Сегодня, десять лет назад. 30 вопросов Константину Босснеру, в том числе три неприличных

День в истории
"И что бы я сейчас ни сказал, пройдет год-два-три-десять, и мое мнение изменится, я буду вспоминать с улыбкой то, что сейчас наговорю вам" - это сказал Константин Босснер Андрею Лоскутову в декабре 2009 год. 10 лет прошло. Многое изменилось. Надо делать еще одно интервью. А пока читаем это:

"И что бы я сейчас ни сказал, пройдет год-два-три-десять, и мое мнение изменится,  я буду вспоминать с улыбкой то, что сейчас наговорю вам" — это сказал Константин Босснер Андрею Лоскутову в декабре 2009 год.  10 лет прошло. Многое изменилось. Надо делать еще одно интервью. А пока читаем это:

  Андрей Лоскутов: В общем понимании сигара — что-то спокойное и солидное. Таким должен быть и тот, кто эти сигары создает. Вы же — человек дороги. Буквально за два дня, пока мы договаривались об интервью, Вы успели из Москвы улететь в Киев, вернуться в Москву. Потом в Берлин. И опять в Москву. Я смотрю на вашу визитную карточку: телефон в Берлине, в Москве. А также офисы в Китае, Испании… Как-то это не вяжется с сигарой, символизирующей основательность и солидность.

  Константин Босснер: Каждая моя сигара – в линейке Bossner 18-19 форматов —  имеет свой характер. Есть сигара  спокойная, есть буйная, есть грустная. Они все разные. Cегодня сигара может быть мужчиной, завтра — ребенком, послезавтра — твоим другом, в какой-то момент, я не отрицаю такую возможность, сигара может быть твоим врагом. Она будет с тобой воевать, если у тебя не то настроение, если ты не то выпил,  не то съел.

  —  До сигар вы занимались бизнесом?

  —  И продолжаю, слава богу. Иначе, у меня не было бы возможности делать сигары.

  —  Хорошо, спрошу по-другому: сигары стали частью вашего бизнеса?  

  —  Нет.

  —  Вы тогда, что же,  – благотворитель?

  —  У меня сегодня хорошее настроение. Я сегодня всю ночь летел, спал всего два часа в самолете, потом приехал в гостиницу, переоделся и приехал сюда. Целый день разговаривал. И вот я курю замечательную сигару, у меня открылось второе дыхание. Мне хорошо.

  —  Красиво, хотя не очень верится, что ради этого стоило затевать хлопотный сигарный бизнес. Давайте все же о бизнесе по порядку – что было сначала?

  —  Двадцать лет назад я переехал в Германию и стал выпускать шоколад, конфеты, печенье. И только потом перешел на сигары, коньяк. Что такое сигара для меня? Все мои бизнесы – это свой круг друзей, сотрудников, партнеров. А сигара — это еще одна девушка, которая, может быть, существует только в моем воображении, это мечта. Я создал много сигар. Какая из них лучшая? Такой пока нет. И достиг я чего-то в сигарном бизнесе или не достиг, — об этом судить рано, потому что впереди, бог даст,  еще огромный путь, еще много-много всего будет.  И что бы я сейчас ни сказал, пройдет год-два-три-десять, и мое мнение изменится,  я буду вспоминать с улыбкой то, что сейчас наговорю вам.

  — А кстати, когда в вашей жизни впервые возникла сигара?

  — Еще в студенческие годы. С деньгами, естественно, было туго, хотя уже тогда я попытался зарабатывать деньги не совсем правильными путями с точки зрения коммунистической идеологии. Мы подсчитали, что ром покупать выгоднее, чем водку – цена та же, а объем больше: водка продавалась тогда в бутылках по 0,5 литра, а ром — 0,7. Но ром был только в «Гаване». А рядом с ромом была сигара, по 20-30 копеек за штуку. Первую сигару купил случайно, покупая ром. Вероятно, это была Ромео и Джульетта – мне было всего восемнадцать, название это навевало что-то романтическое.

  — Как вы назвали свои первые коммерческие продукты – шоколад, например?

  — Единая марка — «Босснер». И сигары, и коньяк, и шоколад. Но в шоколадной линейке было 89 видов. Потребитель их знал как «Мария» — это имя мое бабушки, «Катя» — имя дочери, «Хелен» — имя жены, «Казанова» — имя моего близкого товарища, потом появился «Ричард» — имя одного из моих сыновей. Был шоколад «333», «555», «777».  Что напоминает? Правильно, портвейн. У меня была бурная молодость, я много выпивал, много путешествовал. На Дальний Восток, умудрялся ездить на рыбалку и в Крым. Чаще всего — поездами, это было дешевле, жили не  в гостиницах, а в палатках.

  — Кто вы по профессии?

 
— Токарь, бурильщик, педагог организатор подросткового клуба — в Норильске я учился в Индустриально-педагогическом институте.

  — В Норильске?

 
— Да, я родился в Норильске, в 1956 году, когда город был наполнен людьми, освобожденными по амнистии. Моя бабушка играл в норильском театре, а дедушка был режиссером — они были сосланы до 1953 года. Именно в Норильске познакомились мои родители. После Норильска я приехал в Петербург и  поступил в университет. Будучи студентом, занимался фотографией — фотографировали школы, детские сады. Был конюхом, разводил лошадей, ну — много всего.

  — А специальность по диплому?

  — Журналистика. Но именно эту профессию ни когда не применял на практике.

  — Когда же закончились университеты?

  — В 1991 году. До перестройки  я работал слесарем на станции техобслуживания  и одновременно — в Интуристе. В 1986 году появилась возможность легализоваться —  был открыт первый кооператив, который назывался «Здоровье». Появились деньги, сделки с Западом, лошади, а потом появились  бандиты, которые любят, чтобы с ними   делились. Так как я делюсь только с друзьями, возникли проблемы. Я уехал… А 22 августа 1991 года, то есть в последний день путча, летел в Москву. И одна гадкая девушка-стюардесса сказала: «Ну что, бизнесмены, сейчас вас тут встретят!» 1991-й – это год начала большого и серьезного бизнеса, поскольку я оказался в Германии — большой, настоящей и серьезной бизнессовой стране.

  — Но начали отнюдь не с сигары?

  — Сигары – спустя восемь лет. Кризис 98-99 годов помог. Новый 1999 год — это кошмар, шоколад не продается, огромные убытки  — потеряно 80-90% денег! Пападос! И захотелось чего-то такого, что могло спасти от депрессии. Как выяснилось, от депрессии идеально спасает сигара, потому  что более натурального антидепрессанта  человечество еще не придумало. Вино тоже антидепрессант, но после него плохие последствия по утрам. И я поехал в Доминиканскую Республику. И сигара мне помогла. За те 10-12 дней, что я провел в Доминиканской Республике, я стал  великолепно себя чувствовать, понял – сигара как раз то, что нужно.

   — Когда появляется первая сигара?

   — Первую партию сигар я сделал при помощи одного доминиканца. Это было страшное разочарование: я долго выбирал сигары, вроде бы получилось все нормально, но когда они прилетели в Берлин, оказалось — кошмар. Сделали спустя рукава.

  — Только пришли в себя и опять — «попадос»?

  — Любой «попадос» все равно приносит прибыль: можно расценивать — попал, а можно расценивать — приобрел. Я расцениваю – приобрел: я потерял деньги, но приобрел опыт. Опыт важнее денег. Неудача меня не остановила. Наоборот – подстегнула. Как в песне у Высоцкого: «Если я чего решил, выпью обязательно». Это касается всего бизнеса, а не только сигар. Это — принцип. Я выпускал шоколад, кофе, коньяк, конфеты, печенье и сигары. К любому продукту я походил с одной и той же меркой. Нравится — не нравится, хороший – плохой. В том далеком 1992 году, когда шоколад только зарождался, я нашел фабрику, которой предложил делать черный шоколад с фруктовым наполнителем. Хозяин фабрики, который имел за спиной отца, деда и прадеда, выпускавших шоколад, сказал: в Германии и Европе этот шоколад не пойдет, единственное место, где шоколад с наполнителем имеет успех, это Англия, но и там наполнитель всего один — мята, другого быть не может, тем более в черном шоколаде. Я, настояв на своём, предложил делать черный шоколад с фруктовым наполнителем. Мы сделали первые двенадцать сортов. Выбрали полету ягодных вкусов: клубника, ежевика, вишня, черная смородина. Каково было моё удивление, когда через 1,5-2 года практически все немецкие фабрики стали делать черный шоколад с фруктовыми наполнителями. Я начал менять состав наполнителя. Был  у меня шоколад с мармеладом, с кремом. На Западе не пользовался  популярностью пористый шоколад, но я начал его делать. Когда уговаривал на фабрике ставить линию производства пористого шоколада,  это был 1995-1996 год, мне говорили —  это стопроцентное попадание.

  — В шоколаде вы оказались новатором. В сигарах, наверное, это практически не возможно?

  — В сигарах я действую точно по такому же принципу: нравится — не нравится. Сажаю напротив себя роллера, беру разный табак, и роллер мне делает 20-40 сигар. Я указываю ему на недостатки, меняю что-то, а потом останавливаюсь на понравившемся. Еще меняю, фиксирую.

  — Когда делаете новую сигару, уже знаете её имя?

  — Нет, сначала сигара, потом имя.

  — Сигара «Гогенцоллерн», говорят, одна из ваших лучших сигар?!

  — Это говорят те, кому она понравилась, а кто-то говорит — лучше «Барон» или «Петр». Сколько людей — столько и мнений.      

 — Девятнадцать форматов «Босснера» — это девятнадцать имен?

  — Прежде всего — это девятнадцать вкусов и девятнадцать разных характеров, т.е. вначале идет характер, а потом уже формат. Но опять же, это для меня. Каждый человек по поводу моих сигар может со мной поспорить, и я могу с ним  согласиться.

  — Табаки для этих девятнадцати форматов, какие они? Откуда?

  — Я не люблю отвечать на этот вопрос. Если вы получаете удовольствие от сигары, курите её, значит она хорошая.

  — Мы знаем, что сигары Bossner — это, в основном, доминиканские табаки. Вы можете подтвердить это или опровергнуть?

  — Это эквадорские  табаки, гондурасские табаки, все что угодно может быть.

  — Есть ли какие-то табаки, с которыми особенно приятно работать?

  — Никарагуа. Не могу сказать – почему, это на уровне подсознания. Есть такой анекдот (не хочу обижать какую-то из национальностей): «Армяне лучше, чем грузины! Чем?  — Чем грузины».

  — Как часто бываете там, где растут табаки, которые вы используете?   

  — 12-15 раз в год. Иногда из Берлина улетаю в Китай, из Китая —  в Москву, из Москвы — на Кубу, пересаживаюсь на самолет, потому что с Кубы можно лететь через Панаму в Никарагуа. Из Никарагуа лечу в Майами, а оттуда — в Доминиканскую Республику.

  — На каком языке общаетесь?  

  — Я общаюсь на всех языках. Могу объясниться практически с любым человеком. Прошлый Новый год я объяснялся с человеком из народности масаи, мы понимали друг друга. В моем берлинском офисе 18 человек, которые говорят минимум на 6-7 языках.

  — Сигарный рынок какой страны для вас наиболее значим?

  — Ситуация меняется. Четыре-пять лет назад я бы сказал —  Швейцария, потом был момент, когда я бы сказал — Россия, сейчас — Германия и Австрия, где, несмотря на кризис, ежемесячный прирост 20-30% по сигарам Bossner. Стали больше курить. Это связано с кризисом.

  — Сигара-антидепрессант?

  — Лет 25-30 назад фармацевтический концерн, выпускающий антидепрессанты, заметил: там, где больше курят, их продукцию покупают меньше. Те страны, где сегодня введен запрет на курение, употребляют антидепрессантов больше. Понятно, кому выгодна антитабачная компания?

  — Оригинальная гипотеза.  Ваше личное умозаключение?

  — Проверено на себе. Если я курю сигару, мне не нужны антидепрессанты. У меня бывают разные ситуации в жизни: критические, кошмарные, потеря денег, неприятности и все что угодно. Но, как только у меня появляется сигара в руках, это все уходит на задний план. И это подтверждают многие, кто курит сигары.

  А гипотеза, что антитабачную компанию финансируют фармацевтические концерны, — да, моя. Откуда такие большие деньги? Кто может справиться с огромными деньгами табачных компаний? Только фармацевты. Моя бабушка в жизни не выкурила не одной сигареты, а умерла от рака легких.

  — Но она же в Норильске жила!

 
— Тогда воздух не был так задымлен, как в наши дни. Тогда не было одной десятой тех заводов, которые существуют сейчас. И потом — она не провела там всю жизнь. А мой папа провел там всю жизнь — 40 лет прожил в Норильске! И у него с легкими было все в порядке, хотя он работал на самом загазованном заводе и на самом загазованном участке.

  — Сколько сигар вы выкуриваете в день?

  — Сейчас — уже вторая. За время нашей беседы. А за день – шестая. Правда, день очень длинный. Первую сигару сегодня закурил в 00.30 по московскому времени — в Берлине, по дороге в аэропорт. Следующую сигару — в 05.00, когда вышел из самолета, сел в ресторане аэропорта Шереметьево, ждал водителя. Третья сигара была в гостинице — в 08.00, четвертая, когда начались переговоры. И две – сейчас.

  — Вы интересный собеседник, но поберегу ваше здоровье и к трем десяткам заданных задам последние три вопроса. И, если позволите, именно те три вопроса, задавать которые считается нетактичным. Вы можете отказаться…

  — Никогда!

  — Первый нетактичный вопрос: Ваше отношение к религии?

  — Я член юдишегемайнде <еврейская община>  Берлина. Но я крещеный, крестился  в России, в Ленинграде, на груди у меня крест. У меня великолепные отношения с раввинами в Берлине, я отправляю в общину шоколад. И я хожу в церковь в Берлине. Мой сын ходил в еврейский детский садик. Первые классы он закончил в еврейской школе. Дочка училась в католической школе в Англии и Канаде.

  — Кстати, курение сигар как-то преследуется разными конфессиями?

  — Я ни разу не сталкивался ни с одним представителем религии, который бы говорил, что курить сигары запрещено.

  — Второй из нетактичных вопросов: есть ли у вас любовница?

 
— Есть. Это работа. Самая страстная, жаркая, сумасшедшая любовница, от которой я получаю неописуемое удовольствие.

  — Константин, если бы я был посторонним человеком, я бы сказал, что передо мной сидит богатый человек: Китай, Берлин, поездки, 18 сотрудников в Германии… Но я знаю сигарный бизнес изнутри и понимаю, что сумасшедших доходов он принести не может. Последний, третий неприличный вопрос: сколько у вас денег?

  — Мои доходы слегка превышают мои расходы.

   Константин Босснер  отвечал на вопросы Андрея Лоскутова


Оцените статью