохнуть. Для меня их обеденное время – рабочее: я встречаюсь с гостями — туристами, иностранцами, которые приезжают к нам на ферму. После этих встреч – мой обед. И я опять выхожу в поле и уже с инженером хожу и проверяю сделанное. Затем в 17.00 я собираюсь с моими замами, их двое. И мы втроем обсуждаем все производственные вопросы, что добавить, что поправить, и принимаем решения о работах на завтра. И так каждый день.
Лоскутов: А что ты делаешь после работы?
Робайна: Провожу время с семьей. Выпью рому, выкурю сигару. Но и тогда работа не уходит – надо думать постоянно, потому что природа непредсказуема, погода меняется, нарушая все наши планы. Спать ложусь поздно – в двенадцать-час ночи.
Лоскутов: Я был два раза у вас дома, видел ваших работников, они были одеты в сапогах и синих майках, но я никогда не видел тебя в сапогах. Когда ты ходишь по полю, ты надеваешь сапоги?
Робайна: Да, причем российские военные сапоги. Или те ботинки, в которых ходят в армии. Но чаще всего я использую кроссовки, потому что они удобнее, они не такие тяжелые.
Лоскутов: Что ты почувствовал, став главой Дома?
Робайна: Я привык быть рядом с дедушкой, и перед смертью он передал мне документы для продолжения семейного дела. Он сказал, чтобы я никогда и никому не продавал наше семейное дело, много трудился, трудился так, чтобы меня уважали другие люди, работающие на земле. И чтобы я не позволил семейным традициям сломаться. В год смерти дедушки – это был первый год, когда всем уже руководил я — табак получился очень качественный. Слова дедушки придали мне силы.
Лоскутов: А ты уже знаешь, кому передашь свое дело?
Робайна: Долголетие это правило в нашем роду. У дедушки было очень много братьев и сестер. Старшая сестра дедушки умерла в возрасте 102 года, брат — в 96 лет, другая сестра — в 94, и еще есть сестра, которая жива, ей сейчас 99 лет. Поэтому я даже и не думал пока о наследнике.
Лоскутов: Я когда-то спросил у Дона Алехандро, сколько у него костюмов, он сказал — один и засмеялся. Правда, у него был один костюм?
Робайна: Очень долгое время у нас имели каждый по одному костюму. У меня сейчас три костюма.
Лоскутов: Скажи, пожалуйста, а не создастся ли такая ситуация, что ты, молодой, современный человек, возглавив Дом Робайна, поддашься искушениям жизни – костюмы, машины, город вместо деревни? Ты же сам рассказал анекдот про то, как деньги меняют человека. Не выйдет ли так, что накопленное многими поколениями пойдет не только на продолжение дела, но и на личное потребление, на красивую жизнь?
Робайна: Все поколения Робайна много работали, чтобы улучшить свое экономическое положение. Я буду рад, если прибыль увеличится – значит, увеличится и зарплата. И всем будет хорошо. Мне в том числе.
Лоскутов: У тебя уже не один, а три костюма. Лет через десять мы приедем на ферму, а нам скажут: хозяина нет, он читает лекции в Америке или путешествует по России…
Робайна: Может такое случиться. Что ж плохого? Но я всегда буду возвращаться туда, где мои предки работают уже почти 170 лет.
Лоскутов: Твое мнение, могут ли приблизиться сигары других стран по качеству к сигарам кубинским?
Робайна: Нет.
Лоскутов: Почему?
Робайна: Смотри, с Кубы уехало много известных производителей табака, они брали с собой семена, рабочих и те знания, которые они имели. Но они не смогли забрать кубинскую почву и климат. Остров Куба не пригоден к посадке табака по всей территории, еще точнее, даже не весь Пинар дель Рио годен для посадки табака. В Пинар дель Рио есть территории со своим специфическим микроклиматом. Вот именно это нельзя повторить.
Лоскутов: Сколько сигар ты выкуриваешь в день?
Робайна: Обычно три-четыре. Но я курю только свои сигары.
Лоскутов: Скажи, а Дон Алехандро курил, что называется, до последнего?
Робайна: Дедушка курил до конца, даже под капельницей.
Лоскутов: А это шутка или правда, что он в последние годы не столько курил, сколько жевал сигару – откусывал кусочек за кусочком, так за день и съедал сигару?
Робайна: Он не съедал табак, он только его жевал, когда куда-нибудь ехал на автобусе, летел в самолете или был там, где нельзя курить, — он брал с собой табачные листы — лихеро, вот их он и жевал.
Лоскутов: Ты всегда докуриваешь сигару до конца?
Робайна: Да, только так я могу понять полный вкус сигары. Вообще, все нужно доделывать до конца.
Архив Российского сигарного союза
