Сегодня Сигарный портал публикует третью и заключительную часть транскрипта вечера с путешественником Константином Куксиным. Первая – здесь, вторая – здесь.
Андрей Лоскутов: Чукотка – край богатый, мы знаем, что там есть золотоносные ручьи, речушки. Малые народы как-то к этому приобщались?
Константин Куксин: На Чукотке золото есть. И сейчас крупнейшее месторождение – рудник Валунистый, который дает основную часть нашего запаса золота. Чукчи называли золото презренным металлом, не понимали его предназначения. Вот железо они ценили, потому что из железа можно сделать оружие, например. А из золота что? Золотой лихорадки там никогда не было, в отличие от Аляски, потому что все-таки русские помягче, не такие жадные, а чукчи золото без особой охоты добывали, а промышленная добыча началась только во второй половине ХХ века.
Эдуард Сухарев: Мы знаем, что индейцы курили трубку мира. Расскажите, пожалуйста, нам, членам сигарного клуба, развита ли в кочевых племенах культура табакокурения, где и что курят?
Константин Куксин: Я общался с индейцами, скоро снова уезжаю к своему наставнику – Серому Орлу в Штаты. Мало кто знает, что те самые индейцы с перьями и томагавками не знали табака. Табак привезли белые. Индейцы же курили кору красной ивы. И мне они говорили, что это было очень полезно.
Андрей Лоскутов: Надо попробовать, друзья (смеется).
Константин Куксин: Да, попробуйте. Но она горчит очень сильно. Но вылечивает болезни. Ну и потом, курение у индейцев – это не курение, а длительный обряд: после долгой молитвы, индеец начиняет трубку смесью табака и красной ивы, делая это, он как бы мысленно всю вселенную помещает в чашечку трубки – животных, растения, звезды, затем раскуривает. Вместе с дымом поднимается и его молитва, он вдыхает и выдыхает этот благодатный дым, и вселенная входит и выходит из него.
Андрей Лоскутов: Это индейцы. А наши кочевые народы — каково их отношение к табаку?
Константин Куксин: У наших табак очень ценился. Потому что, представьте, что значит, привезти табачок на Крайний Север. В основном это была махорка, были табакерочки и самокрутка. Но эвенки и чукчи любили себе делать трубки. Из дерева вырезали кривую трубочку, которой потом пыхал старик. Обычно табак могли позволить себе только взрослые мужчины – молодежи не то чтобы нельзя было, просто денег не хватало на это.
Андрей Лоскутов: Старые женщины курили? Могли себе это позволить?
Константин Куксин: Старые женщины, конечно, могли курить, если дедушки у них богатые. Лучше расскажу на примере монголов, калмыков, бурят – у них есть длинные-длинные трубки, и есть нюхательный табак. Только мужчина старше сорока лет имел право курить или нюхать табак, потому что он считался взрослым. Конечно, это соблюдается в степи, в Улан-Баторе молодежь курит. Но если молодой монгол видит, что идет незнакомый старик – тут же сигарету бросит, потому что стыдно. А женщинам можно было курить только после окончания детородного периода.
Вообще, если говорить о современных кочевниках, самые любимые у них табачные изделия – сигареты «Беломор» и «Тройка».
Эдуард Сухарев: Ненцы курят сейчас?
Константин Куксин: Моя бывшая студентка Саша, впервые попавшая на Север, сейчас она ведущий специалист по ненцам Ямала, выучила ненецкий язык, создала кочевой детский сад. Скоро она вместе со своим мужем поедет на год в тундру. Они целый год будут жить в чуме, ходить в меховой одежде и кочевать. Я сам такого никогда не делал. Наш музей через радиостанцию будут освещать все с мест событий, может быть, в прямых эфирах. Так вот, ее муж – заядлый курильщик, а семья, с которой они будут кочевать, – вообще не курящая. И он задумывается о том, чтобы бросить, потому что взять с собой на год сигарет – невозможно.
Андрей Лоскутов: А каково Ваши личное отношение к табаку?
Константин Куксин: Я курю.
Андрей Лоскутов: Что?
Константин Куксин: Сигареты, редко трубку, иногда сигары.
Андрей Лоскутов: А какие сигареты? Что берете с собой в путешествия?
Константин Куксин: Где-то я курю местные сигареты, когда ми заканчиваются. А трубку редко. Индейская трубка у меня есть, там специальный американский табак от индейцев, который я курю, проводя обряды.
Андрей Лоскутов: Там Вы курите в чуме? Или вне?
Константин Куксин: Если мужчины курят в чуме, я курю в чуме. Если есть маленькие дети, я не курю в чуме. Если сам хозяин не курит, но его гость курит, значит, он разрешил курить в чуме, потому что гостю нельзя отказать. Тяга у печки хорошая, можно покурить и в чуме.
Андрей Лоскутов: Но при минус 40 или даже минус 20 градусах курить на улице вряд ли в удовольствие?
Константин Куксин: Кошмар. Я в чуме жил с Гаврилой, мы с другом курили…
Андрей Лоскутов: А сам Гаврила курит?
Константин Куксин: Нет. Он вообще очень правильный ненец – не пьет, не курит, знает легенды, сказания. Сыновья его тоже не курят, он их хорошо воспитал. Мы с другом выходили из чума покурить. Так вот, когда вы курите при минус 40 градусах – из сигареты вытекает деготь. Капает черная смола – это отвратительно.
Никогда не забуду, когда мы приехали на Ямал, было минус 42 градуса. Мы с поезда вышли, а что, парни молодые, — решили по пивку. Взяли две бутылки, но не смогли его допить, потому что пиво замерзло – мы пили, а горлышко замерзало, замерзало и замерзло совсем.
Артур Шиляев: Немного назад вернусь, зашла речь о том, в каком возрасте люди начинают курить. Интересует вопрос, сколько вообще эти народы живут. Я не знаю, правда это или нет, хотя я там жил, но говорили всегда, что у нганасан крайне короткий средний возраст. Сейчас они вообще существуют?
Константин Куксин: Нганасаны есть. Их 2000 человек. Совсем немного. Им не повезло. Их и так было мало, они — охотничий народ. А охота не так надежна, как оленеводство. В общем-то, сейчас они охотой не занимаются, живут в поселках, но поселковые живут мало, по понятным причинам – нет работы, это стресс, алкоголь, поэтому возраст небольшой. Но так, как спилась русская деревня, народам кочевым до этого далеко, поверьте. Особенно северные губернии, где нужно много вкладывать в землю, – Костромская, Вологодская – это катастрофа. А так, в целом средний возраст северных народов чуть меньше среднероссийского. Но есть долгожители. Скажем, баба Аня, мама Гаврилы, ей под 90 лет было, когда она умерла. И возраст 70, 80 лет – это нормально, и тогда люди еще ведут активную жизнь, а не стоят в очереди за таблетками, — они пасут оленей и кочуют.
Еще есть одна проблема, снижающая средний возраст на Севере, — гибель молодых мужчин, потому что жизнь опасна. Каждый год я, к сожалению, узнаю, что кто-то из знакомых погиб – кого-то разодрал медведь, кто-то ушел под лед со снегоходом. Это тяжело, но это жизнь. Возраст 40-45 лет – наиболее опасный для мужчины. Почему? Потому что до этого рубежа мужчина более осторожен. А потом уже наступает расцвет, когда он уверен в себе, иногда чересчур. Недавно погиб на Чукотке Толя, наш бригадир. Опытнейших человек. Вернулся в ярангу за продуктами, ружье оставил на снегоходе, зашел — а там медведь.
Артур Шиляев: Вопрос опять же по таймырским народам, как раз долгане, нганасане, эвенки, ненцы – это все народы одной группы или разных?
Константин Куксин: Ненцы, нганасане – самадийцы. Долгане – это смесь разных групп, а эвенки – это тунгусы.
Андрей Лоскутов: Кстати, чумы дорогие? Если прикупить…
Константин Куксин: Чумы очень дорогие.
Максим Николаев: Я так понимаю, что музей – это собрание уникальных исторических культурных артефактов? Есть ли какая-то вещь, которая Вам особенно дорога и с которой что-то связано?
Константин Куксин: Сначала расскажу как выглядит московский музей. Он под открытым небом. Это не помещение. Это чумы. Внутри жилища – обстановка, как и в реальной жизни. Единственное современное – датчики движения, противопожарная сигнализация, отопление электрическое, не все же печки топить в центре Москвы. Конечно, есть много артефактов. Дороги все.
Максим Сухарьков: Можно ли к вам в музей привести детей?
Константин Куксин: Нужно. Вообще, в детстве я музеи терпеть не мог, потому что это все под стеклом, ничего трогать нельзя. И я решил создать музей, где ребенку было бы интересно, где все можно трогать. Обычно за два часа экскурсии люди забывают о том, что они в Москве, погружаются в эту атмосферу. Так что, с первого класса можно приводить.
Андрей Лоскутов: Девушки ненецкие симпатичные? Или очень сильно на любителя?
Константин Куксин: Может, и на любителя… Ненки мне нравятся больше, чем хантыйки, но самые красивые – чукчанки, просо супер. Я не могу это объяснить, но мужчины, наверное, поймут: пластика, совершенно звериная пластика движений. Ни один нормальный мужчина мимо чукотской женщины не пройдет. Сколько примеров того, что парень уехал на Чукотку на вахту, женился на местной красавице, остался там жить. В чукчанках что-то невозможное и невероятное. Ненки любят флиртовать, но дальше флирта никогда не зайдет. Хантыйки же очень чопорные и целомудренные.
Это вам такие нюансы, на тот случай, если захотите пококетничать с местными девушками, но помните, что у их братьев и мужей на поясе висят огромные острые ножи (смеется).
А еще – есть такое выражение: «сесть на край ягушки». Ягушка – это женская шуба. У хантов считается, если чужой парень сел на край шубы девушки, он просто грязно домогался ее и обязан на ней жениться. Поэтому будьте осторожны (смеется).
Андрей Лоскутов: Реально мужики могут за свою девушку и ножом воспользоваться?
Константин Куксин: Народы Севера все-таки очень мягкие, за исключением чукчей, в которых чувствуется воинственность. Они мягкие, покладистые, но могут с ними быть проблемы. Пожалуй, в тундре нет – все превратят в шутку, а в поселке могут собраться толпой молодые парни и навалять.
Эдуард Сухарев: Город там есть Анадырь, Вы были в нем?
Константин Куксин: Местные про него говорят: «Среди разных прочих дыр есть столица Анадырь». Я люблю этот город, он волшебный. К сожалению, аэропорт находится с другой стороны Ямала, поэтому несколько месяцев в году туда вообще попасть невозможно, а сам город пешком проходится за 15 минут. Попасть туда можно только с разрешения ФСБ, там никаких проблем, никакой торговли, три дня там прожил – всех в лицо знаешь. Коренного населения 7500 человек. По всем российским законом, Анадырь не может быть городом, но он центр огромной территории.
Гость: Говорили мы о рождении, о смерти, а как вообще там время ощущается?
Константин Куксин: Отличный вопрос. Я отдельно исследовал понятие времени у разных народов. У нас время линейное – есть прошлое, настоящее, будущее. У кочевников время замыкается в кольцо. Времени, по сути, нет. Это культура циклического времени. Нельзя никуда опоздать, потому что некуда спешить. Все повторяется. Чтобы стать хорошим человеком, надо быть похожим на отца, деда, а еще лучше на какого-нибудь легендарного предка. У них нет проблемы отцов и детей. У нас получается так, что мой опыт уже будет не нужен моему сыну, потому что устареет за счет стремительного развития цивилизации. Отсюда проблемы, воспетые еще нашими классиками. У них этого нет, потому что ничего нового не изобрели, все повторяется, традиции оттачиваются – чем лучше получилось у отца, тем более успешным оленеводом станет сын. Вот разница между цивилизацией и традицией.
А у ненцев еще очень забавный календарь – у них два года в нашем одном. И календарь в виде восьмерки – год зима, год лето. И центр восьмерки – это обычно точка перехода через реку Обь. У них говорят так: «Это случилось в год зимы, когда у кого-то там родился старший сын…». Они никогда не скажут о том, что это было в 2008 или 2015 году. У них событийное время – «это произошло тогда, когда приходил умка (медведь)». И так далее.
Андрей Лоскутов: Есть какие-то вещи, привычки, от которых Вы отказались, побывав там?
Константин Куксин: Есть. Я стал немного иначе относиться ко времени. Как-то один мой друг приезжает в Москву. Представьте работу директора музея – звонки, встречи, какие-то еще дела, я бегаю, переживаю. А друг спрашивает:
— Ты что суетишься?
— Понимаешь, у меня еще одна встреча через полчаса, а тут люди…
— А ты представь, что пурга, метет пурга… Три дня из яранги выйти нельзя. Садись и думай.
Я сел и задумался, куда же мы все бежим. И теперь, если меня совсем дела донимают, я сам себе говорю: «Пурга». Успокаиваюсь, останавливаюсь. Этому меня научили оленеводы.
Гость: Как избирается шаман? Проводится ли какие-то ритуалы?
Константин Куксин: Нельзя просто так взять и сказать: «все, хочу быть шаманом, дайте мне учителя». Шамана выбирают духи. Обычно это происходит так – к парню или девушки приходят по ночам духи, начинаются страшные видения, подросток превращается в инвалида – попытки самоубийства, нежелание жить, апатия. У нас такому подростку обычно ставят диагноз шизофрения и отправляют лечиться. А в тундре понимают: это духи. И отправляют к шаману.
Шаман, погружая этого несчастного ребенка в глубочайший транс, по сути, сопровождает душу через немыслимые испытания – душа молодого шамана, умирает, воскресает, проходит через страдания, и он становится сверхчеловеком, призванным служить своему народу. То есть все мои друзья шаманы говорят о том, что это тяжелое служение. Как вообще отличить настоящего шамана от нешамана? Настоящие шаманы не имеют права брать деньги за свою работу. И все мои знакомые шаманы обычно очень скромные люди. Если вы туда приедете, никогда не поймете, что перед вами шаман – оленей пасет, рыбачит, а в свободное время спасает свой народ от всяких проблем.
Андрей Лоскутов: Есть не только шаманы, но и «шаманки»?
Константин Куксин: Как чукчи говорят, женщина рождается шаманкой. Женщины склонны к мистическому восприятию мира. Но никогда духи не призовут женщину на служение, если у нее есть маленький ребенок. А на Севере рано выдают девчонок замуж, они рожают детей, пока могут рожать. Поэтому духи не призывают.
Эдуард Сухарев: Там большие семьи?
Константин Куксин: Да, большие – пять-семь, восемь, двенадцать детей.
Эдуард Сухарев: А Ваши дети уже были на Севере?
Константин Куксин: Детей я таскаю, но недалеко. У меня принцип — ребенка не мучить. Моему старшему сыну только 12 лет, он готов поехать, но он такой привереда в еде! Как-то мы в поход пошли. Как настоящие маленькие индейцы. Я расковырял им кору, достал личинку – личинки жуков они вкусные, смолой отдают и протеина в них много – и съел. Сын два дня вообще есть ничего не мог. Но он это преодолеет и сможет путешествовать, если захочет, конечно.
Андрей Лоскутов: Хороший папа (смеется)… Чукчи жен своих бьют?
Константин Куксин: Ни разу не видел. Вообще, в семейных отношениях проявляется сдержанность – каждый знает свое место: жена знает, что она должна делать точно так же, как делала ее мама, бабушка и так далее. Муж знает свое. Они немногословны. На первый взгляд кажется, что любви никакой у них нет – встретились, поженились, детей нарожали. Но это только на первый взгляд. На самом деле в их сердцах такие же страсти, как и у нас.
Мне Гаврила, старик, рассказал, как был он влюблен в поселковую девочку. Такая была большая любовь, но мать Гаврилы запретила ему даже думал брать в жены поселковую. Другая любовь была у Гаврилы – Дарья, самая красивая девчонка в Тундре. Он в нее влюбился без памяти, а она его прогнала, потому что считала, что он сирота, без отца растет, а к ней богатые женихи сватаются. Увидев его страдания, мать сама поехала в соседнее стойбище, сама нашла ему невесту. Они поженились, прожили вместе всю жизнь. И вот они должны спустя много лет встретиться — Гаврила везет меня к Дарье, которая должна мне сшить шубку для музея. Мы к подъехали, он меня ссадил и говорит — иди один. Прошло лет 50! А ему на нее смотреть больно. Вот вам любовь на Севере. Они такие же люди, как и мы. Вообще, чем больше я путешествую по миру, тем больше понимаю, что мы все похожи. В музее я говорю о маленьких отличиях – одни кочуют, другие живут оседло в избах или в домах-высотках, но гораздо важнее то, чем мы похожи…
Фоторепортаж Ульяны Селезневой
Видеоролик Сергея Борисова
