Капил Кхурана член Кемеровского сигарного клуба.
Капил Кхурана: Инженер, военный, врач – самые престижные профессии в Индии. Я последовательно попробовал все. Сначала поступал на инженерный факультет, но там был конкурс — 10 000 человек на одно место.
Андрей Лоскутов: Секунду, — десять тысяч?!
КК: Да – инженер это очень престижно. Потом я решил попробовать в армию. Но в это время в армию пытался поступить мой брат Дипак. С армией у нас не просто – сложные собеседования. Два он прошел. На третье собеседование маме звонит тетя и говорит: «Дипак прошел». Мама тут же связывается с приемной комиссией: «Фамилию Кхурана видите в списке?» — «Да» — «Ее не должно там быть».
АЛ: А твоя мама обладала специальными связями в армии?
КК: Папин старший брат — генерал-майором. Этот дядя-генерал по просьбе мамы не пропустил брата в армию. А мама сказала мне – если я пойду в армию, со мной будет то же.
АЛ: Сколько в вашей семье детей?
КК: Нас двое – Дипак и я.
АЛ: Всего? Это так полагается у браминов?
КК: Нет, но в современной Индии средний класс – двое детей, не больше.
АЛ: То есть твоя армии заканчивается, не начавшись. Что дальше?
КК: Я решил поехать учиться в Россию, тогда — Советский Союз. Мне нравились русские сказки, тогда наши связи Индия-СССР были тесными, а советское образование очень в мире котировалось. Когда я сегодня приезжаю в Индию и сравниваю знания моих кузенов и кузин – они учились в Индии, — я вижу: мои на порядок круче.
АЛ: Ты говоришь — русские сказки повлияли на твой выбор. Как-то не очень серьезно это звучит…
КК: Мамин старший брат поехал в Америку, год там проработал, добился успехов и вернулся обратно в Индию. Причина – разные менталитеты. Мы с вами гораздо ближе, чем с американцами. Когда я приехал в Россию, мне надо было, например, перевезти мебель, друзья сразу организовались: так, когда переезжаем? Взяли бутылку водки, и мы всё быстро сделали вместе. В Америке такое невозможно. И в Европе. Если ты можешь выбирать, то нужно выбирать то, где тебе будет психологически и эмоционально комфортнее… Я выбрал Россию. Но выбрал тогда, когда уже времени не оставалось. Мои документы не готовы. Сижу дома, папа приходит, говорю, есть неделя до вылета, потом группа улетит. Он попросил дать ему три дня.
АЛ: У папы был свой генерал? Или он сам был генерал?
КК: Папа был одним из руководителей энергетической компании. А дядя мой, мамин старший брат, был его начальником, сейчас он советник Министерства энергетики по углю. Через три дня папа приносит письмо из Министерства энергетики СССР: приглашаем такого-то учиться… Все, с этим письмом все двери открыты. Я прилетел в Москву 9 сентября 1991 года, нас отправили на год в украинский Львов на курсы русского языка. Потом я вернулся в Москву на перераспределение.
АЛ: Сегодня это звучит необычно – поехал на Западную Украину учить русский язык. Но ты тем не менее видел один из самых красивых городов Украины…
КК: И девочек-хохлушек. Красивые они. И русские красивые. В Европе же они всех своих красавиц поубивали, сожгли — ведьмы, инквизиция, так же было?
АЛ: Было. Более ста тысяч сожгли на кострах.
КК: А в Москве, когда вернулись изо Львова, – приключение. Нам говорят: российская компания, которой вы заплатили деньги за обучение в России, с вашими деньгами умотала в Америку, возвращайтесь обратно.
АЛ: 1991 год – веселое время. Но я не очень понял, кто кому заплатил? Разве вы учились не бесплатно?
КК: Нет. За меня заплатил папа индийскому агенту, а тот – агенту русскому. Многие вынуждены были уехать обратно, был конфликт, потом опять вмешался папа, и нам – двум оставшимся – предложили Кемерово. Я звоню маме, она смотрит по карте: Сибирь – ссылка. Она плачет, просит вернутся, говорит, что направит меня в Лондон, обо всем она договорится. Я сказал, что не вернусь.
АЛ: А почему, кстати?
КК: Мне и раньше предлагали – езжай в Америку, в Европу, зачем все эти сложности? Но я хотел решить всё сам, иначе всегда за тебя всё будут решать другие. Если бы я не уехал, я бы не стал личностью. За меня бы всегда всё решали, я этого не хотел. Потом мама звонит, говорит – ну, хорошо, не хочешь в Америку, не хочешь в Англию, давай на Гоа, там хороший медицинский институт. Я сказал: еду в Сибирь. В конечном итоге, маму согласилась на компромисс: «Езжай, через полгода мы тебя обратно в Москву заберем». Отпустила. Прилетаем мы вдвоем в Кемерово 7 января. Это пипец, что было. Нас никто не встретил, никто не знал, что мы приедем. Какой-то таксист нас подбирает, мы в летней обуви, в пальто. Он спрашивает, куда нам, а мы понятия не имеем. Начинаю соображать, говорю, у вас тут медицинский институт есть, нам в общежитие. Поехали в одно общежитие, в другое, там нашли своих, заселились. Это смешно вспоминать. А в комнате, когда заселились, — холодно, дует, друзья приходят, говорят, надо щели в окнах затыкать. Как это?! Зачем это?! Я взял одеяло, где-то нашел гвоздики, окно забил, в комнате темно, зато немного теплее.
АЛ: Потом вы начали конопатить окна?
КК: Да. Как все. Ватой, бинтами. Чем мне нравится русские – тем, что сразу помогли. И объясняли, что, заходя в комнату, надо разуваться и пол самим мыть.
АЛ: Это был Кемеровский медицинский университет?
КК: Да, тогда — институт. Я сразу решил – на стоматолога. Но в вузе не поверили, решили, что кто-то где-то ошибся, потому что на стоматолога никто в Россию не приезжал учиться. Я настоял, перевели.
АЛ: Почему — стоматолог?
КК: На семейном совете обсуждали, что со мной делать. Родители говорили, что я косячник, учиться толком не буду, в бизнес мне нельзя, это не для нашего круга, хотя дедушка был крупным бизнесменом в Индии. На врача, говорили, я тоже не тяну, там надо много учиться. В общем, решили: стоматология – и статус врача, и финансовая независимость, и никто ночью не позвонит и не скажет, что срочно нужно в клинику.
АЛ: Какое-то противоречие в твоем рассказе. Сначала ты сказал, что хотел быть самостоятельным. Но с другой стороны, ждал разрешения от мамы, следовал решению семейного совета. Как это понять?
КК: Очень просто. Хотел самостоятельности, но не ценой маминых слез. Я не хотел бросать семью. Не хотел идти против. Я должен был их убедить. Я мог много спорить, но обидеть не мог.
АЛ: Полгода прошло. Мама отпустила тебя на полгода. А что дальше?
КК: А дальше мы присмотрелись. Все комфортно, хорошо, маленький город, восемь индусов, больше иностранцев нет. Поговорил с мамой, сказал, что все устраивает. Холодно, да. Но холод – это больше психологический фактор. Так и решили остаться до конца учебы. В 1997 году я закончил стоматологический факультет, потом год ординатуры. И снова поднялся вопрос, что надо ехать в Москву, но опять не поехал. Круг друзей уже был в Кемерово.
АЛ: Как сложилась судьба тех восьми индусов – выпускников Кемеровского меда?
КК: Вернулись в Индию, как только получили диплом. Один сейчас профессор медицины в Коннектикуте, у другого клиника в Индии… 13 января 2019 года, спустя 20 лет, мы соберёмся на Гоа.
АЛ: Все улетели, ты остался один. Судя по тому, что у тебя два офиса – в Кемерово и Новосибирске, что к тебе едут пациенты со всей Сибири, даже из Краснодара прилетают, — ты крутой доктор?
КК: Не крутой, просто упертый.
АЛ: Не знаю, как ты воспринимаешься в родной Индии, но с нашей русской точки зрения – ты красавец, многие думают, что ты болливудский киноактер. Наверняка, у тебя было много романтических знакомств в России. Есть, на твой взгляд, что-то особенное в русских девчонках, помимо красоты?
