Минуло два дня. Мы успели неплохо освоиться в Домбае. Прижились в отеле, походу сменив номер, первый показался нам очень холодным. Я восстановил свои навыки катания на горных лыжах. Даже освоил «красную» трассу, которая начинается на 3000 метрах и куда везут двумя подъёмниками. Собирался и дальше оттачивать своё мастерство, но… 24-го на ужин Валико съела что-то очень острое, сугубо национальное… И ведь была же нормальная пища, кроме кавказской кухни с её харчо, лагманом и чанахами! Были же всякие щи-борщи и куриная лапша, картошка в горшочках, причём по доступным ценам, за тысячу обедали на двоих… И уж если очень хотелось чего-то национального, то, пожалуйста, на каждом шагу хычины – вкусные лепёшки с сыром и травами, а ещё и с мясом и даже с картошкой. Так, ведь нет! Нужно было наесться безумно острых томатов в собственном соку. И весь день 25-го Валико провела в номере на голодной диете. А я в солидарность с ней не поехал на гору и собрался пошататься по посёлку.
Во-первых, нужно было найти что-то простенькое на ужин для Валико, вроде обычных сухарей. Всегда, сначала огненные томаты в собственном соку, а потом пресные сухарики.
Во-вторых, я собирался послать своему питерскому корреспонденту открытку. Есть у меня традиция отовсюду посылать открытку замечательной девушке из Санкт-Петербурга. Из Палестины посылал, из Италии посылал, из Австрии… Из Домбая, конечно же, тоже было нужно.
В-третьих, нужно было купить каких-нибудь сувениров. Впереди 8 Марта, дни рождения коллег, аутентичные подарки будут востребованы.
Составив план действий, обсудив его с легкораненым коллективом, я пошёл на завтрак. Пока набирал в тарелку хлеба, ложки-вилки, наливал чай, — заявился кот Василий, питомец Кати, нашей симпатичнейшей администраторши. Заявился и тут же взялся заливать кровью всё вокруг: у него оказалась открытая рана на груди. Кому-то стало плохо, кто-то умчался за бинтами. Кота мы общими усилиями поймали, перебинтовали и отправили отлёживаться в холл на кресло. Весна. Вот и тянет парня на подвиги. Впрочем, всех нас тянет на подвиги…
Сухари я нашёл.
Открытки тоже. Даже почту нашёл. Выглядело почтовое отделение, как вагончик, им на поверку и оказалась. Там работали две женщины, одна из которых, увидев меня с открыткой, взялась ворчать, что обеденный перерыв, что «носит тут вас», но марки продала и открытку приняла, тут же влепив ей штемпель. Открытка, кстати говоря, оттуда непросто пришла, она прилетела! Это вам не Италия, откуда открытки целый месяц идут пешком.
Выполнив первые два пункта, я отправился на рынок за сувенирами и подарками. Пока толкался между рядами, покупая вязанные шерстяные носки с оленями и снегирями, глиняные чайники, сборы трав и варенье из барбариса и облепихи, в небе над Домбаем летали парапланы! Красивые. Яркие. И летали они подозрительно давно.
Я ходил на почту, а они летали, я покупал сувениры, а они летали, я пришёл в отель, а они летали, я шёл на обед в кафе, а они летали! И, чёрт побери, они летали не просто так! Ещё осенью в Подмосковье я собирался полетать на параплане, конечно же, в качестве пассажира, но не получилось. И вот… Они прилетели сюда! Надо только было выяснить, где же мне искать пилотов?
Пока ждал заказ в кафе, залез в интернет и нашёл в «ВКонтакте» номера телефонов неких Константина и Владислава, которые приглашали в небо над Домбаем. Оба номера ожидаемо не ответили. «Жаль, – подумал я, – а могли бы заработать денег…» Но пока я ел борщ, пришла смс-ка, что абонент Константин уже дважды звонил. Надо же! Чего же я не слышал-то? Я перезвонил.
Да. Эти парни летали. Да, это их яркие и красивые парапланы целый день соблазняли меня на отчаянный поступок. Более того, они сразу предложили мне подняться на гору, и прямо сейчас полететь. «Нет-нет-нет… – решил я не торопиться, – давайте завтра утром» – «Завтра, так завтра, – легко согласился Константин, – я часов в десять позвоню, скажу, лётная тут погода или нет».
Остаток дня прошёл без приключений, только уже вечером, когда я возвращался после ужина, навстречу мне попался все тот же Василий. «Голова повязана, кровь на рукаве». Кот не спеша, но целенаправленно шёл куда-то по своим серьёзным кошачьим делам. Геройский герой! Я позвал его, он сверкнул на меня злыми жёлтыми глазищами и продолжил путь. Я не стал его задерживать. Может, у них тут так принято, чтобы коты в бинтах ходили по своим делам. Вон перед этим на улице я встретил лыжника с перевязанной ногой и на костылях, никто же за ним не бежал и не пытался остановить из-за боязни, что сейчас он опять полезет на гору кататься. Вольному – воля…
Но я оказался неправ. При подходе к отелю, увидел волнующуюся толпу, а внутри неё мечущуюся и заламывающую руки Катерину:
– Ушёл! – кричала Катя, бегая по двору отеля и заглядывая во все тёмные тайные уголки. – Ушёл Вася! Ушёл стервец! Я же просила всех вас, не выпускайте… Не открывайте двери! Просила же!
Толпа молча сочувственно внимала.
– Катя, – поймал я за руку расстроенную женщину, – Катя, я его только что видел, он шёл по главной улице (Группенфюрер, Штирлиц идёт по коридору!)
Катя бегом подхватилась по улице в центр.
Мы нашли его, изловили и водворили на место в кресле. Он сердито ворчал, но, видимо, смирился со своей участью. Однако ночью снял бинты и ушёл к кошкам. Одним словом – Кот. Мужик! Мы все такие, вечно норовим снять бинты…
Вот зачем, спрашивается, мне эти парапланы?
После завтрака – завтракали мы уже вместе, Валико значительно полегчало – я в томлении вышел на балкон и, рассматривая утренний посёлок, стал нетерпеливо ждать звонка от Кости.
Посёлок Домбай стоит… в Домбайском ущелье, в ущелье реки… Домбай-Ульген, на высоте 1500-1600 метров. Посёлок с трёх сторон окружают трёх-четырехкилометровые горы. Самая красивая и отовсюду видная – Белалакая (3861 м). Её острый пик, покрытый ослепительно белым снегом, сверкает над Домбаем по утрам, а к четырём по полудни создаёт посёлку общую тень. Говорят, своё имя – Полосатая – гора получила из-за кварцевых полос разного цвета. Не знаю, я полос не видел. Зима. Снег.
Второй по красоте и тоже отовсюду видный – Пик Инэ. Если Белалакая имеет несколько асимметричную форму, то Пик Инэ практически идеальный тетраэдр.
С западной стороны реки возвышается необъезженная лыжниками залесенная гора Семенов-Баши (названа в честь нашего великого географа Семенова-Тяньшанского), с другой, восточной, Мусса-Ачитара. Это трехкилометровая достаточно пологая гора, на которой сосредоточены все подъёмники и зоны катания. Там я позавчера катался, оттуда, Бог даст погоду, мы сегодня полетим. Пока погода стояла хорошая, как и все дни перед этим: тепло, солнечно, безветренно. Но это внизу, наверху погода куда более самостоятельна.
В пять минут одиннадцатого мобильный замурлыкал.
– Алло, доброе утро!
– Доброе! Погода отличная, поднимайтесь.
– Еду! – и я дал отбой. Летим, значит… Летим! Летим!
– Валя, летим! – я ворвался с балкона и заметался по комнате, на ходу решая, что же такое надеть?! Всё-таки полет в горах… на высоте двух-трёх километров… февраль… полчаса без движения… О! А надену-ка я термобелье.
– Ты поедешь со мной? – я смотрел на Валико, натягивая лыжные штаны.
– Не… Я тебя на подъёмнике брошу. По рынку похожу… Тоже надо сувениров девчонкам купить… Ты же уже купил своим?.. девчонкам?!
За тридцать лет совместной жизни Валико привыкла к моим полётам и залётам.
На подъёмнике она меня чмокнула, и оставила. А я ей оставил свою банковскую карту. Мало ли… И уехал.
На гору можно попасть двумя разными очередями подъёмников старой и новой.
Старая очередь начинается маятниковой канатной дорогой, поднимающей с первого на третий уровень вагончиком вместимостью 35 человек. Третий уровень – 2270 метров. Далее, двухкресельный открытый подъёмник доставляет катающихся на четвёртый уровень (2500 метров), и там основная тусовка. Там множество прокатов и кафе, есть зоны катания для начинающих – «лягушатники» с бугельными подъёмниками. Народ катается, гуляет, загорает, пьёт чай и глинтвейн, ест хычины и шашлыки, причём плотность народонаселения такова, что никто не чувствует себя одиноко. С этого уровня стартует следующая двухкресельная канатная дорога на пятый уровень, на 3000. На пятом уровне тоже есть и кафе, и прокаты, и «лягушатник». С пятого начинаются основные лыжные трассы, и все они – «красные».
Новая очередь подъёмников – в настоящее время наиболее востребованная, — современная, скоростная, гондольная, восьмиместная. Её не надо ждать, когда она заполнится, она отправляется каждую минуту-две. Гондолы поднимают на третий уровень, откуда стартует современная шестикресельная канатная дорога, и она сразу поднимает на пятый уровень (помните, 3000 метров).
С пятого есть ещё один четырехкресельный подъёмник, который сначала спускается в седловину между пятым и шестым, а затем поднимается на шестой уровень (3168). В седловине расположен ещё один, высокогорный, «лягушатник».
Есть другие канатные дороги, но, кажется, все они старые и давно не работают.
Я поднимался новой очередью. И в 11:30 стоял на пятом уровне, на высоте трёх километров возле распорядителя полётов. Пожилой, похожий на индейского вождя, дядька организовывал желающих полетать на парапланах в очередь и одновременно следил за погодой в атмосфере.
– … я говорю Вам, мадам, если Вы отойдёте, а сейчас кто-нибудь из пилотов вернётся и будет готов лететь, я отдам Ваше место… – и, зажимая гашетку рации, без перехода наговаривал в микрофон, – 3000 метров, ветер в направлении Домбай-Ульген, один-три метра в секунду…
– Вы же авиация! – пыталась надавить дамочка. – У Вас все должно быть по часам!
– Как говорил один мой знакомый пилот, по часам у нас только похороны, а полёты у нас по текущему состоянию, – и вождь, довольный своей солдафонской шуткой, каркал простуженным старческим смехом. Мадам как ветром сдуло.
Но бесшабашных и смелых нас набралось уже три человека.
– Пилоты, у меня два пассажира точно, третий готовится…
– Хорошо, вождь, мы поднимаемся, – просипела рация.
Через пятнадцать минут на площадке пятого уровня собрались пилоты и тут же заспорили. Пока они на подъёмнике поднимались, налетел ветер, не очень сильный, пять-шесть метров в секунду, но самое неприятное, он все время менял направление и дул рывками.
– Я в такой ветер не полечу! Рванёт и кинет на скалы! – собирая в большую сумку параплан, оправдывался пилот с татарской внешностью. Глядя на него, я сориентировался, это Равиль, вождь несколько раз обращался к нему по рации. – Это ты, Костян, у нас такой крутой, а я пас! – продолжал он, обращаясь к молодому парню с рыжей бородой.
Третий, судя по всему, Виталий стоял в стороне, насвистывая какой-то мотивчик, курил и не ввязывался в спор.
– Зажрались вы, мужики… Всё бы вам только в штиль летать, – Константин повернулся к нам, и бегло всех оглядел. – Кто тут на длинный залёт?
– Я, – шагнул вперёд я, – мы с вами созванивались.
– Пошли. Выше поедем… Может, и ветер утихнет… Есть билет на шестой уровень?
– Сквозной.
Костя подхватил огромный рюкзак, а я схватился за сумку с парапланом.
– Я, вообще-то, привык сам… – глядя на меня, буркнул Костя, но сильно возражать не стал, когда я подтащил параплан к подъёмнику.
– Ты сегодня какой полёт делаешь? – я решил, что с пилотом надо бы на ты, дело такое…
– Второй будет. Первый сделал, как тебе позвонил, – Константин тоже не стал затрудняться в обращении. Вот и славно!
Мы взгромоздились на подъёмник и поехали на верхний уровень.
– Очень похоже на седловину Эльбруса, – я рассматривал ложбину между пятым и шестым уровнями.
– Ты там бывал?
– Тем летом. В июле.
– Моя 31 июля взошла. Каждый год восходит… А я тут десять лет… И все никак не решусь.
– А там некоторые слетают прямо с вершины…
– Некоторые слетают… – задумчиво повторил он и замолчал, ковыряясь с настройками какого-то прибора.
Ложбина между уровнями, действительно, очень напоминала седловину Эльбруса. Всё здесь было похоже. И горы, и солнце, и снег, и даже люди, которые лежали на снегу, только там они валялись от усталости, а здесь просто балдея, очередной раз кувыркнувшись на сноуборде или лыжах.
– …некоторые слетают, а я вот никак не решусь, – наконец-то отцепив что-то, оживился Константин. Он сунул прибор в карман и надел перчатки. – Приготовься, сейчас сходим. Приехали.
Мы подняли страхующую планку и соскочили с кресла подъёмника. Шестой уровень – 3168 метров. Небольшая площадка, с которой спускается «красно-чёрная» лыжная трасса, я по ней бы не поехал, по ней только взрослые пацаны катаются.
– А Эльбрус где? – я крутился на месте, оглядывая горизонт. Кому что…
– А вон он, – Костя, не глядя, ткнул рукой на восток.
Там вдали, за горной грядой возвышались две знакомые округлые вершины.
– Ты пока полюбуйся, я систему соберу. У тебя для фотоаппарата сумка есть на ремне?
Фотоаппарат у меня висел на груди, я пока ждал, делал фотографии людей и гор, гор и людей.
– Есть. В рюкзаке.
– Фотоаппарат в сумку. Её на шею. А рюкзак сюда давай, я его в багажное отделение положу.
– Квитанцию выпишешь?
– Выпишу… – Константин аккуратно раскладывал и расправлял параплан. Ткань ярко-красного цвета ложилась ровно, словно и не было никакого ветра. А его и не было…
– Ветра совсем нет, – удивился я, оглядываясь по сторонам.
– Тут всегда так: то есть, а то нет… – Костя уже крепил подвесную систему к параплану. – Иди сюда. Крепить тебя буду…
Подвесная система для пассажира была проще, чем на парашюте. Возможно, потому что на параплане не бывает таких рывков и перегрузок.
– Будешь сидеть у меня… – Костя затягивал ремни, – как король на именинах… Ну, всё! Разворачивайся ко мне спиной.
Я развернулся, Костя пристегнул меня к своей подвесной системе.
– Держи камеру, – Костя дал мне маленькую GoPro на метровом шесте, – держи так, чтобы она нас сразу снимала. Фильм снимет и двести кадров фотографий. Будет тебе память. Давай я тебе ремни пропущу за локти… Ага, вот так! А то один крыло не подниму. Вместе будем! Бежать будем вместе! Ага?! Как скажу «садись», сядешь. Готов?!
– Готов!
– 25 февраля 2015 года, 12:00, выполняю полёт с пассажиром, высота 3100 метров, ветер… э-э-э-э… один-два метра в секунду в направлении… Домбай-Ульгена, – наговаривал Костя параметры в микрофон. – Ну! Раз… два… три! Пошли!
Мы напряглись и сначала потихоньку, а потом все быстрее побежали под гору. Крыло сопротивлялось, но чувствовалось, как оно всё выше поднимается за нами.
