На встрече присутствовали члены Московского, Коломенского, Омского, Ростовского и Уральского сигарных клубов.
Андрей Лоскутов: Для разгона, учитывая характер аудитории, – Ваше отношение к табаку?
Михаил Кожухов: Я сейчас, честно говоря, не знаю, что делать, потому что еще никогда не ужинал в незнакомой компании и, кроме того, здесь присутствуют дамы, что заставляет меня фильтровать разговор, оставаясь на уровне, разрешенной Государственной думой лексики.
Андрей Лоскутов: А Вы любите прям так по матери, когда без дам?
Михаил Кожухов: Ну, а почему нет?! Я, конечно, видел в своей жизни пару мужчин, которые принципиально использовали общедоступный язык, но в том все и дело, что только пару…
Андрей Лоскутов: Михаил, у Вас такая богатая биография: на Кубе учились – не всем так везет в жизни. Орденом награждены…
Михаил Кожухов: У меня товарищ есть, который был генеральным директором и совладельцем очень крупной строительной компании, он недозакончил в Новокузнецке музыкальное ПТУ или техникум. Мы с ним как-то гуляли, он рассказывал о том, что купил дом на Лазурном берегу. На что я ему сказал, что у меня таких возможностей нет, наверное, надо было лучше учиться. Он на меня так посмотрел и сказал: «Вообще не надо было учиться». Где я со своими гарвардскими университетами и где он там со своими незаконченными техникумами? Поэтому, кого и куда посылали учиться или делать что-то там еще – к нашей сегодняшней жизни отношение имеет косвенное.
Андрей Лоскутов: Хорошо, нас дети не слышать, а то тут же побросали бы школу и пошли в путешественники… Теперь все же просьба ответить — Ваше отношение к табаку.
Михаил Кожухов: Пить, курить и ругаться матом я начал примерно в одно время. После седьмого класса я курил уверенно, после восьмого – профессионально. Во время пребывания на Кубе у меня закончились сигареты, которые я взял с собой, а поскольку я пробыл там год почти, то пришлось перейти на Partagas, Ligeros и прочие сигареты, от которых в советские времена алкаши на улице отказывались.
Андрей Лоскутов: Ligeros – любимые сигареты Михаила Боярского?
Михаил Кожухов: Правда!? Но на самом деле я не знаю, как на это реагировать, так как Михаил Боярский не относится к числу моих кумиров… К сигарам у меня отношение — как в том анекдоте: «Могу копать, могу не копать», желание выкурить сигару возникает не чаще одного-двух раз в год. И я в нем себе, если есть сигара, не отказываю. Но считать меня знатоком, ценителем или любителем сигар было бы не совсем честно. Кстати, один случай на Кубе очень осложнил мои взаимоотношения с кубинским посольством. Мы снимали тогда в Пинар-дель-Рио. Снимаем, нам все рассказывают – так табак растет, так мы его сушим. И потом мы заходим к этому табаководу домой, где я вижу два холодильника советских времен. У меня был просто такой прилив ностальгии, я открываю эти холодильники, а там стоят несколько трехлитровых банок с водой! Больше ничего! То есть он и такие, как он, создают, можно сказать, главный источник валютных поступлений, а в холодильнике у него не то что мышь повесилась, там даже крошки нет! И хотя я всегда старался не очень влезать в политические нюансы, но в тот момент я что-то в сердцах вякнул, на что кубинцы очень сильно обиделись.
Кстати говоря, и вы, наверное, знаете это лучше меня, но доминиканцы меня убедили в том, что их сигары лучше, потому что социалистический способ производства не позволяет выдерживать табак, как это положено.
Андрей Лоскутов: В итоге какая страна-производитель Вам больше нравится – Куба или Доминикана?
Михаил Кожухов: Гавана, во-первых, для меня, можно сказать, вторая родина – все-таки первая поездка заграницу, юность, барышни… И мне кажется, что в Доминикану вообще не стоит ездить отдыхать, может быть, стоит переехать туда жить. А ехать туда отдыхать – на фига? – я не понимаю, там ничего, кроме пляжа нет, а пляжи, как известно, есть и ближе. Мне кажется, там скучно.
Андрей Лоскутов: Хорошо, тогда про скучно, пожалуйста, давайте все-таки поговорим о Вашей основной профессии – путешественник, путник.
Михаил Кожухов: Нет, моя профессия – разговаривать с людьми.
Андрей Лоскутов: Но Вы ведь преимущественно делаете это не там, где живете?
Михаил Кожухов: Когда я перестал работать в Белом доме, очень долго был без работы, а кушать на что-то надо было. И ходил все около меня один человек, который уговаривал – катайся, смотри. Месяцев, наверное, восемь я хотел завязать со всем этим безобразием и уйти куда-нибудь в бизнес, в ту часть, которая мне знакома, связанная с рекламой, пиаром. Но что-то все не складывалось. И как-то в сердцах я сказал, что поеду, буду учиться. Так я стал великим путешественником.
Андрей Лоскутов: Мои коллеги знают мое отношение к книгам, какая у меня дома библиотека. Из прочитанных книг я сделал вывод, что в истории остаются имена представителей трех профессий – царь, поэт и путешественник.
Михаил Кожухов: Не надо, в истории остаются имена всяких негодяев, поджигателей храмов, предателей.
Андрей Лоскутов: Но, как правило, эти негодяи являются одновременно либо царями, либо поэтами, либо — но рже — путешественниками.
Михаил Кожухов: Многие думают, что путешествовать — мед пить. Я как-то снимал программу, взял с собой группу в Мексику, но никто из них второй раз не захотел туда отправиться (мы проехали за две недели 6000 километров).
Андрей Лоскутов: У нас сегодня здесь много разных людей, у которых есть много разных вопросов. Они не все могут быть политкорректными, наверное. Готовы? Заза Непаридзе.
Заза Непаридзе: Как-то мало Вы рассказываете про девушек и женщин, только совсем немного обмолвились, сказав про барышень на Кубе.
Михаил Кожухов: Примерно три года назад у нас была идея – мне сказали, давай ты освоишь профессию делателя детей, то есть ездишь, делаешь детей, а через девять месяцев мы объезжаем мир и знакомимся с результатами. Но она не получила продолжения, хотя мне нравилась.
Андрей Лоскутов: Это у Салтыкова-Щедрина про градоначальника: он увеличил численность народонаселения вдвое и умер от истощения сил. Так что, не стоит! Себя надо беречь. Вопрос, Михаил, вот со всеми этими путешествиями, как у Вас обстоят дела с семьей?
Михаил Кожухов: А у Вас?
Андрей Лоскутов: У меня нормально. Но я же не путешественник, единственное на что способен – 500 километров от Москвы на рыбалку. Но Ваше стремление к путничеству – это не есть какое-то убегание от сегодняшнего дня и сегодняшних проблем?
Михаил Кожухов: Знаете, я в прошлом году впервые попал на Крузенштерн. Затем поехал еще раз. Я понял, что делаю что-то не то, потому что счастье мое там, а здесь его нет. Меня ломало, наверное, недели две, хотелось обратно. И это я – человек, который не любит море! Попав на море, могу просто подойти и даже не искупаться, потому что просто не люблю. Я вдруг понял, что, если бы у меня было несколько жизней, одну из них с радостью бы прожил моряком на Крузенштерне.
По разным причинам я понял, что одна из составляющих этого морского счастья — осознание того, что у тебя есть жена, любимая и красивая, дети, дом, но все-таки хорошо бросить это все и уйти на полгода в море. А потом вернуться, поцеловать их, приголубить, а потом опять уйти от них, отринуться, отринуть все это сиюминутное. Но чтоб я от жены сбегал, от текущих кранов или счетов – такого не было.
Андрей Зубенко, Калуга: Я много путешествую, но могу сказать, что меня природа вообще не интересует. Я почему-то от этого созерцания начинаю засыпать и где-то на 10, 12-й год я пришел к такому пониманию, что именно хочу видеть в путешествиях. И вообще первые 10 лет своих путешествий считаю временем совершенно потерянным.
Михаил Кожухов: Был первый раз в Лондоне не так давно, года четыре назад, и просто как гора с плеч, когда мы, наконец, оттуда уехали в глубь Англии – я думал, какое же счастье. Потому что я, как вышел на Пикадилли, меня толпа каких-то индусов, негров сжала и куда-то понесла. Мне это не понравилось, хотя, конечно, там все красиво. Но я гораздо лучше себя чувствовал в старой доброй Англии. Не люблю то, что люди с гордостью говорят – я самостоятельный путешественник. Я про себя сразу думаю – дай Бог тебе здоровья, потому что я, честно, ненавижу, когда говорят: «Посмотрите налево – это здание городской ратуши, оно было построено в тысяча четыреста таком-то году… Все – у меня в одно ухо влетело, из другого вылетело. Мне абсолютно наплевать, когда была построена эта ратуша, мне не интересна фамилия архитектора, даже просто слыша название музея, я сразу перехожу на другую сторону улицы.
Для того чтобы впервые приехать в Париж, конечно, никто не нужен – заказываешь себе гостиницу, берешь себе карту, ходишь там три дня, а потом уезжаешь домой и мечтаешь попасть туда опять. А я, например, могу провести по Парижу мушкетеров, могу показать, где Д`Артаньян встретил Миледи, где он жил, где жил Арамис – и это все совершенно другой Париж. Но кто-то хочет поехать в Гвинею, а туда одному, без гида, без сталкера — нельзя.
Но мы все разные, нам разное нравится. Одному блондинки, другому – брюнетки. И это прекрасно. Все ищут разное, поэтому, когда меня спрашивают — куда бы поехать? — я плечами пожимаю. Стран много, и нас много. Вот так вот.
Андрей Лоскутов: А самый кайф – это когда уезжаете или когда приезжаете?
Михаил Кожухов: Я же раньше работал рукой, работал в газетах. Иногда думаешь, какие же люди счастливые – встретят какого-нибудь мужика интересного, разговаривают с ним, выпивают, а потом едут дальше – а тебе, сука, все это потом надо сесть и написать. Здесь также – я смотрю уже на мир, как старатель, который золото моет. Я не получаю удовольствия, я работаю. У меня другая совершенно энергетика. Не то, что у меня какой-то там имидж, никакого имиджа нет, не было и не будет, но когда камера включается, понимаешь, для того чтобы это было смотреть интересно, ты должен туда вбрасывать эмоционально очень много. Когда я работаю, что-то говорю, у меня параллельно идет мыслительный процесс – «Что? Что еще? Как еще?» – то есть в это время я пашу. Когда я снимал, иначе на все смотрел, у меня даже не было возможности какой-то восклицательный знак поставить, восхититься чем-то – это другой совершенно процесс восприятия действительности. Ты видишь «мясо», «мясо», «мясо», которым можно заполнить программу. Я – гончая, которая несется за дичью.
Ирина Цветкова: Я люблю пляжный отдых, люблю города, а также леса, но перед каждой поездкой, честно признаюсь, изучаю лучшие рестораны, причем они должны быть очень интересными. А насколько Вам интересна местная кухня, местная еда?
Михаил Кожухов: Как не интересно! У меня есть теория про то, что еда относится к той части нашей души, сердца, которые остаются в нас самыми консервативными. Даже я, будучи человеком, который не любит перемены, — например, привыкнешь к остроносым ботинкам, потом мода меняется, но ты все еще ходишь в остроносых, со временем понимая, что ты выглядишь как-то странно, потому что все уже давно ходят в тупоносой обуви, поэтому тоже переходишь. То клеш, то узкие брюки. В итоге в жизни мы несколько раз подобные перемены совершаем. А с едой ни фига так не получается. Например, бабушка готовила пирожки, они остаются в нашем подсознании идеалом пирожков. Одно дело попробовать что-то – да, прикольно, но все равно вынь да положь на Новый год салат «Оливье», ну как без него!? В голову же даже не придет делать на Новый год каких-нибудь каракатиц!
У меня по поводу еды много разных рассуждений. Есть даже свой рейтинг: на первом месте, далеко опережая конкурентов, стоит, конечно, Грузия. Я очень люблю армян, они занимают большое место в моей жизни, мне забавно это их соперничество с грузинами. Но мое сердце все же отдано грузинам. Застолье всегда – не только вкус, но и то, что его окружает. Кончено, грузины! Кто лучше говорит – никто, кто лучший тост может сказать – никто, и даже их вино, когда пьешь его в Грузии, кажется нектаром богов, оно теряет свою привлекательность за пределами Грузии.
На втором месте у меня Китай. Это невероятно интересно, особенно, когда ты перемещаешься по Китаю. Вся кухня в каждом городе Китая – она разная. Есть, конечно, общий принцип – мелко-мелко порубить, чуть-чуть подогреть – этот процесс, говорят, так же, как и палочки, родился от недостатка топлива. Страна была большая всегда, топлива было всегда мало, было необходимо что-то такое, что быстро готовилось, поэтому была придумана мелкая рубка. Но вкусовые ощущения, конечно, везде разные.
Третье место я вынужден отдать Франции, потому что здесь выигрывает искусство сервировки, конечно. И в целом подход к еде, как к некоторому арт-объекту. Нелепо предположить, что француз тебя пригласит домой, потому что, скорей всего, жена его даже не умеет готовить. Интересно, что там вся кулинарная традиция развивается в ресторанах. Она существует на уровне высокого гастрономического искусства. Всегда это удивительно, когда ты попадаешь в какую-нибудь деревню, и вдруг там оказывается какой-нибудь совершенно шикарный повар, который вытворяет такие «безобразия», что это вызывает восторг.
У меня, кстати, есть такая хитрость, когда позволяет время, когда я без камеры куда-нибудь езжу, оказываясь в каком-нибудь туристическом месте, провожу «допрос пленного», беру «за пуговицу» какого-нибудь местного жителя и говорю ему: «Если бы к тебе приехали гости, куда бы ты сейчас пошел обедать». Он мне все рассказывает, объясняет, «прокладывает маршрут». Если в этом ресторане, который он посоветовал, нет туристов – велика вероятность, что там хорошо, место правильное. Если туристы сидят, это не всегда, но чаще всего – плохой признак.
Роджер Скотт, Австралия: Какое самое странное блюдо, которое Вы пробовали в путешествиях?
Михаил Кожухов: Самым странным были клопы. Есть два вида клопов – одни живут в мебели, другие — в саду. Эти садовые клопы воняют страшно. В Таиланде они большие. И пахнут еще сильнее наших. Но если их помочить, а потом пожарить, вроде, ничего. Запах проходит. Вообще, все эти членистоногие не очень вкусные. Единственное, что оставило приятное воспоминание – это паук, которого пробовал в Камбодже. И единственный был раз, когда я не смог себя перебороть. У многих народов – у нас на Севере, например, а также у масаев есть традиция – сырую кровь употреблять. Представляете, когда кровь с молоком перемешиваешь, она пузыриться, потом что-то там все делали грязными руками – тогда я подумал, что лучше не буду это пробовать. Столько раз уже рисковал своим здоровьем, но на это не отважился.
Виталий Аршук: Вы назвали свой кулинарный топ-лист, меня интересуют Ваши алкогольные предпочтения. Что Вы любите?
Михаил Кожухов: Я очень люблю фразу Уинстона Черчилля: «Алкоголь больше обязан мне, чем я ему». Я не алкоголик, я бытовой пьяница. Мне кажется, все у нас мужики после сорока лет не минуют эту дорожку. Я довольно много снимал про вино. Правда, в Южной Америке – в Чили, в Уругвае и Аргентине. Честно старался въехать в эту тему. Остался я при мнении, что в этом чуть больше игры, чем правды. Хотя у меня есть гипотеза, что мой, извиняюсь за выражение, органолептический аппарат может быть несовершенен. Когда меня спрашивают, чувствую ли я тонкое послевкусие цветов пачули в этом вине, я иногда делаю умное лицо, подтверждаю, что чувствую, и добавляю, что еще тут есть привкус красных фруктов.
Из архива Российского сигарного союза
