Израиль, который есть, часть пятая

Записки афисионадо
День пятый С вечера легли рано, утром встали рано и бегом из дома. Жалко время терять. Утренний город сонный, пустой, трамваи, потренькивая для бодрости на остановках, смачно зевали широкими дверями. Поливальные машины, пофыркивая, умывали улицы и тротуары. Магазины спали, вчера они работали допоздна. Устали. А утренние кафе и почта уже открыты! Почта это важно. Почта это нужно. Отовсюду мы отправляем друзьям и родным открытки. Открытки мы купили вчера и даже подписали, но марки в Израиле только на почте.
  День пятый
  С вечера легли рано, утром встали рано и бегом из дома. Жалко время терять.
  Утренний город сонный, пустой, трамваи, потренькивая для бодрости на остановках, смачно зевали широкими дверями. Поливальные машины, пофыркивая, умывали улицы и тротуары. Магазины спали, вчера они работали допоздна. Устали. А утренние кафе и почта уже открыты! Почта это важно. Почта это нужно. Отовсюду мы отправляем друзьям и родным открытки. Открытки мы купили вчера и даже подписали, но марки в Израиле только на почте. 
  На центральном почтамте, как в банке, терминал с выдачей номера очереди, экраны с объявлением и окна, за которыми в рядок сидят не говорящие на английском операторы (или мне такая досталась). Но если умеешь сложить из пальцев фигу, и говоришь хотя бы на одном из мировых языков, договориться всегда можно. Марки операторша, отчаявшись объяснить мне, что к чему, наклеила сама, сама же (махнув рукой) отправила. 
  С открытками этими всегда квест. В каждой стране по своему. 
  Хотел я ещё доллары поменять на почте (у них там и такое можно), но для этого снова нужно было получить талончик и снова ждать. И деньги мы обменяли в обменной лавке по какому-то абсолютно грабительскому курсу. Лучше бы талончик взяли. Утренние обменники как-то по особенному жадны, наглы и беспардонны — голодные, наверное.
  Была у нас ещё одна инфраструктурная задача: пополнить проездные «Рав-Кав», но не вышло. Сами не разобрались, а люди, в виду своего абсолютного незнания великого и русского, помочь нам не смогли. Пробовали на английском, но для нашего английского нюансов и оборотов в вопросе пополнения транспортной карты набиралось слишком много. И мы решили: подумаем об этом завтра.
  Из обязательного духовного и туристического к посещению сегодня намечались Сионская горница, Гефсимания и Храм Успения Богородицы.
  Сионская горница – место последнего ужина Господа со своими учениками. «Ешьте хлеб, сие есть тело Мое. Пейте вино, сие есть кровь Моя, кровь Нового Завета за вас изливаемая». Начало Евхаристии, Святого Причастия. О-о-о-очень знаковое место.
  Горницу эту (а, по сути, церковь) построили в Средние века крестоносцы. Как себе представляли, так и построили. Позже её захватывали мусульмане и переделывали в мечеть Аль-Наби Дауд (пророка Давида), на первом этаже захоронение, считается гробом легендарного царя, да-да, там еще и такая реликвия, причём ещё со времён Христа. В 1948 года могила вместе с горницей перешла под к израильтянам и открылась как туристическая достопримечательность. Там так всё переплетено в Иерусалиме, так напутано… Англичане, с которыми мы пришли, молились и пели вслух, хотя израильский охранник на входе предупредил всех: не есть, не пить, не петь. Но что значит запрет, когда такой настрой? Я уже видел нечто подобное на восходе солнца на Горе Синай. Взлёт в душе, ого-го… А Гора та тоже, вроде, не та… Но как говорят, атеист это такой человек, который во всём видит отсутствие Бога, с верующими всё как раз наоборот. Объясните тому пожилому англосаксу, который не пел, а только тихо плакал, присев на ступеньки в Горнице, что это не та Горница и не тот Иерусалим. Или тому, которого мы вчера видели на крепостной стене, он стоял, сняв шляпу, волосы его развевались на ветру, а он на восток, во весь голос декламировал: «Have mercy upon me, O God, According to Your lovingkindness; According to the multitude of Your tender mercies, Blot out my transgressions.» («Помилуй меня, Боже, по великой милости Твое  и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои.») 50-й покаянный Псалом. Много странных людей туда приезжает. Но, честное пионерское, они мне ближе, чем любой наш русский атеист (простите меня, русские атеисты.) Хотя, одна моя хорошая и умная знакомая, как-то сказала: «А знаешь… Все мы русские верующие. Мы всегда уверены, что в какую бы задницу мы не угодили, Господь нам всегда поможет. Ни за что, просто поможет, и всё тут!» 
  В сувенирной лавке при католическом храме мы для внучки купили резанную из оливкового дерева скульптуру Святого Семейства. Наша Саша, в свои неполные четыре с половиной, как-то вдруг оказалась в теме Истории с Младенцем, что-то они там в саду изучают, и мы решили соответствовать.
От Сионской горницы мы пошли в Гефсиманию, в Гефсиманский сад. Где Господь после прощальной Тайной вечери молил Отца Небесного пронести чашу страданий. Помните: «Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня…» (Мк.14:36). Туда же Иуда привёл местную полицию. И оттуда Его, как великого преступника, под строгой охраной повели на суд. Сначала к первосвященникам. Потом к Пилату. К Ироду. Снова к Пилату. И на Крест…
  Дорога то взбиралась вверх, то спускалась вниз, снова вверх, а я всё думал, что Господь у нас был большой любитель прогуляться, Гефсимания от Сионской горницы как-то совсем не близко оказалась. А еще я свернул немного не туда… и теперь тащился сам и тащил за собой своего верного Санчо Панса (мою верную Валико) через «весёленькие» арабские кварталы. Хорошо хоть справа вид был более оптимистичный, справа весело свежела майская трава и листвой зеленела Кедронская долина, цвели персики, миндаль, вишня… или черешня? или что там у них? 
  Минут через сорок вышли к «городу Давида». Для евреев всего мира очень важное имя и очень важное место. Отсюда начался еврейский Иерусалим, началась столица древнего национального царства, и они едут: помолиться, поклониться и купить псалтырь (музыкальный инструмент вроде небольшой лиры). Мы только попили кофе, съели мороженного, сделали селфи на фоне замечательно красивой беседки с цветущей вишней, передохнули и снова двинулись вдоль Кедронской долины, вид которой радикально переменился: изумрудно-зелёный цвет весенней растительности вдруг стал пыльно-кремовым каменных гробов, изменился и настрой, теперь долина представала огромнейшим, древнейшим кладбищем. Даже пророки захоронены там. «…когда я пророчествовал, произошел шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с костью своею. И видел я: и вот, жилы были на них, и плоть выросла, и кожа покрыла их сверху…» (Иез.37:7-8). Так себе, скажу я вам, картинка. Но Иезекииль ещё и не такое видел и писал.
  В Гефсимании у нас было три достопримечательности. Сам Сад, куда же без него?! Католический Храм Моления о Чаше, иначе Храм Всех Наций (храм достаточно новый, построен на пожертвования верующих двенадцати стран в 1924 году после землетрясения). А ещё мы присмотрели русскую церковь на Масличной (Елеонской) горе. Но что она такое и как к ней добраться, мы не знали. Сад и Храм Всех Наций мы знали ещё со своего первого посещения.
  В Храме, когда мы туда пришли, завершалась месса. Итальянцы, а может быть испанцы, пели под гитару псалмы. Хорошо пели, брало за душу. Послушали, повздыхали, вышли из Храма, перекрестились и, пройдя мимо двухтысячелетних олив (их там восемь штук, по поверью они даже Христа помнят), отправились на поиски нашей церкви. 
  И, как водится, уже когда мы преодолели изрядное количество ступенек, вдруг выяснилось: идём не туда. А когда снова спустились и вышли туда, оказалось, что русский женский монастырь Равноапостольной Марии Магдалины уже, увы, закрыт для посещения, время перевалило за полдень, а монастырь паломников принимает только до 12:00. Мы вдохнули-выдохнули, пошевелили губами, улыбнулись, перекрестились на кресты монастыря и отправились в подземный Храм Успения Богородицы. 
  Очень важный для посещения храм. Греческой патриархии. Тихо и почти безлюдно, упаренные после хождения по горам мы присели отдохнуть. Тёмные лики святых, лампады, мраморный истёртый тысячами и тысячами ног пол. Я принялся рассказывать Валико… но тут к нам подошёл монах и на русском (русский монах?) спросил, были ли мы уже в гробнице Богородицы? Мы принялись ему объяснять, что, мол, сейчас, мол передохнем, и тогда… Но он просто сказал: идите сейчас, храм вскоре закрывается. Едва-едва успели. А могли бы, как апостол Фома, и не успеть… 
  Обязательную программу мы выполнили, пора было возвращаться в Центр, ближе к дому, время обеденное, и организм уже напоминал, что неплохо было бы чего-нибудь перекусить. Самым правильным представлялся путь в обход Старого Города, в самом Городе нас снова ждали коварные лабиринты. Однако ноги уже гудели, и мы, махнув рукой, решили: рванём насквозь! 
  Через Львиные ворота, по Дорога Скорби, мы прошли половину Старого Города за четверть часа. Неожиданно быстро прошли, ни разу не заблудились. Ободрившись, присели в кафе у весёлого гостеприимного араба. Думали взять чего-нибудь сугубо национального, курицу какую-нибудь в тандыре в кисло-сладком соусе с рисом или кебаб какой. Но не рискнули. Я не рискнул. А Санчо, простите, Валико, меня поддержала. Она одним терпением спасётся со мной. И мы остановились на пицце, и пицца у них оказалась отменная, правильная, вкусная пицца. 
  А после перекуса вдруг стало понятно, что спешить некуда. Мы спокойно вышли через Яффские ворота и отправились гулять по городу (по современному городу), вчера гуляли на юг, а сегодня ушли на север, вчера поднимались, а сегодня спускались, вчера был хасидский район, а сегодня вполне себе фешенебельный спальный. И что характерно для Иерусалима, все, абсолютно все дома снаружи обшиты ракушечником, будь то хоть трехэтажная развалина, хоть двадцатиэтажная хайтековская высотка. Тяжкое колониальное наследие англичан. Но что характерно, менять традицию никто не спешит, и, кажется, даже упорствуют в ней. Хорошие традиции нужно соблюдать.
  Заканчивали день под музыку. 
  Сначала на перекрёстке возле дома молодёжь устроила танцы с песнями (популярные английские вперемешку с национальными, еврейскими), а подыгрывал им хасид в круглой медвежьей шапке, настоящий хасид, с пейсами, бородой, в запылённом черном лапсердаке, он вдруг накинул на себя гитару и отжёг в стиле кантри… Чудны дела Твои, Господи…
  А на другой площади народ собрался вокруг уличного рояля. Из пластика и металла, не боятся ни жары, ни холода, они стоят на площади, и туристы, и местные, кто может и умеет, подходят, садятся и играют. А рядом еврейский молодой человек на виолончели. И так хорошо получается, так складно, что слеза берёт, и даже немножко завидно (не что складно, а что без пива и семок).
  Хорошо в Иерусалиме. Ей-ей хорошо. Но завтра в Назарет. 
  Великий царь, поэт и псалмопевец Давид
  Евреи народ музыкально одарённый. 
  В списке советских и российских композиторов и музыкантов мы легко сможем обнаружить целую россыпь еврейских звёзд первой величины: Рубинштейн, Энгель, Утёсов, Лундстрем, Гнесины, Дунаевские, Шнитке, Тухманов, Ойстрах, Ростропович, все «Виртуозы Москвы» вместе со своим бессменным руководителем и дирижёром Владимиром Спиваковым. И за рубежом приблизительно та же картина.
  Евреи одарённы поэтически. Мандельштам, Пастернак, Бродский, Барто, Маршак, Долматовский и… В мире хватает еврейских поэтов.
  А ещё артисты… Только телевизор включи.
  Талантливы евреи в искусствах. Весьма талантливы. А с чего всё началось? С Моисея и Аарона? С Иерихонских труб? С избранного народа? Но хочется вспомнить Давида. Легендарного царя, основателя династии из рода Иуды, талантливого военачальника, завоевателя Иерусалима, пророка, гениального поэта и, по всей видимости, музыканта, ибо его творение «Псалтырь» (из 150 псалмов, входящих в корпусе Библии, более 70 принадлежат его «перу»), так вот, «Псалтырь» своим названием обязан древнему еврейскому музыкальному инструменту, разновидности лиры. И совсем не думал ни о каком царском венце этот восьмой и младший сын простого еврея Иессея, да и как было думать, ведь когда пришёл пророк Самуил помазать его на царствие, Давиду было только восемь лет и он пас овец у своего отца. Но Бог знает, кого выбирать. Пройдя непростой, тернистый, жизненный путь (тут тебе и дикие медведями, и сражение с Голиафом, и война с палестинцами-филистимлянами, и конфликт со своим тестем царём Саулом), Давид стал царём и правил почти сорок лет. Кстати, история еврейского Иерусалима напрямую связана с его именем. Более трёх тысяч лет назад, точнее сказать невозможно, войска иудеев, разгромив племена иевусеев, заняли это древнее поселение. И Давид перенес в свою новую столицу на гору Сион еврейскую святыню – Ковчег Завета. С переносом связана замечательная история. Отношение евреев к Ковчегу было трепетное, даже прикосновение к нему каралось смертью, носили его исключительно потомки Левия – левиты. Даже смотреть на него без должного почтения не разрешалось. Но когда Ковчег внесли в Иерусалим,  Давид в одном льняном ефоде (накидке) на глазах у всего честного еврейского общества скакал, плясал и распевал свои псалмы перед процессией. Жена его, дочь первого царя Саула, увидав такой конфуз  — царь на глазах у простолюдинов чуть ни нагишом скачет, — выговорила ему, мол, недостойно царя поведение такое. Давид не смутился, пред Господом он готов был обратиться в кого угодно, хоть в шута, хоть в бедняка, хоть в помешенного, он любил и верил Господу, до последней черты верил. Верил, но умел и грешить этот странный, экзальтированный, но гениальный царь и поэт. И умел каяться! По сию пору 50-м покаянным псалмом замаливают грехи миллионы, да нет! миллиарды верующих последователей иудаизма, христианства и мусульманства. А написан псалом Давидом после страшной истории любви к замужней женщине: её соблазнения, убийства её мужа, рождения ребенка, смерти этого дитя и… раскаяния… Можно ли было простить такое? Господь простил. Господь всех прощает, кто искренне кается. Такова история великого псалма. А ещё 26, 33, 90, 17-я Кафизма, 138-й, вообще, нечто вечное:
  «Куда пойду от Духа Твоего, и от лица Твоего куда убегу?
  Взойду ли на небо – Ты там; сойду ли в преисподнюю – и там Ты.
  Возьму ли крылья зари и переселюсь на край моря, –
  и там рука Твоя поведет меня, и удержит меня десница Твоя.»
  Эстафету Давида принял его сын Соломон. А потом великие пророки Исайя, Иеремия, Иезекииль, Даниил, а за ними евангелисты и первоверховный апостол Павел, да, тоже еврей, его ода Любви 13-й главы Первого послания к Коринфянам достойна любого псалма великого царя.
  «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, 
  а любви не имею, 
  то я – медь звенящая или кимвал звучащий.
  Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, 
  и имею всякое познание и всю веру, 
  так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – 
  то я ничто.
  И если я раздам все имение мое 
  и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, 
  нет мне в том никакой пользы.»
  Их было много талантливых поэтов и музыкантов евреев, и уже в наше время сверкнул Бродский:
  «Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака, 
  на лежащего в яслях ребенка, издалека, 
  из глубины Вселенной, с другого ее конца, 
  звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца.»
  Кто ещё так сможет?
   Валерий Лаврусь
Оцените статью