Алексей Апальков, ведущий рубрики «Вы в каком полку служили?»: Сегодня расскажу историю про курсантов-летчиков, уснувших на своем боевом посту, и чем такой «промах» для них обернулся.
Шёл к концу второй курс обучения в училище. Лето, как водится, лётная практика в учебном полку. Летали мы на вертолётах Ми-2. По моему мнению, учебный вертолёт номер один для всех времён и народов. Эта неказистая на вид машина так удачно сочетала недостатки, присущие всем вертолётам, от лёгкого до тяжёлого, что лучше для обучения не сыскать. Курсант, освоивший Ми-2, уже ас. В дальнейшем, если и испытывал сложности при переучивании на другой тип, то только из-за одного — уж больно просто эта новая машина управляется.
Готовили нас по ускоренной программе, в сжатые сроки, но без сокращения объёма часов теории и налёта. И самое яркое воспоминание с тех лет — постоянное желание выспаться. Потому мы и «замыкали на массу» при первой же возможности, в любое время суток и в любых условиях. Даже когда с товарищем на правом сидении за второго пилота летали, и то прикорнуть умудрялись.
Инструктора тоже уставили, даже больше нашего. Попробуй, поучи группу из шести гавриков, когда + 30 в тени, а кондиционер в «двойке» не предусмотрен. Вот для снятия усталости один или два раза за лето поочерёдно одну из эскадрилий отправляли в профилакторий, одних инструкторов, естественно. С курсантами же поступали согласно правилу: воинская дисциплина в подразделении обратно пропорциональна количеству свободного времени у личного состава. Потому занятия, наряды, хозработы по полной программе.
Но и здесь можно было найти, где отдохнуть от трудов. Уж такое существо курсант — если надо, то и как летучая мышь спать приспособится. Взять хотя бы караул. Кто служил, знает, это сродни наказанию. А если нести караул на аэродроме, за пять километров от гарнизона? Да летом? И главное, начальник караула не офицер, а наш же брат курсант, только с сержантскими лычками. Так это же совсем другое дело! Здесь главное, чтобы начальство врасплох не застало. Потому, под неусыпным вниманием, нужно было держать единственную подъездную к аэродрому дорогу. Не так уж это сложно для 30 человек (примерно), тем более что посты караул на аэродроме выставляет только в ночное время.
А вертолёты? Да кому они нужны? Ещё попробуй, найди ночью в степи дурака, который через двойное колючее ограждение полезет с перспективой от нежданно проснувшегося часового пулю схлопотать.
В один прекрасный субботний день, когда солнце уже изготовилось нырнуть за горизонт, для охраны и обороны аэродрома прибыло одно бравое звено. Как водится, не раскачиваясь, приняли у предыдущего караула посты, сверили наличие техники, печатей (это вообще — святое) и отпустили сменщиков. После чего состоялся большой совет. Решали два вопроса: первый — организация не предусмотренного табелем постов наблюдательного пункта, второй — как организовать с этого пункта оповещение караульного помещения. Чтобы, как водится, услышав лай проверяющего, часовые оперативно разошлись по своим постам.
Предыдущий караул поступал просто: ставил двух часовых у въездных ворот, и едва на дороге возникал свет фар, по телефону связывался с караулкой. Да вот же засада, сгорел трансформатор, и аэродром остался до понедельника без освещения, а караульное помещение ещё и без связи с постами. Значит, оставалось одному из наблюдающих бежать посыльным, а это около километра. Да вдобавок от въездных ворот дорога просматривалась не вся, неровный склон, зараза. И учитывая скорость уазика в сравнении со скоростью курсанта второго курса — явно вырисовывался дефицит времени.
Выход был только один: увеличить дальность обнаружения угрозы. Но, увы, вышки здесь не имелось, только покосившийся постовой грибок. Вот здесь пытливым умам на глаза и попалась стоянка так называемой «шестой эскадрильи» (в полку по штату было пять). Как раз почти у КэПэПэ аэродрома, обособленно от других вертолётов стоял десяток «старичков» Ми-4. Некогда полк летал на них, пока на смену «керосинки» не пришли. Часть прежней техники утилизировали, а десяток, у которых ресурса ещё много было, законсервировали. Сделали, так сказать, мобилизационный резерв.
«Четвёрка» — машина сама по себе высокая, да кабина экипажа на ней под самым винтом. Понятно было, что если в неё проникнуть, то лучшей вышки и не найти.
Но легко сказать проникнуть, «старички» тоже и заперты, и опечатаны. Пусть на хранении, пусть устаревшая, но боевая техника. Разочарованные курсанты уже собрались покинуть не оправдавшую надежд стоянку, как кто-то чрезмерно любопытный на четвереньках не залез под днище одного из вертолётов:
— Мужики, а здесь, кажется, люк есть!
Толпа метнулась под вертолёт. И вправду, на гондоле стрелка имелся люк аварийного покидания. Чья-то нетерпеливая рука стукнула по нему кулаком, и тот совершенно неожиданно сорвался с места и глухо плюхнулся на траву. Сломали? Так было? Да какая разница, потом разберёмся! И все устремились внутрь вертолёта. Надо же посмотреть, подёргать, пощёлкать. Увы, обзор из кабины, несмотря на столь высокое размещение, много хуже, чем из уже привычной «двойки».
В своё время Ми-4 унаследовал от знаменитого во время войны истребителя двигатель. А вместе с ним и огромный лоб, закрывший приличную часть курсового сектора. Рассмотреть что-то прямо перед собой можно было только метров за сто. Именно эта особенность обзора и сыграет немаловажную роль в последующих событиях. А пока все удовлетворились тем, что теперь вся дорога под присмотром. Когда же любопытство было удовлетворено, первая пара наблюдателей заняла места в кабине, а остальные потянулись к караульному помещению. Там дела поважнее — ужин, сон.
И вот, в три ночи, выпало мне с товарищем наблюдение вести. Специально по двое решили ходить, чтобы разговорами друг друга ото сна отвлекать. Продрали глаза и поплелись на этот импровизированный наблюдательный пункт. Залезли через люк в вертолёт, я занял командирское место, а дружок на правом кресле устроился. Красота! Предыдущая смена уже успела в чашки сидений чехлов натаскать, сидеть вполне комфортно. Не только дорогу, штаб и то видно. И ночь как по заказу — ясная, лунная выдалась. Короче, незаметно и мыши не проскочить, а уж дежурному по части или проверяющему подавно.
Сидим, значит, бдим, всякие басни травим. Только время к четырём, а в это период организм, особенно молодой, уж дюже спать хочет, как ни борись. Да и выдохлись мы уже, всё переговорили, ничего в голову больше не идёт. Тогда мы стали воображать, что летим. Щёлкаем переключателями, рычаги дёргаем, гудим, имитируя рокот, ну как пацаны в отцовской машине. Кто бы со стороны видел. Ох, и зря мы это делали! Видать неосторожно взбудоражили дух давно уснувшей машины. И не знаю даже как, но мы не то, что уснули, в полудрёму какую-то впали. Ненадолго, минут на двадцать. И привиделось же мне за столь ничтожный срок не то видение, не то сон. Будто я лечу на этом вертолёте ночью, высоко, за облаками. Вдруг бац, двигатель заглох! Видать, падла-напарник храпеть перестал. А далее и того хуже, вырубилось всё оборудование, погасли приборы, падать мы стали. Надо срочно на авторотацию переходить!
Я ручку дёргаю, тяну шаг, жму педали, а они не подаются, заклинило. Прыгать? Так нет на мне парашюта. Такая меня тоска с ужасом обуяли, так жить захотелось. И тут я проснулся… Первое ощущение: ура, это только сон! Но едва я сфокусировал зрение…
— Мама, забери меня отсюда!
Был такой фильм, там герою сниться кошмар, а проснувшись он вновь в этом кошмаре оказывается. Вот такое у меня кино и вышло. Аэродром-то на возвышении стоял, а гарнизон в низине, в окружении русловых озёр и прудов. А для казахской степи перепад температуры между днём и ночью в двадцать градусов, плёвое дело. Вот и сел такой плотный, приземный туман за те минуты, что мы продрыхли. От самого носа вертолёта и покуда света луны хватало. Всё скрыл, зараза, и дорогу, и гарнизон.
Вот пред моими очами и предстала такая картина: звёздное небо, луна, сплошное поле облаков клубится, да тёмная кабина вертолёта и тишина в придачу. Леденящая сердце тишина вместо рокота двигателя. Я как увидел, так сразу шаг вниз, ручку от себя и левую педальку соответственно. Чтобы обороты винта не падали и скорость разогнать. Вернее пытаюсь это проделать без всякого успеха, всё колом стоит. Оно и понятно, вертолёт же на консервации, тяги в густой смазке, да и гидросистема же не работает. Это уже потом дошло. Запаниковал я. Так стал дёргать это проклятое управление, что дружок проснулся тоже. Потом мужики говорили, что я рычаг шага таки согнул. Врут гады, это так и было… Дружок в свою очередь вполне адекватно ситуацию оценил. Так же как и я.
— Сеть на аккумулятор переключай! — орёт. — И подсвет приборной доски вруби!
Я метнулся к электропульту и в который раз похолодел, на сей раз от осознания, ну не знаю, где этот электропульт. В этом же «динозавре» всё по-другому расположено. Одним словом, мечусь как белка в колесе, да всё зря. И тут случайно свой карабин задел, я его поверх приборной доски, перед тем как отрубиться, пристроил. Грохнулось это стрелковое изделие сорок седьмого года выпуска мне на ноги, больно, зараза. А у нас как пелена с разума слетела, вмиг поняли, что к чему. И тут же принялись хохотать, как два истерика. За этим занятием нас сменщики и застали. Мы, конечно, сгоряча им и рассказали. Поржали над нами товарищи с недельку, да и позабыли. Они позабыли. А вот у нас проблемы начались. Начал нам этот полёт сниться с полным довеском ощущений. И чем дальше, тем хуже.
Идти в санчасть? Так спишут к чертям, а то и в дурку упекут. И упекли бы, мы уже по ночам вскрикивать начали. Спас нас случай. Как-то, будучи в наряде по кухне, отрядили на хранилище солений, квашеную капусту получить. А там заведующим один дедок работал, словоохотливый такой. Разговорились, оказалось лётчик в отставке. Та ещё биография — начал на И-16 после войны на реактивные МиГи переучился, а когда медики ограничение влепили, на Ми-4 службу и закончил. Поведали ему о нашей беде. А с кем ещё поделиться?
Даже по секрету свои идеи рассказали. Найти бабку-знахарку, пусть пошепчет, молитву прочтёт. Засмеялся дед:
— Ерунда это, хлопцы, а не беда. А по поводу молитвы вы правы, поможет. Сейчас я для вас библию принесу, за три дня, если постараетесь, излечитесь. Жди.
С этими словами заспешил дед в свою подсобку. Переглянулись мы:
— Надо продумать, куда прятать будем, — говорю. — А то вдруг найдут, то всё — капец.
А тут дед вернулся, со свёртком. Ну, точно, библия! Только говорить стал загадками:
— Когда полк перевооружали, много их в макулатуру выбросили, а я часть сохранил. Знал, что пригодится.
С этими словами развернул дед свёрток, а там две книжки, но не библии, а инструкции экипажу Ми-4. Я сначала решил, издевается старик. А он на полном серьёзе.
— В этом, хлопец, ваше спасение. Вот выучите как «отче наш» работу с оборудованием кабины, где что находится, как запускать, как в особых случаях действовать, так ваша хворь и сгинет.
Принёс я книги в казарму, посоветовались с товарищем и решили: нам сейчас и соломинка подмога, да и вряд ли хуже будет. Учили тайком, чтоб никто не зубоскалил. И ведь помогло! Прав дед оказался!
Вот так и закончился тот беспримерный ночной полёт.
Я и сейчас храню ту инструкцию, она мне как талисман…
