Ну, вот, теперь о рассказе как таковом. Вообще-то он детективный, так что раскрывать содержание – нет, нет, приличные люди так не поступают. Да и вообще, в литературе не содержание делает рассказ или роман, а что-то иное, эмоции – вот что. Литература, как и музыка – это запись эмоций, а прочее лишь техника дела.
«О чем» написано – это застывшая корка вулканической лавы. А вот «как» написано – это тот самый жидкий, переливающийся жар внутри, который отличает лаву от камня. Хемингуэя читали? Тот хорошо поразвлекался не то чтобы сухим сюжетом, а часто и как бы отсутствием сюжета, пустыми разговорами героев ни о чем – но все это время читателя потихоньку толкают к тому, чтобы тот заметил: внутри все очень горячо, сейчас прорвется на поверхность, и вы поймете, что же там все это время скрывалось.
Вадим Панов уже написал многое, он относится к авторам, которых плохие писатели пытаются занести в какую-то особую категорию – фантастов, и так избежать конкуренции с ними. И зря пытаются.
Давайте посмотрим, как рассказ этот сделан. Для начала – он о расчеловеченном человеке, собственно, уже о нелюде. Человек живет в том концлагере завтрашнего дня, что нам пытались навязать вот эти ковидизаторы, которые сначала ударили по миру страхом, потом начали предписывать нам всем жуткие правила существования. И вот герой рассказа, зовут Алекс, видимо – британец, американец, канадец… что-то в этом духе… он правилам подчиняется. Оставим в стороне вопрос, нравится ему это или нет. Конечно, не нравится. Никому не нравится такое. Но человек сломан.
И вот он даже у себя в ванной не столько моется, сколько входит в санитарную капсулу, брызгаясь затем какой-то санитарной гадостью, да и как же иначе – за ним даже там следит око Всемирной организации здравоохранения. ВОЗ у Панова правит миром, видимо, ООН и каких-то там государств больше нет, всем заправляет Совет безопасности не ООН уже, а ВОЗ. И контора эта реализовала китайскую мечту о присвоении каждому человеку социального рейтинга, в основном в зависимости от того, соблюдает ли он те самые санитарные предписания. Наш герой соблюдает все. И рейтин у него наивысший — БЕЗУПРЕЧНЫЙ.
В общем, ужас как ужас. Панов не первый в истории писатель, изображающий жуткий мир, которого не может или не должно быть – ну, вот Оруэлл самый очевидный случай, хотя далеко не единственный.
А раз ужас, то тут начинается литературная ловушка, вплоть до того, что возникают сомнения: а точно ли Панов писатель? Дело в том, что герои его общаются кондовым языком с дико ограниченным набором слов, и рассказ какое-то время движется вперед, будто прыгая по сухим, мертво постукивающим камням. Как прекрасный политический фельетон – годится, как литература – нет.
Но что вы хотите, если описывается, по сути, умерший мир, там и быть не может никакой жизни. Однако дальше выясняется, что не весь мир удавлен этой самой ВОЗ, есть нехорошие районы, видимо, Лондона, где санитарным нормам не подчиняются. И вот там — люди, они и говорят нормально, и их мир никоим образом не схематичен.
Более того, нормально в этом мире живет целая страна, называется она – Россия, и туда бегут некоторые герои рассказа. С одной стороны, это как-то со стороны Панова патриотически прямолинейно, с другой – да сколько раз я сам писал, что к нашей стране вся ковидократическая мерзость не сильно прилипает, даже когда ее пытаются ввести.
То есть выход – бегство в Россию — для нашего расчеловеченного героя есть, он просто не верит в него, как и в свои силы. И вот тут в тексте есть эмоциональный пик, который нам точно говорит: да, читаем мы не политический фельетон, а рассказ.
Как достигается нужный эффект: старым, проверенным и безумно действенным приемом — повтором. Мы говорили о том, что литература и музыка в сущности одно и то же, да? – так ведь и в музыке повтор есть самый простой и мощный прием. Кстати, если вы когда-нибудь учились на волшебника… ну, то есть, изучали всякие оккультные практики… то и там могли узнать, что повторы – штука сильная, в заклинаниях и не только в них.
И вот мы видим, что в какой-то момент сухой ритм повествования сбивается, и мы читаем: «Несколько мгновений… целых несколько мгновений Алекс Дабс колебался. Целых несколько мгновений он почти верил, что на планете остались места, где постоянная вакцинация не является обязательной. Целых несколько мгновений…».
Конец абзаца. И тут мы понимаем, что, да – это писатель. Вот с этой точки рассказ вдруг взмывает на эмоциональную вершину и несется вниз в свободном падении. До того описывался живой труп, несчастный робот. С этой точки мы видим, что все-таки немножко человек.
И еще: до этой точки неожиданного прорыва эмоций вам может показаться, что пишет беспощадный человек, а вам-то хочется, в наш бесчеловечный век, от литературы чего-то другого – доброты. И тут мы завершаем разговор цитатой. «Доброта в словах порождает уверенность. Доброта в мышлении порождает глубину. Доброта дающего порождает любовь».
Забыл назвать автора цитаты: Лао-цзы.
А теперь — сам рассказ.
