Не слишком-то дружелюбный, колкий ветерок развеивает в пространстве переменчивые окончания женских фамилий: «-иене», «-уте», «-айте»… так, что уже не собрать и не запомнить… Язык мягкий и немного «съедобный», как национальные картофельные клецки, щедро политые жирком, сметаной и обсыпанные шкварками.
Зачем мы тащим в этот город, нежно дремлющий с открытыми светлыми глазами, свои рубленные, жесткие доктрины модных сверхскоростных столиц?.. Стиль местечек, сел и городков — лаконичный, приятно-простой и чистый, как те три больших белых креста на самой вершине горы. Сейчас их иногда интерпретируют как три народа — польский, литовский и русский. Но народов там еще больше: евреи, белорусы, немцы, украинцы, татары… Стиль без излишеств, но не холодный заносчиво-стерильный, как некоторые районы германских городов или Хельсинки. Лаконичный в скромности и простоте, как свежие деревянные стружки или как свежий сыр, выработанный проворными белыми руками трудолюбивых женщин, которые между тем всегда — пани. Их грудной говор мягок, голос — никогда не кричащий, о чем бы они не говорили, их повадка — с достоинством, приятной вальяжностью и легкой шуткой непоколебимо- уверенной женственности.
Все здесь кажется самодостаточным, уже устоявшемся, не смотря на непростые времена перемен, кризиса, старания новой европейской провинции «догнать» преуспевающие западные страны. Молодежь, улыбчивая, но явно занятая учебой и своим прогрессивным ростом, выглядит совсем так же, как «здоровая» молодежь, например, в Париже — никаких перенаряженных в дорогие трэйд-марки девиц или избалованных юнцов с уже кислыми, не смотря на возраст, физиономиями, чего дополна в Москве.
Соль земли… Умение терпеливо и упорно взрастить, с достоинством и без лишней скромности сложить заработанную копейку и со вкусом потратить, — пусть немного, но кровные, честные, — с определенным шиком ирадостью хоть и не самых романтичных, однако довольно сентиментальных людей.
Местные жители, одетые практично и сдержанно, элегантно и без дорогой вычурности, ходят по чистым улицам несуетливо, но совсем не праздно. Понимаю, чувствую, что они такими были всегда. Зачем же было нарушать эту прохладную дрему, перепутывать эти высокие сосны и опрокидывать рыбные ряды, пытаясь ускорить бег их собственных, спокойных, но точных часов?.. Старинный, долго носивший сильный языческий окрас, настоянный на духе древнейшего племени балтов, замешанный на гордости Великого княжества, католический мирок, исторически замиксованный с православием и множеством других конфессий, все- таки по-детски перенял и черты «наших» десятилетий, — ухарство и раздолбайство. Садишься в такси — тут же, как выясняется, что ты из Москвы, на полную мощь радостно врубаются разухабистые российские песни «а-ля зэ ка», и даже манеры поведения меняются на, к сожалению, более «привычные» всем собратьям по бывшему соцлагерю…
Высоченная поджарая брюнетка с поступью пантеры — моя подруга — никогда не имеет недостатка в комплиментах. Она выглядит здесь — как острый нож стилетто в булке белого мягкого хлеба. Но очень изысканно и натурально, по-европейски, к чему всегда так беззаветно, так желанно, так изо всех сил стремилась эта маленькая страна. Пьет свой кофе в самом лучшем, респектабельном кафе уютного, красивого, как сказка, района «Старый город», из года в год, держа чашечку с такой же убийственной хрупкой грацией, с какой поворачивает руль изящными до легкой нескладности, бесконечными пальцами…
В обыкновенных фаст-кофейнях в меню все тот же «пластик», что и во всех мировых городах, плюс — … домашние сырники прямо со сковородки! Неровные по форме, тонкие, поджаристые, настоящие сырнички со сметаной. И в этом вся Литва. Как сметливая, прагматичная хозяйка, умеет быстро перенимать все новое и удобное, но сберегать все стоящее. Сочетать «достижения» глобализации, тонкость культурного европейского пространства и простой, вкусный, теплый домашний уют. Даже толстые вязаные шарфы, укутывающие прохожих на Гедимино в ветреные холодные зимы Балтики, выглядят на них не без эффектности.
В звуках местной речи слышу и славянские алгоритмы, подтверждающие долговременную историческую общность. Но и еще что-то, будоражащее на уровне инстинктов, природы, из глубины веков… И никаких более ассоциаций с другими языковыми мелодиками. Волосы дыбом становятся, когда узнаю, что языки этой группы признаны самыми архаичными из используемых сегодня… Больше того, — в своей группе именно литовский практически не претерпел изменений через тысячелетия своего существования. Мы — свидетели по сей день живого древнего языка восточных балтов! Западные разновидности его уже исчезли, ушли, унеся память событий, происходивших задолго до христианства, до нашей эры. Оставив нам только куски янтаря возрастом в десятки, сотни тысяч лет…
Мы смотрелись в янтарь, думая, что нам ничего не угрожает, а постепенно сами и увязли в тяжелой, вязкой коньячной слезе, как те скрюченные жучки… Сдались перед размеренностью неумолимо-требовательных балтийских сезонов, где всегда надо быть скурпулезно подготовленным ко всему. Как в грустнейшей и чарующе-страшной «Эгле, королеве ужей», потрясшей меня в детстве, — здесь нет счастливого конца у ненадежности и малодушия. Сила духа Вильны пребывает в неизменной, крепкой гармонии с этими неуправляемыми волнами и ветрами.
Балтийский ветер недолго уговаривал нас, — разметал кого куда, как дюны, раз мы так слабенько владеем Розой ветров… А город остался… Милый, который «никуда не денется», как бабушкин молочник, но одновременно уникальный — Роза ветров на перекрестке энергий и судеб. Идеальный штурман должен быть спокоен, как скала. Мне нужна сейчас эта спокойная выдержка и невозмутимое упорство. А так же смелость. Ведь смелость — не всегда значит идти на амбразуры. Иногда смелость — это умение выстоять неизменную рутину… Бесконечное море, и все те же волны, волны…
Виктория Радугина,
специально для Сигарного портала
фотографии представлены В. Радугиной
